Юрий Дьяков - Фашистский меч ковался в СССР
«ПРОШУ УКАЗАНИЙ…»[532]
5 июня 1937 г.
Копии писем на имя Сталина от 19.VI.30 г. и ЗО.ХП.ЗО г.
Ко мне обратился начальник 5 отдела ГУГБ[533] тов. Леплевский с просьбой выдать для ведения следствия над подлым врагом народа Тухачевским следующие документы, находившиеся в его личной папке:
Подлинник записки на имя Наркома[534] от 16.VII.33 г. и 31.VI1I.33 г.
3. Записка на имя Наркома (без даты).
4. Записка на имя Наркома от 31.1.33 г.
5. Записка на имя тов. Сталина и Ворошилова от 21.2.32 г.
Прошу указаний
Смородинов
ЦГАСА. Ф. 33987. Он. 3. Д. 400. Л. 262.
Подлинник.
«СЧАСТЬЕ И ГИБЕЛЬ ТУХАЧЕВСКОГО»
24 июня 1937 г
Его вошедшее в поговорку счастье в гражданской войне (он разбил, между прочим, наголову Деникина), его молниеносное наступление на Польшу и успешное жестокое подавление большого крестьянского восстания в Центральной России в 1921 г. – все это уже тогда дало ему в Кремле прозвище «Красного Наполеона». «Судьба стояла у колыбели этого счастливчика», – сказал несколько лет тому назад полковник Сергей Каменев. Хотя полковник Каменев, как правая рука Троцкого, и заложил фундамент Красной Армии, тем не менее Михаила Николаевича Тухачевского следует признать единственным создателем Красной Армии в ее теперешней форме. Тем, что она является теперь такой, Сталин обязан одному лишь Тухачевскому. <…>
Еще в то время, когда Сталин сохранял полное доверие к Тухачевскому и строил на созданной им армии свои планы на будущее, ему уже около года тому назад начал нашептывать Каганович, что, возможно, придется испытать жестокое разочарование в Тухачевском, которому была предоставлена диктаторская власть в военных делах.
В первых числах мая были собраны «доказательства» о мнимой подготовке переворота силами Красной Армии. Обвинения против Тухачевского были собраны полностью и объявлены в присутствии всех Народным комиссаром: Тухачевский готовил переворот для того, чтобы объявить национальную военную диктатуру во главе с самим собой.
Тухачевский, бесспорно, был самым выдающимся из всех красных командиров, и его нельзя заменить. История когда-нибудь скажет нам, какую роль он играл в действительности в деле строительства этой армии… Ни один человек никогда не узнает, что происходило на процессе… Наводит на размышления тот факт, что к Тухачевскому присоединились три таких известных представителя младшего поколения, как Уборевич, Якир и Эйдеман… Если при этом еще учесть самоубийство Гамарника, который отвечал за политическое состояние армии и также принадлежал к младшему поколению, то дело становится еще более серьезным. Тухачевский хотел быть «русским Наполеоном», который, однако, слишком рано раскрыл карты, либо же, как всегда, его предали в последний момент. Каганович – Сталин являются снова господами в стране, и Интернационал торжествует. Надолго ли?
«Дейче Вер». ЦГАСА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1049. Л. 257-258.
«ЧТО ПРОИЗОШЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ В МОСКВЕ ПОБЕДИЛ НЕ СТАЛИН, А ТУХАЧЕВСКИЙ» – БЕНЕШ
ИЗ ЗАПИСИ БЕСЕДЫ СОВЕТСКОГО ПОЛПРЕДА В ЧЕХОСЛОВАКИИ АЛЕКСАНДРОВСКОГО С ПРЕЗИДЕНТОМ БЕНЕШЕМ
4 июля 1937 г Прага
Бенеш продержал меня с разговором 2 1/2 часа, причем все время говорил сам почти исключительно на тему о внутренних процессах, происходящих в СССР. Он начал разговор вопросом, что я думаю о значении процесса над Тухачевским и компанией, но после несколько довольно общих фраз с моей стороны прервал заявлением, что он хочет обстоятельно изложить мне свое понимание для того, чтобы мне было ясно, какими мотивами он руководится в своей политике по отношению к СССР.
В качестве первой предпосылки ко всему дальнейшему разговору Бенеш выставил утверждение, что так называемые события в СССР ничуть его не удивили и совершенно не испугали, ибо он давно их ожидал. Он почти не сомневался и в том, что победителем окажется «режим Сталина»… Он приветствует эту победу и расценивает ее как укрепление мощи СССР, как победу сторонников защиты мира и сотрудничества Советского государства с Европой…
Бенеш заявил, что последние годы он расценивает советскую внешнюю политику как ставку СССР на западноевропейскую демократию французского, английского и чехословацкого типа, как на союзника в борьбе с фашизмом за мир…
Бенеш заявил, что он мыслит себе опору именно на СССР сталинского режима, а не на Россию и не на демо-350
критическую Россию, как в этом его подозревали в Москве… Уже, начиная с 1932 г., он все время отдал решительной схватке между сталинской линией и линией «радикальных революционеров». Поэтому для него не были неожиданностью последние московские процессы, включая и процесс Тухачевского…
Бенеш особо подчеркнул, что, по его убеждению, в московских процессах, особенно в процессе Тухачевского, дело шло вовсе не о шпионах и диверсиях, а о прямой и ясной заговорщицкой деятельности с целью ниспровержения существующего строя. <…> Тухачевский, Якир, Путна (Бенеш почти все время называл только этих трех), конечно, не были шпионами, но они были заговорщиками. Тухачевский – дворянин, офицер, и у него были друзья в официальных кругах не только Германии, но и Франции (со времени совместного плена в Германии и попыток Тухачевского к бегству). Тухачевский не был и не мог быть российским Наполеоном. Но Бенеш хорошо представляет себе, что перечисленные качества Тухачевского плюс его германские традиции, подкрепленные за советский период контактами с рейхсвером, могли сделать его очень доступным германскому влиянию и в гитлеровский период. Тухачевский мог совершенно не осознавать, что совершает преступление поддержкой контакта с рейхсвером. Особенно если представить себе, что Тухачевский видел единственное спасение родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в еойнс, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже себе представить, что Тухачевский казался сам себе не изменником, а даже спасителем Родины. <…>
В связи с изложенным следует отметить, что Бенеш под большим секретом заявил мне следующее: во время пребывания Тухачевского во Франции в прошлом году Тухачевский вел разговоры совершенно частного характера со своими личными друзьями французами. Эти разговоры точно известны французскому правительству, а от последнего и Бенешу. В этих разговорах Тухачевский весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере, так сказать, тему «нового Рапалло». Бенеш утверждает, что эти разговоры несколько обеспокоили Францию. Развивая тезис «субъективного фактора», Бенеш, между прочим, говорил, что ряд лиц мог руководствоваться такими побуждениями, как неудовлетворенность положением, жажда славы, беспринципный авантюризм и т. д. В этой связи он упомянул еще раз Якира и Путну. О последнем Бенеш знает, что он был под Варшавой со своей 27 дивизией и, очевидно, «не мог помириться с тем, что от него ускользнула слава покорителя Варшавы».
В связи с этим же Бенеш упомянул о Ягоде. Он высказал предположение, что Ягода знал все о заговоре и занимал выжидательную позицию, что из этого выйдет. Пьяница, развратник и беспринципный человек Ягода мог бы попытаться сыграть роль Фукэ из эпохи великой французской революции… Бенеш прямо заявил, что политическая полиция во всех государствах представляет собой сборище бандитов и двойников.
