И Гарин - Пророки и поэты
только религиозные, но и гуманитарные стремления, направленные к
изменению существующего строя.
В Шекспире Толстого отталкивал его антидемократизм, правда о черни, подчеркивание разрушительного начала, интерпретируемое как аморализм. Человек, написавший "Анну Каренину", воспринимал гибель Корделии аморальной уступкой злу. Безнравственность Шекспира состояла в живости изображения человеческого насилия, в отказе от "подставления второй щеки". Автор "Смерти Ивана Ильича", человек, безжалостно живописующий человеческие страдания и смерть, третировал творца "Короля Лира" за беспощадную человеческую правду, требовал от него "указующего перста", направляющего зрителя и указывающего ему "моральку". Стареющему Толстому претила свобода собрата по перу, не укладывающаяся в прокрустово ложе его морализма. Великого художника Толстого не устраивала поэтичность и художественность Шекспира. Недаром сам Шекспир опасался тех, "кого не тронут сладкие созвучья".
Почему Великий Пилигрим отказал Потрясающему Копьем не только в гениальности, но даже в художественности? Что это - причуда, каприз великого писателя, дерзость ума, отсутствие святынь, нигилизм? Не будем искать простых ответов, ибо в отрицании одного гения другим - вся широта гениальности: от обычной человеческой нетерпимости до несовместимости колоссов. Здесь же - случай особый, русский. Будучи выразителем русского характера. Толстой продемонстрировал и его крайности - от всеразрушительности до пространственной широты и мощи.
Антикультурный и антицивилизаторский импульсы Толстого во времени совпали с его "хождением в народ", с сютаевщиной и хлыстовством. Тяготеющий к крайностям и предельной выразительности, Толстой с ницшеанской экстатичностью отстаивал свою веру. Недаром одна из его статей так и называлась: "В чем моя вера?". А вера его была в том, что народу никогда не подняться до шекспировских высот, да и не нужны они полевому населению. Что с позиции неграмотного крестьянина Рафаэль, Бетховен, Шекспир - барская блажь, изыск, чушь. Что все, что недоступно сирым и слабым, - не искусство, а валяние дурака.
Причин неприятия этих высот человеческой культуры Толстым - бесконечное множество, выразившее все стороны его необъятной натуры: от изысканности до юродства, от аристократизма до опрощенчества, от платонизма до кинизма, от высочайшей художественности до рационализации, доведенной до абсурда. В этом также есть что-то глубинно национальное: от великих фантазий до щей и лаптей...
Отношение Толстого к Шекспиру не было случайным всплеском - оно выражало линию, стиль, сущность Толстого, отрицавшего не одного Шекспира, а все нетолстовское. В "Неизвестном Толстом" я показал, что Великий Пилигрим отрицал не только все западное, но и все восточное, в том числе почти всю русскую культуру - притом, что сам обладал шекспировской мощью той же "Крейцеровой сонаты" или "Власти тьмы". Показательно свидетельство А. П. Чехова о встрече с Толстым:
Он [Толстой] мне раз сказал: "Вы знаете, я терпеть не могу
Шекспира, но ваши пьесы еще хуже. Шекспир все-таки хватает читателя за
шиворот и ведет его к известной цели, не позволяет свернуть в сторону.
А куда с вашими героями дойдешь? С дивана, где они лежат, до чулана и
обратно?
Это притом, что Чехов был у Толстого на особом счету - среди единиц, к которым он благоволил.
Анализируя причины неприязни Толстого к Шекспиру, упускают из виду вражду позднего и раннего Толстых. Ведь Великий Пилигрим отрицал не только Шекспира, но и самого себя. Эту мысль с предельной точностью выразил Томас Манн: "Толстой ненавидит в Шекспире самого себя". Разница лишь в том, что себя он знал хорошо, а Шекспира - плохо, притом умышленно искажал тексты Шекспира и вольно обращался с ними.
Толстой подходил к Шекспиру не как к источнику поэзии и
художественного наслаждения, не с чистым сердцем, а вооруженный сухой
догмой Кросби. Те силы, которые заставили Толстого отрицать
собственные художественные произведения, кроме "Бог правду видит" и
"Кавказского пленника", заставили писателя подменить объективный
анализ драм английского драматурга шутовским, несерьезным и с
громадными неточностями как в переводе, так и вообще в обращении с
текстом - пересказом трагедий Шекспира.
