Михаил Анненков - Война 1870 года. Заметки и впечатления русского офицера
Еще до начала войны, прусским генеральным штабом было произведено несколько так называемых поездок генерального штаба (General-Stabs-Reisen) до самых берегов Рейна, и затем составлены, по картам, всевозможные комбинации и соображения на случай военных действий в пределах Франции.[25]
По поводу этих экскурсий генерального штаба считаем необходимым сделать небольшое отступление, так как поездки эти представляют одно из тех занятий в мирное время, которые, по нашему убеждению, много содействовали успехам пруссаков в настоящую войну, приучив управления армий и корпусов искусно распоряжаться войсками, разбросанными на огромных расстояниях, держа их, в то же время, в постоянной связи между собою.
Соблюдение этого последнего условия в особенности необходимо ныне, когда на поле военных действий приходится двигать громадные армии, для которых требуется и значительное число путей.
Сущность поездок генерального штаба заключается в следующем: вызванные из окружных штабов офицеры генерального штаба, вместе с офицерами главного штаба и под руководством одного из опытных генералов, а иногда и самого графа Мольтке, совершают примерный поход, верхом, с незначительным числом конных людей, которые употребляются, как жолонеры, для обозначения, расположения различных корпусов и дивизий.
В этом примерном доходе, офицеры, представляющие собою корпусные штабы, вместе с жолонерами, держат постоянные расстояния между собою, как будто-бы это были действительно двигающиеся части войск; равным образом, для всех этих воображаемых корпусов и дивизий избираются места ночлега и бивуака, отдаются им письменные приказания для движения, остановки, сосредоточения с другими корпусами, дивизиями и отрядами, — словом, участвующие в примерном походе офицеры приучаются распоряжаться и действовать значительными боевыми силами на огромных расстояниях, сохраняя, в то же время, постоянные сношения с другими частями армии.
В какой мере это начало, т. е. постоянная связь между частями войск, корпусов и армий, — соблюдается в Пруссии, можно видеть из того, что кроме донесений, доставляемых весьма аккуратно, отдельными корпусами и дивизиями, в главную квартиру, — перед каждым решительным и более значительным военным действием, как, например, для сосредоточения войск, 16 и 18 августа, под Метцом, или перед сражением при Седане, 29 и 30 августа, — граф Мольтке, независимо отданных им приказаний, относительно движения и сосредоточения войск, посылал еще из главной квартиры особых офицеров генерального штаба, знакомых с общим планом предстоявшего дела, в главные отделы армии, в особенности в те корпуса, которым приходилось производить более сложные движения. Офицеры эти, передав приказания, оставались при частях войск, совершавших передвижения, до самого прибытия их в предназначенные пункты, и затем возвращались в главную квартиру с подробными донесениями об исполнении означенными частями данных им приказаний.
Только подобною предусмотрительностью во время военных действий, а также и практическою подготовкою офицеров генерального штаба в мирное время, и могут быть объяснены та необыкновенная точность и расчитанность во всех движениях прусских войск в настоящую кампанию, и та неразрывная связь, которая постоянно существовала между различными частями армии.
Говоря о необыкновенно тщательной подготовке прусской армии по всем отраслям военного управления, нельзя также умолчать, как о том внимании к служебным обязанностям и глубоком сознании долга, которыми отличаются все, в особенности высшие чины армии, так и о том общем уважении, каким пользуются в ней все серьезно занимающиеся и трудящиеся люди. В этом отношении особенно замечательны слова наследного принца прусского, главнокомандующего 3 армиею, который не раз высказывал свое сожаление о том, что, начальник штаба его армии, генерал Блюменталь не получил, в настоящую войну, начальства над корпусом, командование которым для него было бы приятнее, нежели исполнение обязанности начальника штаба; но, что он, принц, вполне ценя замечательные способности, ум и деятельность этого генерала, не мог отказаться от его услуг.
В этих словах повидимому нет ничего особенного, тем более, что каждому известно, что один человек, без способных помощников, не всегда в состоянии сделать много; но, вникнув внимательнее в смысл этих слов, нельзя не признать величия души в человеке, отдающем открыто должную дань своим помощникам, тогда как, по большей части, люди, сколько нибудь заметные в сфере служебной или общественной деятельности, стараются, обыкновенно, все приписать себе и даже умалить заслуги своих подчиненных.
По поводу вышесказанного, нельзя не припомнить здесь некоторые любимые изречения известных нам главнокомандовавших: «у меня начальник штаба — старший писарь», или «если моя шапка узнает, что я думаю, — я сожгу ее».
