Иосиф Бродский - Сочинения Иосифа Бродского. Том VII
Да, теперь следующая партия еще когда будет.
Будет — да только немецкая.
Или американская.
Скорее немецкая. Как часть займа.
Арбузы, поди, совсем кончатся.
Не кончатся, Густав, не волнуйся. Сам не допустит.
Да, все-таки символическое растение.
Овощ.
Все равно. Главное — снаружи зеленый, внутри — красный.
Да, цвет надежды и страсти.
Не говоря — пролитой крови.
Какая разница.
Только, пока не разрежешь, не знаешь — зрелый или незрелый.
Да. И потом — семечки.
Подумаешь, семечки! Семечки всегда можно выплюнуть.
Что да, то да.
Послушай, Петрович. Тебе что больше нравится: прошлое или будущее?
Не знаю, Базиль Модестович, не думал. Раньше будущее. Теперь, думаю, прошлое. Все-таки я — внутренних дел.
А тебе, Густав?
Как когда. Когда будущее, когда прошлое.
Настоящее, значит. Тебя, Цецилия, не спрашиваю. С тобой все ясно. Сплошная надежда и страсть.
Женщина, Базиль Модестович, всегда будущим интересуется. Все-таки материнский инстинкт.
Усложняешь, Цецилия. При чем тут материнский? Просто инстинкт.
Какой вы все-таки грубый, Петрович!
Если я и грубый, то оттого, что неохота на старости лет немецкий учить. Или английский. Правильно я говорю, Базиль Модестыч?
Что да, то да.
А тебе самому, Базиль Модестыч, что больше нравится?
Сам не знаю, Петрович. Думаю, все-таки прошлое. В большинстве оно... Кофе будешь?
Занавес.
1990
II акт
Кабинет Главы небольшого капиталистического государства. На стенах — портреты звезд рок-н-ролла или киноартистов. Интерьер — как ив 1-м действии, включая медведя, отношение к которому со стороны персонажей, в свою очередь, не претерпело никаких изменений. Оленьи рога.
Высокие окна, в стиле Регента, затянутые белыми гардинами, сквозь которые просвечивают шпили лютеранских кирх и реклама — Чинзано, Кока-Кола, Мак-Дональдс и т. п.
Длинный стол заседаний, заставленный пивными бутылками и едой. Рабочий стол Главы государства: столпотворение телефонов.
Вечер.
Трое мужчин среднего возраста и одна женщина — неопределенного — поглощают пищу.
Ничего устрицы, а?
Да, свежие.
Все-таки самолетом.
Какие-то два-три часа.
Три.
Зависит от авиалинии.
Все-таки свежие.
С лимоном их хорошо.
Преимущества географического положения.
Все-таки — Европа.
Да, хоть и Центральная.
Да хоть бы и Восточная.
Даже если и Азия, то — Западная.
Почти Общий рынок.
Только «мерседесов» нет.
Так ведь и дороги... того-сь.
Автобан еще когда построют.
Непростое дело.
Все-таки тыща км болотом.
До западной границы только.
А до восточной и не надо.
Да, туда три года скачи — не доскачешь.
С лимоном их, с лимоном.
Только на тракторе.
Или еще на танке.
На танке это не туда, а оттуда.
Кто старое помянет, Густав, тому глаз вон.
А кто забудет — тому оба.
Да прекратите вы.
В самом деле.
Тем более, история кончилась.
Да, я статью читала. Матильда с английского перевела.
Осталась одна география.
И ее преимущества.
История, пока чего-то хочется, не кончилась.
Например, «мерседес».
Или «ролекс».
Ну, «ролекс» у Базиль Модестыча уже есть.
Так ведь — Президент он. Для представительства.
Мало ли кто приедет.
Прилетит.
Королева Английская.
Канцлер немецкий.
Президент египетский.
Айятолла Иранский.
Папа Римский.
Микадо.
Без «ролекса» никак нельзя.
А то в аэропорт опоздаешь.
Вот и первое долго не несут.
Не говоря — на работу.
Событие можно пропустить.
Особенно историческое.
Они же всегда с историческим визитом прибывают.
Даже из Бельгии.
Пока аэропорт работает, история не кончится.
И пока чего-нибудь хочется.
Тебе еще хочется чего-нибудь, Цецилия? Кроме «мерседеса»?
Я бы еще устриц взяла.
Больше нет. Четыре дюжины только и прислали.
Только для членов Государственного Совета.
Да, для головки.
Следят все-таки. (Кивает на Медведя.) Непрерывная трансляция.
Раньше тоже была непрерывная.
Эк сравнил! Раньше только звук писался. А теперь цветное изображение. Иногда даже крупным планом. Си-эн-эн называется.
