Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории
Однако период победоносных екатерининских войн завершился, а императрица ушла в небытие, оставив Россию в довольно плачевном состоянии. Ее сын, император Павел, принялся наводить в государстве порядок. Работа это была титаническая, к тому же затрагивала интересы высших слоев общества. Государь хотел, чтобы все подчинялись закону — вне зависимости от чинов, титулов и заслуг.
Вот и фельдмаршалу Суворову сказали, что его эскапады несовместимы с требованиями военной дисциплины. «Мне поздно переменяться, — ответил полководец. — Доложите императору, что матушка его, Екатерина, тридцать лет терпела мои причуды, и я шалил под Рымником и под Варшавою, а для новой дисциплины слишком стар!» Доложили, и Александр Васильевич отправился в сельцо Кончанское… Историки единодушно осуждают императора Павла за эту ссылку, но что ему было делать, если полководец намеренно утрировал требования воинской дисциплины, откровенно издевался над установленной формой одежды и новыми порядками? Суворов оказался невостребованным аккурат до начала следующей войны.
«Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше — спасти их! Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей время, а у Меня удовольствие вас видеть».
Из письма Павла I.
Дальнейшее известно. «Маститый старец» отправился к армии и в очередной раз прославил Русское оружие и само Русское имя. А в то самое время в России плелись сети коварной интриги.
Как мы сказали, реформы императора Павла, направленные на то, чтобы навести порядок во всех отраслях общества и улучшить жизнь низовых слоев населения, встречали ожесточенное сопротивление верхов. Ведь если, например, улучшался солдатский быт, то командиры не могли уже бесконтрольно тратить казенные деньги. Регламентировалась барщинная работа крепостных — значит, ретивым помещикам не удавалось выжимать из них последние соки…
Стоит учесть, что государь норой перегибал палку, а вокруг трона хватало и дураков, которые излишним усердием могли извратить любое дельное начинание, и людей злонамеренных, которые реформы саботировали. Вот почему число лиц, недовольных императором Павлом, возрастало. Да тут еще и англичане не жалели золота, стараясь повернуть политику России в русло своих интересов.
Тайной оппозиции была нужна Личность, одно имя которой уже могло убедить народ в правоте заговорщиков. Суворов безусловно подходил на эту роль, а потому, говоря языком спецслужб, к нему был сделан подход — еще до Швейцарского похода. Не то Беннигсен, не то Пален предложил опальному полководцу вступить в заговор. Тот наотрез отказался: «Крови боюсь!»
Однако заговорщики Суворова в покое не оставили. Им было понятно, что возвратившийся из знаменитого похода полководец сделает царский трон незыблемым, а то подчеркнутое уважение, которое оказывает государь военачальнику, поднимает и авторитет Павла в народе и в войске. Значит, необходимо было поссорить монарха и генералиссимуса.
Можно долго рассказывать, как формировался характер Павла Петровича, откуда появились в нем подозрительность, недоверчивость и, одновременно, простодушие. Играя на этих качествах, интриганы смогли окружить престол, удалив от него таких верных слуг, как Аракчеев, Ростопчин… Как Суворов.
Можно только догадываться, что именно нашептывали монарху мнимые доброжелатели. Очевидно, говорили о том, что, получив воистину царские почести, полководец может войти во вкус и попытается сменить царя…
Известно, что и русские государи, и последующие советские правители боялись своих выдающихся полководцев. Схожими представляются судьбы князя Пожарского, фельдмаршала Барклая де Толли и маршала Жукова. В грозную годину каждый из них был наречен «спасителем Отечества», но после войны задвинут на второстепенные должности… А высшие военные посты занимали пусть не столь отличившиеся и даровитые, далеко не самые блистательные, зато во всем послушные властям военачальники. Такие, что слова поперек не скажут и свою точку зрения отстаивать не будут — за неимением оной. Такие, за кем войска не пойдут, если вдруг полководцу чего и заблагорассудится. В общем, военного переворота ни задумать, ни осуществить они не смогут.
