Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6267 ( № 12 2010)
Впору задаться вопросом: почему любой разговор о «новом реализме» оказывается бесплодным? Вот с чего, мне кажется, следует начинать.
Во-первых, нарекание вызывает уже сам термин. В упомянутой выше брошюре литературовед Пётр Палиевский говорит о термине «постмодернизм»: «Здесь нет внутренней характеристики, какого-либо содержательного представления сущности: чистое «после», простирающееся в дурную бесконечность: «после», «после-после», «после-после-после» и т.п.» Этот упрёк можно переадресовать и «новому реализму». Здесь также нет содержательного представления сущности, зато налицо другая дурная бесконечность: «новый», «новый-новый», «новый-новый-новый» и т.п.
Во-вторых, мы сегодня имеем дело с четвёртой или пятой перезагрузкой термина «новый реализм». Нужны примеры? Первые перезагрузки предпринимались ещё в позапрошлом столетии, но мы обратимся сразу к XX веку. У меня под рукой работа Александра Воронского «Искусство видеть мир» (1929). Иногда не верю своим глазам, читая её подзаголовок: «О новом реализме». А вот цитата из статьи Воронского «Андрей Белый» (1927): «Реализм Толстого, Тургенева требует существеннейших поправок, изменений и дополнений. Тем более это надо сказать о бытописательстве. Здесь нужна не реформа, а революция. Новый реализм должен восстановить нам мир во всей его независимости от нас, в его прочной данности, – но вместе с тем он должен уметь применить с успехом и заострённую манеру письма импрессионистов, модернистов и символистов. Только таким нами мыслится новый реализм. Значение Андрея Белого здесь очевидно». Это одна из перезагрузок термина «новый реализм». «Соцреализм» – другая (просто в данном случае удалось найти слово, содержательно выражающее сущность нового направления, – «социалистический»).
Надо отдать должное критикам наших дней, они тоже искали термин-заменитель для эпитета «новый». В частности, Валерия Пустовая предложила сразу два – «символический» и «метафизический». «Символический реализм» – это что-то знакомое (см. выше цитату Воронского). А «метафизический реализм» существует по крайней мере с 70-х годов XX века. И не столь важно, кого считать его основоположником: Константина Кедрова, Юрия Мамлеева или Михаила Эпштейна. В конце концов идея носилась в воздухе.
Легко заметить, что «новый реализм» и «метафизический реализм» в современной русской литературе – антагонисты. Для «метафизического реализма» наиболее существенна связь с трансцендентным – невидимым, сверхчеловеческим и сверхрациональным полюсом мира. У «новых реалистов» ничего подобного нет. Пустовой удалось выискать какую-то метафизику в рассказах Олега Зоберна, но это как раз исключение, демонстрирующее духовную нищету «новых реалистов», зациклившихся на бытописательстве и материально-предметном мире.
Осознавая слабость своих позиций, многие сторонники «нового реализма» готовы признать, что эпитет «новый» выражает лишь хронологический аспект, то есть не подразумевает «сущностную новизну». Соответственно термин «новый реализм» они предлагают расшифровывать как «реализм сегодня», «снова реализм» или «просто реализм». С такой пораженческой трактовкой можно согласиться, но интерес к «новому реализму» при этом сразу пропадает, потому что подогревается он именно посулами сущностной новизны.
Почему же термин «новый реализм» демонстрирует прямо-таки фантастическую живучесть? Давайте разберёмся.
Во-первых, дело в неопределённости исходного термина «реализм». Интуитивно понятный, он тут же расплывается, как только мы пытаемся дать ему мало-мальски научное определение. Показав несостоятельность существующих дефиниций этого термина, философ Вадим Руднев призвал вообще изъять его из употребления. Но этого, конечно, в ближайшее время не произойдёт. Потому что для очень многих людей, в особенности старшего поколения, термин «реалистический» имеет аксиологическую окраску и означает «имеет художественную ценность».
Во-вторых, сторонники «нового реализма» пытаются представить текущий литературный процесс как борьбу «нового реализма» с «постмодернизмом». Им это удаётся, потому что термин «постмодернизм» столь же размыт, как и термин «новый реализм», ибо оба лишены содержательного представления сущности (см. выше). Таким образом, некоторые критики пытаются свести современную русскую литературу к борьбе двух терминов-пустышек, терминов-свищей. А поскольку постмодернизм давно приелся, симпатии склоняются на сторону «нового реализма».