Пытаясь понять отношение Толстого к Шекспиру, Томас Манн пришел к выводу, что Шекспир - "творец, наделенный богатырской жизненной силой... чисто художнической по своей направленности и потому безнравственной". Но разве сказанное не относится и к самому Толстому? Единственное коренное различие между ними в том, что один смотрел на мир с иронией, а другой со всей серьезностью пытался вразумить его.
Мышление Шекспира, а не только его стих, было поэтическим.
Мышление Толстого было рационалистическим. Я не хочу отнять у Толстого
те теплые, человечные чувства, которыми проникнуто все его творчество,
но весь художественный строй его произведений зиждется на ином складе
мышления, чем тот, который просвечивает в драмах Шекспира.
При всем том Толстой, может быть, самый шекспировский писатель России. Это говорю не я - об этом свидетельствуют Флобер, Голсуорси, Стасов, Репин и многие другие. Большинство отечественных шекспироведов находят множество прямых параллелей: Позднышева - с Леонтом и Отелло, "Войны и Мира" - с хрониками и т. д. С. М. Михоэлс считал, что шекспировское влияние сказалось не только в художественной практике Толстого, но и в его философско-этических взглядах.
В известном смысле философия Лира близка толстовству: как и
Толстой, Лир находит смысл существования внутри человека, как и
Толстой, он только во внутреннем мире находит подлинные ценности. Но
толстовское стремление к самосовершенствованию ему чуждо, как и
проповедь любви к ближнему. Король Лир никогда не подставил бы левой
щеки, если бы его ударили по правой. Его "я" типично феодальное "я".
Это мудрость, но мудрость не героическая, а скорее экклезиастическая,
библейская: "все суета сует, только я есмь". Это - эгоцентризм,
возведенный в принцип.
Критика Толстым Шекспира - это критика западной парадигмы восточной. Неприятие Толстым Шекспира - это извечное противостояние Востока и Запада, борьба ментальностей, болезненное проявление русского мессианства, высокомерия и нетерпимости. Я остановлюсь на этой проблеме, потому что она выходит за пределы литературного спора. Это не неприятие одного художника другим, это мировидение нации, ряженый в рассудочность иррационализм, воинственный фанатизм правоверности, снисходительность патриархального величия, судящего малых сил.
Толстой был действительно зеркалом русской революции: нетерпимый к социализму и бунту, отрицанием европейской культуры и Европы он подогревал вульгарный кинизм мужицтва, провоцировал разрушительный нигилизм, превосходя в антицивилизаторском запале провокатора первой "великой" революции Жан-Жака Руссо. Как это ни парадоксально, красные петухи бунта своим происхождением во многом обязаны ярым реакционерам, всю мощь своего гения поставившим на искоренение бесовства. Как это ни парадоксально, русский бунт, бессмысленный и беспощадный, во многом обязан русским духовидцам, в каком-то диком затмении доходящим до крайних форм обскурантизма, шовинизма и европоненавистничества.
Не был ли сам "уход" Толстого той мистической платой, которую ему пришлось заплатить Небу за проклятия в адрес короля Лира? Не наказали ли его. Небеса за вызов, брошенный человеческой и, следовательно, божественной правде?
Толстой пытался отрицать Шекспира.
Особенно "Короля Лира".
Говорил, что это невозможно.
Что так не бывает.
Что это искусственно, а не искусство.
Но так как молния отыскивает самые высокие деревья, так судьба
Льва Николаевича Толстого как бы повторила судьбу короля Лира.
Поступок Толстого лирообразен.
Да, финалом отношения Толстого к Шекспиру стал его "уход": великий художник, осуждавший шекспировского Лира, в один прекрасный день пошел по его стопам, дабы "начать новую жизнь".
Он [Л. Толстой] находит неестественным раздел королевства...
Анализируя потом положение за положением, переходя от одной ситуации к
другой, он доказывает - и довольно убедительно доказывает, - что все
это надуманно, неестественно, как неестественна, например, беготня
короля Лира по степи с непокрытой головой, встреча с изгнанным
Эдгаром. Все это неестественно, нереально, нежизненно,
неправдоподобно.
Это писал Толстой, будучи всего на несколько лет моложе самого
Лира. Но, когда Толстому стукнуло столько же, сколько королю Лиру, он
совершил поступок, который во многом напоминает поступок короля Лира:
Толстой в 82 года покинул Ясную Поляну, в которой протекла почти вся
