Леонид Млечин - Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина
Наш разговор закончился тем, что генерал дал слово не вводить войска в город,, если не произойдут какие-либо чрезвычайные события, а я пообещал обеспечить в городе спокойствие и безопасность...
В конце концов генерал Самсонов сдержал слово. Хотя, как он потом мне рассказывал, из Москвы беспрестанно звонили и требовали ввода в город войск. За одну эту ночь генерал Самсонов стал седым, но на сторону путчистов не перешел».
В половине пятого утра главнокомандующего военно-воздушными силами страны маршала Шапошникова разбудил телефонный звонок. Дежурный генерал Центрального командного пункта ВВС доложил:
— Товарищ главнокомандующий, в шесть часов вам необходимо быть в зале коллегии министерства обороны. Собирает министр.
— По какому поводу сбор? — спросил Шапошников.
— Не сообщили, товарищ главнокомандующий.
— А что по обстановке в мире, в стране?
— Все спокойно, никаких особых событий не произошло.
Ровно в шесть утра в зале коллегии появился министр обороны.
Он сказал:
— Президент СССР находится в тяжелом состоянии. Управлять страной не может. Обязанности президента временно принял на себя вице-президент Янаев. Завтра, 20 августа, должен быть подписан новый Союзный договор. Но без Горбачева он подписан быть не может. Неподписание договора может вызвать негативные последствия в стране. Поэтому вводится чрезвычайное положение...
Утром 19 августа Язов приказал своему заместителю Ачалову силами спецназа воздушно-десантных войск блокировать телецентр «Останкино».
Около семи утра по приказу министра обороны 2-я стрелковая (Таманская) и 4-я танковая (Кантемировская) дивизии начали движение к Москве. За два часа до этого министр внутренних дел Пуго приказал своему первому заместителю Шилову обеспечить машинами ГАИ армейские колонны, входящие в Москву. С помощью автоинспекции войска заняли к десяти утра ключевые позиции в городе.
Еще три парашютно-десантных полка 15-й (из Тулы), 137-й (из Рязани), 331-й (из Костромы) двинулись в сторону Москвы. Ачалов приказал также перебросить из Одесской области 217-й и 229-й парашютно-десантные полки — они сосредоточились в районах аэропортов Кубинка и Чкаловский.
Манежную площадь и Кремль блокировал спецназ КГБ.
В общей сложности в Москву ввели несколько сот танков и бронемашин.
В 9 часов 28 минут Язов подписал приказ о приведении вооруженных сил в повышенную боевую готовность.
Белый дом был окружен танками Таманской дивизии и бронемашинами Тульской воздушно-десантной дивизии. Собравшиеся там депутаты в любую минуту ожидали штурма и ареста. И здание, вероятно, было бы захвачено в конце концов, если бы не действия Ельцина.
Неожиданно для путчистов он не только не попытался с ними поладить и договориться, а, напротив, пошел на обострение. Он объявил путчистов преступниками и потребовал сдаться. Олег Попцов вспоминает: «В эти трагические дни кабинет Ельцина был очень доступен. Никакой замкнутости, общение было практически постоянным... Он принял единственно правильное решение — действовать, не выжидать, а действовать!.. Россия должна была знать, что президент не сломлен: он в Белом доме, он выполняет свои обязанности. Непреклонность Ельцина, его энергичность озадачили путчистов. Они не успевали дезавуировать его указы».
Написанное на даче в Архангельском обращение Ельцин прочитал прямо с танка, и эти кадры, увиденные страной и всем миром, вошли в историю. Ельцин стал символом законной власти, демократии и мужества. С этой минуты за действиями Ельцина стал следить весь мир.
Увидев Ельцина на танке, люди поняли, что заговорщикам можно и нужно сопротивляться. Если Ельцин их не боится, почему должны бояться другие? И москвичи двинулись к Белому дому. Они провели здесь три дня и три ночи. Уходили. Возвращались. Встречали здесь знакомых и коллег. Они были готовы защитить собой Ельцина, потому что Ельцин защищал их. И другой защиты и надежды не было.