Есть и другая причина – превращение слова «постмодернизм» в жупел для людей, уязвлённых катастрофой 90-х годов. «Ах, ты против нового реализма! Значит, ты за постмодернизм!! Значит, ты за грабительскую приватизацию, подонок!!!» С какого это перепуга? Что за кривая, извращённая логика? С таким же успехом я могу сказать: «Ах, вы за новый реализм! Значит, вы против 90-х! Значит, вы за новую реакцию! Так, значит,вы – это движение НАШИ в литературе! Тоже мне, идущие вместе! Стилистически вы – одна борьба! Катитесь к своему Якименко!» Я, конечно, утрирую, но не слишком сильно. Повторю: редуцирование современной русской литературы к двум размытым направлениям – «новый реализм» и «постмодернизм» – является совершенно искусственным, тенденциозным и почти идиотичным. Нужно донельзя плохо ориентироваться в современной словесности, чтобы всерьёз воспринимать эту примитивную схему.
В-третьих, больше всех о «новом реализме» говорили и писали молодые критики. Сейчас они, конечно, переросли свои ранние манифесты. Но поставим себя на их место: что им теперь остаётся делать? Отрекаться? Но тогда они слышат: получается, вы всё это время морочили нам голову?! Вот и приходится этим замечательным людям юлить и выкручиваться. А между тем под знамёна «нового реализма» стекаются всё новые молодые литераторы, в особенности благодаря форумам в пансионате «Липки», где любая литературная зараза мгновенно передаётся воздушно-капельным путём. Одной из жертв модного поветрия стал перспективный критик Андрей Рудалёв. Через некоторое время он, конечно, разочаруется в «новом реализме» и будет стыдиться своих фанатичных статей в поддержку этого направления. Но отмотать время назад невозможно. Молодые критики становятся заложниками своих скороспелых суждений, и не у всех хватает мужества отречься от заблуждений юности. У меня хватило. Признаюсь, и я писал статьи в поддержку самого крупного «мыльного пузыря» нулевых годов. Каюсь.
В-четвёртых, «новые реалисты» образовали что-то вроде секты, касты, литкорпорации. Всех остальных они просто не замечают. Самые убедительные аргументы наиболее последовательных критиков «нового реализма» Жанны Голенко, Сергея Белякова, Наталии Рубановой, Дарьи Марковой и вашего покорного слуги, по сути, были проигнорированы. Как ни относиться к постмодернистам, но такого самопиара, нахрапа, презрения к оппонентам не позволяли себе даже они. Благодаря взаимному «подпиариванию» литсекта «новых реалистов» сегодня привлекает непропорционально много внимания.
Итак, выполоть термин-сорняк «новый реализм» нам всё равно не удастся. Он исчезнет сам собой, когда до смерти надоест, когда обнаружится пустота трескучих фраз, сопровождающих его с момента рождения. И тогда засилье «нового реализма» сменится каким-нибудь другим «засильем».
А потом? А потом споры вокруг «нового реализма» подзабудут. И лет через тридцать появятся молодые импульсивные критики, которым захочется прославиться. И нагло назовут себя «новыми-преновыми реалистами» или изобретут какую-нибудь очередную конструкцию со словами «новый» и «реализм». «Новые-преновые реалисты» произведут достаточно шума, а их пиарщики напишут о них много правдивых тёплых слов. А потом какой-нибудь новый Лев Пирогов предложит провести тысячу первую дискуссию о супермодном «новом-преновом реализме». И какой-нибудь новый Михаил Бойко примет в ней участие. И будет произнесено много никому не нужных слов. Такое вот «вечное возвращение того же самого».
Вы всё ещё за «новый реализм»?
Михаил БОЙКО
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Кривое зеркало толстожурнальной крепости
Литература
Кривое зеркало толстожурнальной крепости
ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ
Не всё то литература, что происходит в столице. Примером тому уфимский литературный журнал «Бельские просторы»: у него один из самых высоких индексов цитирования в нынешней литературной публицистике «быстрого реагирования», то есть прежде всего в Интернете.
