Борис Кушнер - Столицы Запада
Во дворе завода чистота такая, что боишься наследить и невольно глазами ищешь у ворот коврика, о который вытереть ноги.
Вымощен двор все той же граненой брусчаткой, между корпусами разбиты аккуратные газоны. Их яркая светлая зелень заботливо подстригается и орошается. На газонах, как памятники промышленной истории и промышленному гению, стоят: первый паровой котел, построенный заводом, и паровая машина № 2. Эти памятники наглядно иллюстрируют производственный стаж предприятия. Можно долго простоять перед ними, всматриваясь в их причудливые, скупые, неразвитые формы.
И чем дольше простоишь, тем сильней ощущаешь контраст между этими железными привидениями прошлого, вмурованными в зелень газона, и другой частью двора. Там, опираясь плечами о противоположные корпуса, напряженно работают мостовые краны, волоча по воздуху многотонные тяжести.
От набережной Тегеля, от заводской пристани высоко реет ажуром железных ферм сложный переплет эстакады. Ее подъемной силой разгружаются белоносые баржи и подаются в нужные места уголь и металлическое сырье. Она же переносит по воздуху всякого рода готовый продукт и грузит его на речные суда.
Посредине заводской территории возвышается здание-башня. В ней двенадцать этажей, выполненных в стиле американского небоскреба, и помещение, достаточное для всего управления завода.
Башня эта — строительная достопримечательность современной Германии.
ЗЕЛЁНЫЙ ГОРОД НЕМЕЦКИХ РАБОЧИХ
Там, где кончаются заводы, фабрики и муниципальные предприятия, где слепые стены последних городских домов возвышаются как прибрежные скалы неприветливого материка, там начинаются летние жилища — дачи берлинской бедноты.
Пригородные пустыри разбиты на участки по нескольку квадратных метров каждый. На этих участках рабочие семьи воздвигают шалаши-беседки из отбросов строительного материала, какие только попадутся под руку. Обрезки теса, лоскутья кровельного толя, ржавые и дырявые листы железа — все идет в дело. Здесь в высокой степени развито своеобразное нищенское рабочее строительное изобретательство.
Находятся искусники и затейщики, старающиеся придать своему шалашу замысловатый вид буржуазной виллы с башенкой, с крыльцом или даже с настоящей оконной рамой, если удастся ее где-нибудь раздобыть. Эти летние жилища трогательно похожи на убогие одеяла, кое-как сшитые из ветхих обесцвеченных лохмотьев и небрежно натянутые на грязные, слишком изнуренные тела.
Участки при шалашах старательно, но неумело и бестолково взрыты. Понаделаны грядки, клумбы, понасажены овощи и разная ползучая зелень для красы. И каждое "владение" обязательно огорожено. Роль изгороди играет сложная путанина из прутьев, жердей и обрывков проволоки.
Поля, занятые этими рабочими поселениями, тянутся на целые километры и кольцом окружили город почти со всех сторон.
Грустно издали смотреть на эти становища. Кажется, будто многочисленное бродячее племя, не знающее ни сельскохозяйственной культуры, ни современных достижений строительного искусства, приняло неосмотрительное решение стать оседлым. Жалко испорченных полей, неоправданных усилий и рвения, затраченных на эту свалку, чахлой зелени и строительного мусора.
Зато эти взъерошенные пустыри, куда на лето вытряхивается рабочая беднота для просушки и проветривания, расцветают в дни пролетарских праздников сказочными садами. Самый яркий день — первое мая. Красное так жарко горит на совсем еще нежном зеленом фоне. От шалаша к шалашу, от закутка к закутку протянулись радостные гирлянды красных флажков. Над каждой дырой, служащей входом во "владение", протянут кусок красной материи. На нем соответствующий лозунг, содержание которого зависит от того, кто хозяин — социал-демократ или коммунист. Над макушками шалашей возбужденно треплются красные знамена. Чтобы собрать такое количество красных лоскутьев, матерчатых и бумажных, жителям этих дачных полей в течение всего года нужно помнить и заботиться о дне первомайского праздника.
Вечером зажигаются бумажные фонари и лампионы. Вся земля на километры вокруг Берлина клубится и светится красной мигающей пеной.
КАМЕННЫЙ ЗНОЙ И КАМЕННОЕ ЧВАНСТВО
Скверно летом жить в раскаленной зноем западной столице. Жаркие камни отражают бензинную вонь ста тысяч автомобилей. И хотя тысячи поездов, переведенные на электрическую тягу, не развевают больше на всех вокзалах и над всеми виадуками дымовые султаны своих паровозных труб, все же гари и копоти над городом нависло непродыханное количество.