Борис Николаевич был готов сопротивляться до последнего. Он сказал Виктору Ярошенко:
— Молодец архитектор Чечулин, на славу потрудился. Пожалуй, в Москве это единственное здание такого масштаба. Как он все здорово придумал: чтобы обойти все его кабинеты, коридоры, потребуется не один день. А подземный бункер и выходы из здания — прекрасно созданная система безопасности. Уверен: чем дольше будет продолжаться наша осада, тем громче политический резонанс, а у нас больше шансов мобилизовать народ...
Под руководством российского депутата генерал-полковника Константина Кобеца, который возглавил Государственный комитет по оборонным вопросам, началось строительство баррикад. К Белому дому стягивали бульдозеры, троллейбусы и автобусы, чтобы блокировать подходы. Готовили бутылки с зажигательной смесью.
Генералу Кобецу позвонил маршал Язов и приказал оставить пост и покинуть Белый дом. Кобец отказался. Язов сказал, что в таком случае дает разрешение прокуратуре возбудить уголовное дело:
— Вас ждет трибунал, а семью интернирование.
В Белом доме появилось некоторое количество офицеров, сотрудников охранных предприятий, которым раздали оружие.
Для руководителя президентской администрации Юрия Петрова 19 августа 1991 года было первым рабочим днем в Белом доме.
Ельцин представил его коллегам уже после своего знаменитого выступления с танка.
«Мы готовились к самым серьезным событиям — вплоть до штурма и физического уничтожения, — вспоминал потом Петров. — Кажется, 20-го числа мы, два или три человека, сидели в кабинете Ельцина. Входит взъерошенный Шахрай, у него на поясе пистолет. Я его спросил:
— Сергей Михайлович, зачем вам пистолет? Неужели вы действительно будете стрелять?
Он посмотрел на меня и говорит:
— Да!»
Министр внутренних дел России Виктор Баранников и его заместитель Андрей Дунаев отправили на помощь Ельцину курсантов милицейских школ. Борис Пуго потребовал не пускать курсантов в Москву и не мог понять, почему министерство не в состоянии исполнить его приказ.
Местные УВД следили за передвижением курсантов и сообщали в приемную Пуго. Тот вновь и вновь приказывал: остановить! Но московский главк внутренних дел союзному министерству фактически не подчинялся, а российское МВД твердо поддерживало Ельцина.
Пуго вызвал к себе первого заместителя министра внутренних дел России Виктора Ерина. Сам Ерин спустя три года рассказывал «Российской газете», как это происходило. Он исполнял обязанности министра внутренних дел России. Министр — Виктор Баранников — болел и находился в госпитале.
Пуго спросил у Ерина:
— Вы знаете, что мы начали?
— Знаю.
— Ваши действия?
— МВД России будет работать так, как нужно в этих условиях: обеспечивать правопорядок, бороться с преступностью.
— Вы что, не понимаете политического значения этого момента? Вы же опытный профессионал, о вас хорошее мнение. Мы должны быть убеждены в вашей лояльности.
— Борис Карлович, о какой лояльности здесь можно говорить? Есть правительство, есть Верховный Совет России. Они однозначно обозначат свою позицию. И министерство внутренних дел будет эту позицию выполнять в соответствии с законами России. У вас не должно быть на этот счет иллюзий.
Пуго в своей мягкой манере спросил:
— Не боитесь потерять место?
Ерин ответил:
— Ваше право меня уволить. Но против совести не пойду.
Ельцин продолжал смело нападать на ГКЧП, в руках которого были армия, МВД и спецслужбы. Он подписывал один указ за другим, которые мгновенно распространялись по стране.
Ельцин своими указами объявил членов ГКЧП уголовными преступниками и объяснил, что исполнение их приказов равносильно соучастию в преступлениях:
«1. Считать объявление Комитета-антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся ничем иным, как государственным преступлением.
2. Все решения, принимаемые от имени так называемого комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. На территории Российской Федерации действует законно избранная власть в лице президента, Верховного Совета и председателя Совета Министров, всех государственными местных органов власти и управления РСФСР.
3. Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного комитета, подпадают под действие Уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону».
В тот момент, естественно, никто не собирался исполнять указы Ельцина, но их твердость и откровенность создавали новую реальность. Местные руководители, как минимум, сохраняли нейтралитет и не спешили исполнять указания путчистов. А Ельцин прямо требовал задержать руководителей переворота:
