Анатолий Черняев - 1991 год - Дневник помощника президента СССР
Вебер и Ермонский вроде отчаливают. Сам начал сегодня разбор книг, два чемодана уже вывез на свалку... Кое-что и годится только в макулатуру, хотя жалко: с каждой всегда что-то связано, но читать уже никто не будет -- ни я, ни Митька. Тяжелая работа. И долгая.
30 декабря
Вчера Ельцин произнес новогоднюю речь. Можно бы и согласиться, если бы "сообщил", кому он обязан тем, что может именно так выступать. Но -- ни слова. Напротив, оставили, мол, мне Россию, будто в ней 70 лет хозяйничал враг.
А в Минске -- все гладко, но ничего не получается из Содружества, которое лишь ширма для развала Союза...
===
Приложение 1
В конце марта 1996 года я был приглашен Принстонским университетом на вторую конференцию по проблемам окончания "холодной войны". Первая была в 1994 году, ее патронировал Джордж Шульц, государственный секретарь США при Рейгане (я там тоже был). Эту, вторую, патронировал Джеймс Бейкер, государственный секретарь при Буше.
Наряду с Бейкером мне было предоставлено "слово при открытии". Помещаю ее в этой книге (с некоторыми сокращениями), потому что там -- моя неизменная позиция относительно мотивов горбачевской внешней политики. Предварительные замечания к дискуссии
1. Первое замечание. В исследованиях и дискуссиях о перестройке утвердилось мнение -- и оно в общем правильно, -- что внешняя политика Горбачева не только в своем стратегическом замысле, но и в конкретных ее проявлениях и акциях целиком была завязана на внутренних обстоятельствах в СССР, а иногда прямым образом зависела от тех или иных действий и намерений в сфере внутренней политики.
Это правильно, но этого недостаточно.
Новая внешняя политика имела для Горбачева, как руководителя сверхдержавы, как реформатора, самостоятельное значение.
Это ее значение определялось рядом моментов:
-- пониманием реальной возможности ядерной катастрофы (в отличие от прежних наших лидеров и официальной точки зрения, когда считалось: если ядерная война разразится, мы, Советский Союз, победим и с империализмом будет покончено);
-- сложившимся у Горбачева (еще до переезда в Москву), хотя и неоформившимся, убеждением, что идеологическая борьба на мировой арене, которую мы вели столько десятилетий, проиграна. И проиграна не потому, что нас технически переиграли в пропагандистской схватке, а в силу несостоятельности самой нашей идеологии. А в том, что на нас никто не нападает, Горбачев был убежден еще до того, как стал генсеком;
-- нравственными принципами. Они сложились, видимо, на протяжении всей его жизни. И предопределили его неприятие, его отвращение к применению силы, к насилию как средству политики, вообще как фактору общественного развития.
Отсюда, видимо, у него отсутствие всякого пиетета к армии, к военной символике и парадности, к демонстрациям военной мощи и явно неприязненное отношение ко всему, что связано с милитаризмом.
Второе замечание. Наше доверие к Соединенным Штатам, к руководству США рождалось трудно. Но, "проклюнувшись" у Горбачева и его команды, оно значительно опережало формирование доверия к нам со стороны американской администрации, американского истеблишмента и общественности. Процесс сближения шел на разных скоростях и носил неодинаковый характер.
Связано это, видимо, и с национальными особенностями, но в какой-то степени это и парадоксально: ведь нас, советских, десятилетиями воспитывали во вражде к "империализму", а олицетворением его для нас были Соединенные Штаты. В нас будто бы генетически была заложена подозрительность к Западу. Больше того, мы унаследовали еще от дореволюционных времен, от Достоевского и Салтыкова-Щедрина ощущение того, что, как бы русские ни старались, Запад никогда не откажется от недоверия и неприязни к России, "не полюбит" нас.
Третье замечание. В налаживании отношений мы меньше полагались на дипломатическое мастерство и больше на "человеческий фактор", на личное взаимопонимание все большего числа людей, которые включились в налаживание советско-американских отношений на новом этапе.
С какого-то момента -- а я думаю, его можно датировать весной 1987 года -- для Горбачева отношения с Америкой перестали быть сферой внешнеполитической игры, где каждый, естественно, хочет получить больше, чем дать. Горбачев отныне твердо исходил в своих действиях и помыслах от главной цели, которую надо было достичь во что бы то ни стало, а именно: покончить с "холодной войной", покончить с конфронтацией. Остальное приобретало второстепенное значение. Отсюда и его готовность идти на уступки, что до сих пор ему не могут простить его противники в России, сторонники традиционного, "старого" мышления.