Заботятся.
Скорее — следят.
Все-таки, Петрович, у тебя мания преследования.
У него всегда была.
Одно слово: министр внутренних дел.
Либо он преследует, либо его.
Бывает.
Комплекс такой.
Чистая клиника!
Да чего вы ко мне пристали! Не за нами, говорю, следят. За историей.
А чего за ней следить.
Особенно, если кончилась.
Тем более — если нет.
Да, если у нее репертуар ограниченный.
Ага. Демократия или тирания. Всего и делов. Верно, Базиль Модестович?
Отчасти да, Цецилия, но вообще нет... Первое что-то запаздывает...
То есть (широко раскрывает глаза) их больше?
Зависит от географии. Европейская, например, истории мало вариантов оставляет. Чем больше страна, тем их, Цецилия, меньше. У большой страны их вообще только два. Либо могущественной быть и всех в бараний рог скручивать. Либо — наоборот. Хоть Дойчланд взять, хоть Русланд. То они великие, то они раздробленные. Полвека так, а полвека — этак. Округляю, конечно. Для наглядности.
То есть, как Петрович? То он преследует, то — его?
Вроде. Потому он и внутренних дел.
Н-да, православным теперь не до внешних.
Католикам тоже не очень.
Не говоря — неверующим.
Да, теперь лютеранам черед пришел в Европе распоряжаться.
Поэтому и Густав до сих пор — финансовый?
Именно.
Теперь дела у нас только внутренние и финансовые.
Плюс культура.
Конечно.
У малых стран культура — большой плюс. Даже если у них вариантов больше.
Да кто их считал!
Ну все-таки. Олигархия, теократия, партократия, бюрократия, анархия, оккупация, утопия. Минимум семь.
Ну, с Базиль Модестычем нам это не грозит... Первое что-то долго не несут.
Да какие там семь! От силы — три.
Все-таки мы между двумя великими державами. Что упрощает выбор.
Да: сфера влияния.
Это если они великие не одновременно.
А если одновременно, то и еще проще.
—Просто раздел. -Эх.
Н-да.
То-то и оно...
Кто старое помянет...
Появляется Матильда в леопардовой шубке на голое тело, катя перед собой тележку, на которую водружен поднос с дымящейся едой.
Первое!
Наконец-то!
Валентино?
Карден.
А шарфик?
Шарфик Гермес. Леопардовый...
Горячее...
Что у нас сегодня, Матильда?
Утка пекинская, креветки сечуанские, поросенок хунань-ский. И пельмени.
Опять китайское!
Не привередничай, Петрович.
Вкусно ведь ужасно.
Главное — разное. Первое. Второе. Третье...
Да я не привередничаю. Просто палочками есть — пытка.
Ну, это вас никогда не останавливало.
Густав!
Какое разнообразие все-таки!
Гастрономический вариант демократии, ни дать ни взять.
То-то они с политическим не торопятся.
Мы — тоже. Хотя у нас — диетический.
Даты представь себе парламент ихний. При миллиардном-то населении. Там голосуй не голосуй.
Да, представь, что ты в меньшинстве. Что 70 % за, а 30 % против. Все равно триста миллионов.
И все палочками едят. Это если на два помножить, шестьсот миллионов палочек получается. Для одного только меньшинства.
Может, нам им лес на палочки продавать, а, Густав?
Нельзя, Базиль Модестович. Страна в год облысеет. Да и народу у нас на это не хватит. Даже если процесс механизировать. Не говоря — вручную. Хотя ручная работа лучше оплачивается. Теоретически.
Может, спички тогда?
Спички — шведская монополия.
Да и не все китайцы курят.
Но которые в меньшинстве, должны.
Верно; взять хоть нас. Вся нация дымит...
А еще можно спички вместе с сигаретами выпускать. С этой стороны пачки — наждак, а с этой — спички. А то их всегда ищешь. Шведы до этого вряд ли додумаются.
Да у нас же табак не растет.
Ну, на «Мальборо» можно наклеивать. Вручную или механизировать.
Что скажешь, Густав?
Да где нам столько «Мальборо» взять?
Что да, то да.
Жуют.
Жалко такой рынок терять. Даже если только на меньшинство ориентироваться.
Не говоря уже о том, что это была бы поддержка демократии.
Может, наручники им продать, Петрович? А то лежат, ржавеют.
Во-первых, из нержавейки они. Во-вторых, сколько их у нас? Мы их покупали из расчета на одну треть населения. А у китайцев в одном Шанхае народу больше, чем у нас, включая новорожденных. И вообще — наручники продавать — большинство поддерживать. То есть тиранию. Западу не понравится.
