'Одиссей' Журнал - Одиссей за 1996 год
скую диссертацию по философии, в 1933 г. тоже покинул Германию, поскольку был евреем и решительным противником национал-социализма. Он жил и преподавал сначала в Париже, затем в Барселоне, откуда снова вынужден был уехать в 1937 г. в связи с гражданской войной. В Южной Франции он под псевдонимом почти пережил немецкую оккупацию, но в 1943 г. был арестован гестапо и умер в апреле 1944 г. в концлагере Заксенхаузен.
Никто не ставит Пауля Ландсберга в один ряд с теми, кто изгнал его из Германии и в конце концов убил. Но трагизм заключается в том, что, занимая в годы Веймарской республики такие позиции, он не только не мог помешать приходу нацистов к власти, но, наоборот, даже способствовал этому. То же можно сказать и о Канторовиче: он мужественно отвергал национал-социализм, "но его пафос героизма и мессианизм были впитаны синкретической идеологией национал-социализма" ". Или, как верно писал о георгианцах философ Карл Левит, "они подготовили нацизму дорогу, по которой сами потом не пошли" '*.
Книга Ландсберга показательна для той большой дискуссии о средневековье и Ренессансе, которая велась в 20-начале 30-х годов. Она отчасти даже спровоцировала этот спор об утверждении или отрицании современного мира и все время его подогревала. Участниками дискуссии были главным образом не историки, а философы, социологи, искусствоведы, правоведы. Здесь уместно упомянуть размышления социолога и философа Пауля Хонигсхайма о философском реализме высокого средневековья как о форме проявления "привязанности", "общности" и "цельности" - в противопоставлении опять-таки разлагающему воздействию позднесредневекового номинализма.
Австрийский философ Отмар Шпанн считал, что главным содержанием современной эпохи является решительная ревизия великих ошибок Возрождения, а именно - того разрушения всех связей через утверждение "индивидуализма", которое пришло с гуманизмом. Теперь, писал Шпанн, наступит великий "Контр-Ренессанс", "переворот мирового духа", его "отвращение от индивидуализма". Социолог Ганс Фрайер в те же годы определил средневековье как "прообраз положительной эпохи" ^. Таким образом, в этих спорах, в отличие от других, не просто возвеличивались Империя, корпоративный и сословный общественный порядок: речь шла о принципиальной оценке современного мира, которому выносился позорный приговор с позиций средневековья.
Представители противоположного лагеря - например, социолог Альфред фон Мартин, католический теолог Теодор Штайнбюхель или романист Эрнст Роберт Курциус - занимали самые разнообразные позиции и выдвигали самые различные аргументы; однако эти аргументы были в пользу Ренессанса, гуманизма и индивидуализма, в том числе и в средние века. Все они высказывались, таким образом, за "общество" и против "общности".
222____________________________Истоpuk и время
С этой полемикой были связаны и споры вокруг исторической науки, которые не утихали со времени первого всеобъемлющего анализа, данного Фридрихом Нищие в его работе "О пользе и вреде истории для жизни" в 1874 г.
Перенасыщенность историей, по мнению Нищие, является одной из причин всех бед, всей "внутренней убогости" современного человека, "слабости современной личности" и ее "жизненных сил", так как историческое образование и в первую очередь лежащая в основе его историческая наука делают человека "робким и неуверенным". История, которая стала наукой, превратилась в нечто вредное, в "изнуряющую историческую лихорадку", т. е. в болезнь. Поэтому историческая наука для Нищие есть своего рода "конец жизни человечества и ее итог" ^".
Причин этому Нищие назвал три. Во-первых, история как наука непрерывно добывает все новые и новые факты, которые она уже не способна увязать друг с другом. Это - проблема исторического позитивизма. Вторая опасность заключается, по Нищие, в претензии исторической науки на объективность. Претензия на объективность, однако, не может быть обоснована. Ведь эта мнимая объективность на самом деле есть не что иное как "вечная бессубъектность", "истина, из которой ничего не следует", и поэтому история как наука на самом деле ужасна и смешна одновременно.
Но главная опасность истории как науки заключена, по мнению Нищие, в третьем моменте - в том, что историческое познание, стоящее на позициях историзма, все рассматривает под углом зрения становления (Gewordensein), а значит - преходящести. Речь здесь идет, таким образом, о проблеме релятивизма. Историческая наука, говорит Нищие, есть "наука вселенского становления" (Werden), которая ввергает человека "в волны бесконечно-безграничного светлого моря познанного становления" и тем самым "отнимает у него фундамент всякой уверенности и покоя, веру в Постоянное и Вечное". Историческая наука подвергает все ценности тотальной историзации и этим уничтожает их. Она "повсюду видит Возникшее, Историческое и нигде - Сущее, Вечное". "Неистовое, необдуманное разметывание и разрушение всех основ, растворение их в вечно текущее и растекающееся становление, неустанное разматывание и историзирование всего Ставшего" - это, по Нищие, есть удел "современного человека" ^.