Четвертое замечание. "Холодная война" закончилась на Мальте, а не в декабре 1992 года, когда Джордж Буш был последний раз в Москве в качестве президента. Иначе не объяснишь ни объединения Германии, ни действий двух сверхдержав в связи с агрессией Саддама Хусейна, как и многое другое.
Ради дипломатической вежливости можно, бывает, поступаться исторической истиной. Но никакая дипломатия не в состоянии отменить истину. Отнести срок окончания "холодной войны" на три года -- с декабря 1989 года на декабрь 1992 года -- это все равно как если бы кто-нибудь предложил считать окончанием Гражданской войны в США не 1865 год, когда была одержана решающая победа в достижении целей войны, а 1877 год, когда завершилась Реконструкция.
Отголоски "холодной войны", методы, ей свойственные, мы наблюдаем до сих пор и в мировой политике, и в отношениях между некоторыми странами. Однако эпоха "холодной войны", с совершенно определенными своими характеристиками, закончилась тогда, на Мальте.
Пятое замечание. Не в порядке комплимента, а для констатации факта: заслуги администрации Буша--Бейкера в повороте мировой истории на новый курс в 1989--1990 годах для меня несомненны.
Позиция и программа, которые мы услышали из уст президента на Мальте, были ожидаемы, но неожиданными -- и для меня, и для Горбачева. Ведь только потом мы узнали о честной и трудной "работе над собой", которая была проделана во время "паузы" с января по май 1989 года, о том, какое сопротивление пришлось преодолеть, чтобы принять масштабное решение о "повороте отношения к СССР на 180 градусов" (слова Буша).
Как это ни странно, но я, помощник по международным вопросам (и Горбачев тоже), лишь потом -- от историков, а не своевременно, от посольств и спецслужб -- узнали о выдающихся публичных выступлениях Бейкера 4 и 16 октября 1989 года, в которых было суммировано переосмысление во время "паузы" американо-советской ситуации и сделаны выводы, позволившие выйти на Мальту. Что же касается тайных источников информации, которые пользовались престижем абсолютно надежных и откровенных, т. е. "истинных", то они торопились сообщать главным образом негативное, считали более правильным для "национальных интересов" возбуждать и подогревать подозрения.
Особенно хотел бы отметить роль Джеймса Бейкера в деле объединения Германии. 9 пунктов позволили компромиссно снять острую проблему вхождения объединенной Германии в НАТО. Здесь администрация помогла Горбачеву найти оптимальное, реалистическое решение. Чего нельзя сказать о ее позиции (и поведении) в отношении Прибалтики. Чрезмерное выпячивание (в общем-то по внутриполитическим для США соображениям) этой проблемы в отношениях с Горбачевым поощряло провокационные, нахальные действия прибалтийских лидеров. Это очень осложнило начавшийся процесс реформирования СССР. Неизбежное отделение Литвы, Латвии, Эстонии все равно состоялось бы, т. е. была бы достигнута цель, которой добивались прибалты и США, но делали они это так, что наносился тяжелый ущерб гораздо более значительной международной цели -- сохранению великой миролюбивой державы в лице обновленного демократического Союза. Впрочем, некоторые в администрации США (они известны) сознательно и целенаправленно этого не хотели, для них целью было -- помочь разрушить Союз, какие бы изменения, пусть ультрадемократические, в нем ни произошли бы. Но это не было целью президента Буша и госсекретаря Бейкера. Остаюсь при такой уверенности.
И наконец: Горбачев и его великое всемирное и патриотическое дело получили от Запада (взамен того, что он принес международному сообществу) незаслуженно меньше, чем получила и получает Россия Ельцина... неизвестно за что, если не считать мифологии: "он разрушитель коммунизма". Хотя "отменять коммунизм" начал Горбачев и отменил бы до конца, но в менее болезненных для страны формах... если бы не августовский путч. Приложение 2
16 августа 1994 года "Независимая газета" опубликовала на целую полосу статью бывшего долгое время первым замом министра иностранных дел СССР Георгия Марковича Корниенко "Закончилась ли "холодная война"?", с подзаголовком "Размышления ее участника". В статье с позиций громыкинской ортодоксии была подвергнута разносной критике внешняя политика Горбачева.