Бенеш был уверен в победе «сталинского режима» именно потому, что этот режим не потерял морали, в то время как крикуны о перманентной революции явно не были на моральной высоте. В Москве расстреливают изменников, и т. и. европейский свет приходит в ужас. Это лицемерие. Бенеш не только отлично понимает, но и прямо одобряег московский образ действий. Москва продолжает жить в эпоху революции. <…> Стоядино-вич[535] прислал сказать Бенешу следующее: «Ну что, попался ты Бенеш со своими русскими. Не правильней ли было держаться от них в стороне, как это делает Югославия. Что будет теперь делать Чехословакия, когда советы развалятся?»
Бенеш напомнил, что в разговоре со мной (кажется 22.IV. с. г.) он говорил, что почему бы СССР и не договориться с Германией? Я ответил, что помню, и признался, что меня тогда очень удивила эта часть разговора, как совершенно выпадающая из рамок обычного рода мыслей Бенеша. Лукаво смеясь, Бенеш ответил, что теперь может объяснить мне скрытый смысл своего тогдашнего разговора[536]. Свои объяснения Бенеш просил считать строго секретными и затем рассказал следующее: начиная с января месяца текущего года Бенеш получал косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером[537] и Красной Армией. С января он ждал, чем это закончится. Чехословацкий посланник Маетны в Берлине является исключительно точным информатором. <…> У Мастного в Берлине было два разговора с выдающимися представителями рейхсвера. Мастный их сфотографировал, видимо, не понимая сам, что они обозначают. Бенеш даже сомневается, сознавали ли эти представители рейхсвера, что они выдают свой секрет. Но для Бенеша из этих разговоров стало ясно, что между рейхсвером и Красной Армией существует тесный контакт. Бенеш не мог знать о том, что этот контакт с изменниками. Для него возникала проблема, что делать, если Советское правительство действительно вернется к какой-нибудь политике «нового Рапалло». В этой связи Бенеш задал риторический вопрос, где средство для защиты Чехословакии, и без обиняков отвечал на этот вопрос, что тогда Чехословакия тоже должна была бы заключить соглашение с Германией. Это было бы началом чехословацкой зависимости, но другого выхода не было. Гитлер вовсе не стремится к тому, чтобы физически немедленно уничтожить Чехословакию, но он хочет «союза» с ней. На чехословацком языке это означало бы зависимость, вассальное состояние, а Бенеш не для того потратил столько лет иа освобождение от австрийского ига, чтобы принять германское ярмо. Бенеш говорил, что Москва должна самым серьезным образом оценить эти его заявления и раз навсегда понять, что Чехословакия хочет быть свободной в полном смысле слова. Она не примет никогда никакого диктата, но она будет драться за свою свободу, за демократию, за европейский мир. Посколько это является и задачей СССР, постолько Чехословакия безоговорочно является союзником Москвы, постолько бенешов-ская политика как аксиому принимает неизменность советско-чехословацких дружественных взаимоотношений. Никакие расстрелы, никакие внутренние изменения не могут потрясти эту дружбу. В этой связи Бенеш задавался и таким вопросом: что произошло бы, если бы в Москве победил не Сталин, а Тухачевский. Тогда Чехословакия вынуждена была бы оставаться в дружбе с Россией Тухачевского. Но Чехословакия тогда была бы вынуждена достигнуть соглашения с Германией, а это опять-таки было бы началом зависимости либо от России, либо от Германии. Вернее всего от Германии, ибо Ро,сс,ия Тухачевских не постеснялась бы заплатить Германии Чехословакией. Бенеш ценит именно «нынешний СССР», «сталинский режим», потому что он не предъявляет претензии на Чехословакию и ее свободы. В заключение Бенеш еще раз повторил, что расценивает московские процессы как признак укрепления СССР и что его концепция дружбы с СССР была и остается главной основой внешнеполитического поведения Чехословакии. ЦГАСА. Ф 33987 Оп. 3 Д. 1028 [ 1 ] Л. 107-114