Более четырех миллионов людей дышат и потеют и портят воздух. В высокое, голубое, далекое от земли, близкое к солнцу, всегда стерилизованное небо природой устроена хорошая тяга. Но и небо не успевает в летний день унести от земной поверхности накапливающиеся здесь смрад и зловоние.
Природное расположение и высокая немецкая техническая и сельскохозяйственная культура наделили Берлин живописнейшими и благоустроеннейшими окрестностями. Озера, леса, искусственно насажденные на месте давно исчезнувших девственных чащ парки — более зеленые и тенистые, чем сами леса.
Летом очумелые поезда, пышащие жаром и потеющие машинным маслом, мчатся к Ваннзее, Шлахтензее и прочим прохладительным местам.
По воскресеньям полнаселения Берлина выбрасывается сюда под кусты и на лужайки, а вечером подбирается и отвозится электрическими поездами обратно в город, чтобы с понедельника с утра вновь всем стоять на работе, не замечая зноя, не чувствуя зловония, не зная ничего о зелени прохладительных мест.
В центре нынешнего Берлина был некогда густой широкошумный лес, богатый мелкой и крупной дичью. Он отделял средневековый городок Берлин от близлежащих феодальных замков и деревенских поселений — Шарлоттенбурга, Шенеберга, Вильмерсдорфа и Галлензее. В настоящее время бывшие деревушки эти представляют собою лучшие районы многомиллионного города Берлина, а бывший лес — поредевший, прорезанный аккуратными асфальтированными дорогами, превратился в большой прекрасный парк — Тиргартен.
Вместо былой дичи в нем живет лишь бронзовый олень, памятник какому-то легендарному жителю исчезнувшей чащи.
Там, где был когда-то проезд в городской стене, окружавшей Берлин, и теперь стоят еще каменные ворота с колоннами. Называются они Бранденбургскими. Отделяют Парижскую площадь и центральную улицу "Под липами" от Тиргартена.
Тотчас же за воротами из-за первых рядов пышно разросшихся лип справа наискосок виден купол германского парламента.
Под фронтоном парламента большими буквами выведена сомнительная надпись: "Немецкому народу". Кого понимать под народом и от кого этот дар — не сказано.
Перед парламентом площадь величиною с целый аэродром. С одной стороны у парламента стоит медный Бисмарк, с другой, через площадь — мраморный Мольтке. Посредине — Колонна Победы. Как называется эта площадь?
Площадь Революции?
Площадь Восстания?
Площадь 9 января?
Ничего подобного — она носит спокойное название Площади Республики, не пугающее берлинскую буржуазию и обывателя напоминанием о кровавых днях уличных боев.
Германская буржуазия не любит революционных переименований, и много улиц, площадей и иных мест в Берлине до сих пор называются императорскими и королевскими.
Буржуазия всеми силами старается привить широким массам убеждение, что есть на свете вещи незыблемые, нерушимые, которые не могут быть изменены и заменены новыми.
Колонна Победы от подножия до самой вершины украшена французскими пушками, взятыми в 1870 году под Седаном. Золотая богиня Победы с вершины колонны глядит на перспективу Аллеи Победы. Вместо деревьев, образующих всякую обыкновенную аллею, здесь с обеих сторон длинными рядами поставлены мраморные памятники — императорские предки, королевские отпрыски, князья церкви — целая армия покойных угнетателей и истлевших рабовладельцев. Памятники сделаны очень, плохо.
ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД НЕМЕЦКОЙ БУРЖУАЗИИ
Всё, что лежит к западу и к югу от Тиргартена — все это Берлин-Вестен. Самая новая часть столицы. Город буржуазии — крупной, средней и мелкой. Здесь, в уютной тишине отдаленных кварталов, живут и мечтают о прошлой славе, о лучших невозвратных днях уцелевшие остатки офицерских кадров эпохи империалистической войны. Здесь на центральной площади, как цитадель политического хулиганства, возвышается "Кафе Вильгельма", место сбора, оперативная база фашистских организаций. В дни выборов, политических столкновений и революционных вспышек, потрясающих столицу буржуазной Германий с настойчивостью припадков тропической малярии, в районе действия фашистского кафе бывает буйно.
Западный Берлин вне всякого сомнения — один из самых удивительных городов, какие только существуют на свете. Здесь каждая улица стоит того, чтобы рассказать о ней. Они широки настолько, что от тротуара к тротуару можно уместить любую московскую площадь. Прямолинейны, как туго натянутый плотничий шнур. И многие из них такой длины, что можно родиться на одном конце ее, прожить долгую жизнь и умереть, не побывав ни разу на другом и не зная, что там стоит и что делается.