Нищие не был в этом одинок. Подобные высказывания о релятивизме как основной черте современной культуры встречаются у Вильгельма Дильтея и Георга Зиммеля. Есть тому примеры и в литературе. Вспомним хотя бы "Волшебную гору" Томаса Манна (1924) и неоконченный труд Роберта Музиля - роман "Человек без свойств" (1930) или роман-трилогию Германа Броха "Лунатики" (1931-1932), где тема "крушения ценностей" опять-таки связывается с возвеличиванием средневековья в про
О.Г.Э^сле. Немцы не в ладу с современностью 223
тивоположность Возрождению. Герман Гессе в "Игре в бисер" (опубликованный в 1943 г., роман написан в 1931-1942 гг.) описывает, опираясь на книгу Ландсберга 1922 г., то "новое средневековье", в котором благодаря новой цельности и общности вновь становится возможной духовная жизнь.
Предложено было три решения поднятой Нищие проблемы отношения науки к жизни: одно решение было выдвинуто им самим, другое Э. Трёльчем, третье - М. Вебером.
Нищие предложил две меры против "исторической болезни": вопервых, строгое ограничение Исторического: с одной стороны Неисторическим (das Unhistorische), с другой - Надысторическим (das Uberhistorische). Неисторическое - это забвение, важнейшая жизненная сила (как писал Нищие в 1874 г., "без забвения жить вообще совершенно невозможно"). Надысторическое же - это те силы, которые отвращают взор от Становления и направляют его на то, чтб вечно и значение чего не меняется, а именно - на искусство и религию. Таким образом - и в этом заключается второе требование Нищие - истории, чтобы она могла вновь встать на службу жизни, следует перестать быть наукой ^. Именно такую позицию занимали в годы Веймарской республики члены кружка Георге. Нищие оставался для них "вечно живым" (Фридрих Вольтерс), и они стремились осуществить его "монументальную историю" в собственной жизни ".
Теолог Э. Трёльч, анализируя под знаком историзма отношение науки к жизни, сделал вывод, прямо противоположный Нищие: нужно "преодолеть историю историей". Это значило: историческая наука служит "жизни" именно тем, что она своими научными средствами обосновывает ценности и тем самым вносит разумное начало в деятельность людей.
Макс Вебер считал предлагаемое Трёльчем решение проблемы историзма бессмысленным и к тому же научно несерьезным. Сам же он попытался, исходя из кантовского понимания науки как продвижения в область неопределенного и как познания, поверяющего гипотезы эмпирически, по-другому решить проблему соотношения науки и жизни - через различение и одновременно сопряжение этих двух областей ^. Наука, считал Вебер, не может обосновывать ценности и служить таким образом руководством к правильной деятельности: во-первых, ее гносеологические основания уязвимы, так как она всегда располагает лишь гипотетическим знанием; во-вторых, она сама тоже конституируется лишь через априорное задание ценностей. Последний тезис есть возражение Трёльчу. Вместе с тем - и это возражение в адрес Нищие - наука является местом рационального дискурса, где в числе прочего решаются ценностные и экзистенциальные вопросы, когда ценностные горизонты людей не совпадают. Наука делает, таким образом, возможным "разрешение конфликта по правилам" ". То есть наука имеет не только свои границы, но и свое собственное достоинство. Это - возражение на требование Нищие, чтобы наука "служила" жизни.
224 KcropukuBpeM
После 1918 г. дебаты по поводу историзма продолжились, и в них также постоянно обсуждались и роль и значение науки в современном обществе. В философии разногласия между Нищие и Вебером были воспроизведены в споре Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса. Если Хайдеггер в "Бытии и времени" (1927) перенимает как ход рассуждения Нищие, так и предлагаемое им решение проблемы историзма, и выступает вновь за то, чтобы наука встала на службу жизни, то Карл Ясперс как раз это и отвергает. Он продолжает веберовское различение науки и жизни в своем различении двух видов исторического сознания (historisches und geschichtliches BewuBtsein), чисто научного знания "о прошлом" в противоположность "историческому знанию" как "современной жизненной силе". В рамках этой же проблематики сформировалась в 20-х годах социология знания, начавшаяся с Макса Шеллера и Карла Манхейма. Уже после прихода к власти нацистов, в так называемом "втором споре об историзме" в экономической науке, сформулированная Нищие проблема последний раз подверглась обсуждению - в частности, в книге Вальтера Ойкена "Преодоление историзма" (1938).