Насколько губительно действует такое пренебрежение к подчиненным и, скажем прямо — неблагодарное отношение к их трудам, часто весьма тяжелым, — можно видеть из того, что люди, служащие при подобных начальниках, теряют не только энергию и любовь к своему делу, но, кажется, даже и самые способности и, по большей части, пропадают в массе дюжинной посредственности.
Выбор корпусных командиров в прусской армии и вообще начальствующих лиц, весьма замечателен, — почти все они люди отлично образованные, даже ученые, — окончившие курс в высших военно-учебных заведениях и, следовательно, не только на практике, но и в теории изучившие военное дело.
Нижеследующий рассказ довольно хорошо подтверждает наше мнение об отношениях прусских высших чинов к своим подчиненным.
Однажды, после обеда у командующего 5 армейским корпусом, генерала Кирбаха, этот последний обратился к своему начальнику штаба, полковнику Эшу, с просьбою рассказать сражение при Верти, где 5 корпус играл такую важную роль. Надо было видеть, с каким вниманием и удовольствием старый генерал следил за блестящим рассказом своего подчиненного. Дело в том, что полковник Эш — воспитанник генерала Кирбаха, который прежде был директором кадетского корпуса, и который действительно смотрит на полковника, как на своего питомца и ученика. Но, не смотря на такие отношения начальника к подчиненному, Эш вероятно никогда и не задавался мыслью, что может знать дело лучше своего воспитателя, который, будучи хорошо знаком с научною стороною военного дела, обладает, притом, практическим опытом, приобретенным долговременною боевою службою.
Затем мы снова возвращаемся к рассматриваемому нами вопросу о подготовлении театра военных действий.
Показав, что было сделано, в этом отношении, в Пруссии, — теперь мы обратимся к ее противнику и взглянем в какой мере командующие лица, во французской армии, были ознакомлены с особенностями местности, долженствовавшей сделаться театром военных действий. Перед началом кампании, генералам и штабам французской армии были розданы, в большом количестве, карты Германии, изданные, впрочем, не особенно тщательно, причем и не подумали снабдить их картами собственной страны. До какой степени простиралась самонадеянность начальствующих лиц в армии и их уверенность в несомненной победе над пруссаками, можно видеть из рассказов о некоторых генералах, будто бы объявлявших, что они не нуждаются ни в каких картах и идут на выстрел (nous marchons aux canons).
Впрочем, не все были подобного мнения. Изредка раздавались одинокие голоса благоразумия, указывавшие на необходимость серьезного и внимательного приготовления к войне, в неизбежности которой не сомневались люди опытные и следившие за ходом событий в Европе в последние годы. Вот что, например, писал еще 7 декабря 1866 года, т. е. за три с половиною года до войны, один из способнейших французских генералов, — Дюкро, бывший тогда комендантом в Страсбурге, к генералу Трошю.[26]
«Так-как ты готовишься высказывать истины высоким лицам, окружающим тебя, то прибавь следующее: Пока мы торжественно и пространно обсуждаем — какие лучше принять меры к созданию армии, Пруссия очень деятельно готовится к вторжению в наши пределы. Она будет в состоянии выставить 600 000 человек и 1200 орудий, прежде чем мы найдем возможность организовать кадры для 300 000 человек и 600 пушек. По ту сторону Рейна нет ни одного германца, который не верил бы в возможность близкой войны. Самые миролюбивые, которых по родственным связям и интересам можно считать скорее французами, нежели немцами, — и те смотрят на борьбу, как на вещь неизбежную и не могут понять нашего бездействия; а так-как нет действия без причин, то они и объясняют это тем, что будто бы наш император впал в детство.
«Едва ли возможно сомневаться в том, что война вспыхнет не сегодня, так завтра. Только вследствие нашего тщеславия, безумной гордости и ослепления, мы можем думать, что будто бы от нас самих зависит сделать выбор — избрать удобный для нас день и час (т. е. конец всемирной выставки) для нашей организации и нашего вооружения. Откровенно говоря, я разделяю твое мнение и начинаю думать, что наше правительство в самом деле одержимо сумасшествием; но если оно обречено Юпитером на гибель, то не забудем, что судьба нашего отечества и наша собственная участь связаны с его судьбами, и так-как мы еще не поражены этим несчастным безумием, то и должны употребить все усилия, чтобы удержаться на том роковом склоне, который ведет прямо к бездне.