Потом, правда, при открытии военных действий такая «селекция» оборачивалась большой кровью. Но в России народу много, так что государи того не боялись. Враг мог дойти до самого сердца империи — а к тому времени бездарные военачальники уходили в небытие, и жизнь выдвигала новых полководцев, которые опять поднимали Россию на высоты славы.
К тому же, даже современная история убедительно доказала, что в России военачальник и политик — понятия отнюдь не равнозначные… По-настоящему талантливый военный человек по сути своей — не политик.
Нелепо было думать, что генералиссимус Суворов вознамерится стать царем Александром — да вот, убедили Павла в такой нелепице. Если б была война, то государь сразу отправил бы Суворова громить турок, французов, поляков или еще кого. Но войны не ожидалось, и потому царь мог себе позволить отменить торжественную встречу великого полководца, и распорядился, чтобы генералиссимус въехал в Санкт-Петербург по-тихому. Старик Суворов был тяжело болен после труднейшего похода, а незаслуженное оскорбление нанесло ему сильнейший удар. 6 (18) мая 1800 года Александр Васильевич скончался.
Вдень похорон, когда траурная процессия следовала не Невскому проспекту, на углу Садовой улицы ее встретил император Павел и молча склонил обнаженную голову. По лицу государя текли слезы. Современник свидетельствовал, что Павел «весь день был не весел, всю ночь не спал и беспрестанно повторял слово “жаль”». Но мог ли император предвидеть, что смерть Суворова стремительно приближает его собственную кончину?
Тайная миссия поручика Орлова
В школьные времена казалось, что мы знаем о войне 1812 года все: переход Наполеона через Неман, соединение 1 — й и 2-й армий у Смоленска, прибытие Кутузова, сражение при Бородино… Но это только казалось, потому как на самом деле история Отечественной войны гораздо обширнее, насыщеннее событиями, изобилует тайнами, загадками и секретами.
«13 (25) июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашова и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашова, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону», — писал в романе «Война и мир» граф Толстой.
Кажется, в чем тут загадка, если миссии генерал- адъютанта Александра Дмитриевича Балашова посвящены 18 страниц романа, и она фигурирует во многих воспоминаниях современников?
Вот что писал сенатор Евграф Федотович Комаровский: Наполеон, «не давши времени Балашову отвечать, спрашивает у Коленкура:
— Вы знаете Москву? Большая деревня, где видно множество церквей — к чему они? В теперешнем веке перестали быть набожными.
На сие Балашов отвечал:
— Я не знаю, Ваше Величество, набожных во Франции, но в Гишпании и в России много еще есть набожных».
А это — из воспоминаний самого Александра Дмитриевича Балашова:
«Помолчав немного, Наполеон, оборотясь ко мне, спросил:
— Какая дорога в Москву?
Я отвечал ему:
— Ваше Величество, этот вопрос меня немного затрудняет: русские говорят так же, как и французы, что все дороги ведут в Рим. Дорогу на Москву выбирают по желанию: Карл XII шел через Полтаву».
Речь Балашова представляется весьма афористичной, что дало повод некоторым из его современников усомниться: а не придумал ли генерал все свои вызывающе- патриотические замечания на обратном пути? Но разговор у нас совсем не о том — ведь генерал Балашов не был главным действующим лицом в этой истории. Впрочем, уделим ему еще немного времени.
В ту пору Александру Дмитриевичу было почти 42, и уже четырнадцать лет он был генералом. Послужил в гвардии, в армии и даже в гарнизонных частях. При Павле был комендантом в Омске, где вскрыл мошенничество статских властей, за что сам и пострадал. Был генерал-губернатором в Ревеле, готовил город к обороне с моря против англичан, а когда политика переменилась — чуть ли не подружился с адмиралом Нельсоном. Зато с нечистоплотным гражданским губернатором ужиться не сумел.
Затем Балашов стал московским обер-полицмейстером, основательно подтянул полицию в первопрестольной и в награду был назначен генерал-кригскомиссаром. Но лишь вошел в курс дела, как император сделал его петербургским обер-полицмейстером. Понижение, однако высокое монаршее доверие. Зато через год генерал уже был столичным военным губернатором, потом — членом Государственного совета и, наконец, — министром полиции.
