Дмитрий Табачник - Украина: политика упущенных возможностей
У нас есть уникальное богатство. В свое время правительство Японии, чтобы научить молодежь говорить на английском, положило на эту государственную программу полтора десятилетия и несколько десятков миллиардов долларов. Мы пытаемся посредством государственной машины ликвидировать уникальный исторический билингвизм, сложившийся на нашей территории. Он нам материально ничего не стоит, а дает очень многое: доступ к громадному научному, библиотечному, интернетовскому информресурсам на всем русскоязычном пространстве. А это не только Россия или СНГ: русскоязычная литература есть и в Японии, и в Китае, и во Вьетнаме. Русскоязычные ученые работают в славистических и технических центрах крупных университетских городов Европы. Клика Ющенко хочет лишить нашу молодежь всего этого.
Отрицать преимущества билингвизма — это то же, что доказывать, что однорукий человек более дееспособен и адаптирован к жизни, чем человек с двумя руками.
— Большинство политиков — и «оранжевые», и те, кто им подыгрывает, — называют проблему языка «надуманной», «преждевременной», предлагают «выносить ее за скобки» всех договоренностей. Судя по Вашей позиции, наоборот, без разрешения этой проблемы невозможно какое-либо продвижение страны вперед?
— Безусловно, и в этом вопросе необходима единая государственная позиция, смелость раз и навсегда отказаться от лжи. А главная ложь национал-патриотов состоит в том, что русский язык в Украине — некоренной. Это вранье, потому что и в Тавриде, и в Новороссии, и на Слобожанщине, и на Донбассе русский всегда был родным языком. Потому что русские заселяли и осваивали эти территории, строили города, села, дороги и мосты одновременно с украинцами. И говорить о том, чья это земля, это все равно, что выяснять, чья Швейцария — франкоговорящих или германоговорящих швейцарцев, что не придет в голову ни одному здравомыслящему гражданину этой страны. Есть масса материалов той же дореволюционной переписи в Киеве, Екатеринославе, Одессе — из которых можно узнать действительный состав населения. Это не украинцы построили русским города, а те их заняли, — их построили вместе люди разных национальностей. И вытравлять их родной язык, право на нем думать — это и есть языковой и культурный геноцид, проводимый Ющенко. Чтобы оправдать его, некоторые наши «деятели» очень умело манипулируют словами, выдумывают новые термины и теории. В частности, академик Жулинский говорит о неком «этномагнетизме», который, дескать, присущ нашему веку. Сам термин предполагает стремление жить в этнически однородном обществе, регионе. Видимо, имеется в виду, что украинцы будут тяготеть исключительно друг к другу, к своей нации. Но в наш век глобализации такие «теории» — от лукавого, либо от подлой привычки передергивать факты.
Главное, что сами граждане, пусть даже и пассивно, но сопротивляются насаждению националистической идеологии. Сравните тиражи русскоязычных и украиноязычных газет: и референдума не надо проводить — что называется, «рублем» уже давно проголосовали. Если не хотят смотреть навязанные телепрограммы — покупают тарелку и смотрят, что хотят. Неприятно идти в кино и слушать несуразный дубляж с галицким акцентом — берут диски и устраивают кино на дому. Ведь нужно понимать, что если сегодня человека лишают возможности на платном кабельном канале смотреть и слушать то, что он хочет, то точно так же завтра его могут заставить, к примеру, ходить по одной стороне улицы, или платить за количество вздохов, ударов пульса…
— В том, что одна пропаганда у нас работает, а альтернативы практически нет, может быть, есть просчет России? Украинские «патриоты» нападают на российские каналы, обвиняя их в слишком повышенном внимании к Украине, но ведь на самом деле — все наоборот. Россия напрочь забросила «украинское направление» своей политики, ничем не помогая пророссийски настроенным силам.
— На мой взгляд, Россия такая большая и самодостаточная держава, что в ее задачи никак не входит развитие гражданского общества в Украине. Поддержка соотечественников — да, культурный обмен — да, но вмешиваться в политику ей ни к чему.
Мы должны сами учиться отстаивать свои права. Если бы, к примеру, двести самых крупных ученых, членов национальной академии, твердо заявили, что будут преподавать в вузах свои предметы так, как они их знают — на русском или, скажем, на английском языке, чтобы иметь возможность участвовать в международном научном и информационном обмене, никто бы не посмел их «сломать». Если бы проснулись наши академики и просто перестали бы национал-холуев избирать в Академию, окатывая их холодным презрением, не голосовать за них бюллетенями — ведь можно быть храбрыми, по крайней мере, в тайном режиме? Я не вижу позиции, каких-либо серьезных работ историков юга и востока Украины. При нынешнем, так скажем, нецензурированном книгоиздании, при наличии массы издательств — остается только писать интересные книги, а их нет…
— Ведь у нас нет ни одного приличного центра русской культуры, прежде всего, в крупных городах.
— Начнем с того, что у нас нет и российского посольства — есть некая миссия, которая занята собой. Простой пример: одно издательство подготовило книгу «Все об Италии». Итальянское посольство немедленно заинтересовалось, оказало помощь в издании этого проекта. И, кроме того, что выпустило издательство для продажи, благодаря посольству было отпечатано около 20 тысяч экземпляров, которые разошлись по всем библиотекам страны. Вот это подход. Подобным образом активно поддерживают культурологические проекты и посольства Германии, Японии, Кореи. А россияне работают раз в год — устраивают банкет на три тысячи человек в День России. Проведут целовально-питейный обряд и снова на год впадают в анабиоз.
— Вы — принципиально за признание русского языка как государственного, либо допускаете какой-то другой вариант?
— Ситуация зашла так далеко, что на переходном этапе пока следует добиваться официального статуса, а уже после ставить вопрос о государственном.
Вся поддержка этого должна исходить от граждан, от представителей интеллигенции. С «профессиональными» патриотами все ясно, но я не понимаю образованных людей, деятелей науки и культуры, которые не защищают идею билингвизма. Они дома разговаривают по-русски, в постели с женщиной, смею думать, тоже. Но признать очевидный факт, что с двумя руками легче жить, чем с одной, им смелости не хватает.
Все намного опаснее, чем нам пытаются представить: гуманитарная политика режима является центральным элементом в установлении тоталитарной диктатуры, и украинское общество, к сожалению, «проспало» этот ключевой момент.
— Что интересно: по языковой, гуманитарной проблеме в частных разговорах солидарны друг с другом люди самых разных, порой диаметрально противоположных политических взглядов: позиция, к примеру, бывших «диссидентов» совпадает с позицией коммунистов: и те, и другие с ужасом взирают на политику «демократов» по уничтожению культуры. Видимо, у людей «в крови» отвращение к национализму?
— В свое время все антифашистские фронты возникли на объединении и монархистов, и клерикалов, и либеральных политиков, и коммунистов. Другое дело, что по времени осознание обществом опасности, приближения катастрофы произошло поздно — уже после того, как в ряде стран ультранационалистические — читай: фашистские — режимы взяли власть в свои руки. Поэтому сейчас важно, чтобы украинское гражданское общество не опоздало, чтобы это понимали и вменяемые киевские политики, и представители власти на местах, которые наигрались за четыре года в «оранжевую революцию». Хотя история, как известно, не знает сослагательного наклонения, скажу: если бы в 2004 году в Украине был создан аналог французского Народного фронта (1936 год), национал-маргиналы никогда бы не захватили власть. Такая же возможность поставить украинских национал-фашистов на место, похоже, была утрачена и в последние недели. Вновь победили сугубо клановые интересы.
— Вы имеете в виду несостоявшийся альянс между Партией регионов и БЮТ? Но ведь многие политологи говорят о том, что это «две вещи несовместные»?
— Уверения о принципиальных расхождениях ПР и БЮТ звучат фальшиво. Да, противоречия есть, но они ровно ничего не значат перед набирающим силу государственным фашизмом. Подыгрывание ему идет за счет падения рейтинга партии — я говорю о «регионалах», — разочарования в ней самых верных избирателей.
Иногда в политике, при определенных обстоятельствах, некий союз становится целесообразным. Это тема была актуальна еще во времена гражданской войны. Деникин потом горько убивался о том, что не согласился сотрудничать с кубанским правительством, с достаточно либеральным правительством Директории против большевиков. Но вопрос остался риторическим: воспоминания Деникина в эмиграции уже никого не интересовали. Рассуждать, какой союзник хорош, а какой — нет, в то время как все гражданское общество отступает под сокрушительными ударами националистов, представляется эдакой словесной эквилибристикой, софистикой. А других союзников против националистов в парламенте нет!
