Борис Штерн - Лишь бы не было войны или Краткий курс соцреализма
Таким вот Макаром.
А экономист Н.Ильин хитро на всех посматривает, но карты Карла Фридриксонна пока не раскрывает.
35. ПЛЮС ЭЛЕКТРИФИКАЦИЯ
Приплывает на «Челюскине» лауреат Шнобелевской премии Фриц Нонсенс, известнейший хренландский полярник (вроде нашего Папанова, но не такой толстый) и говорит:
— Да у вас же тут голодающие Поволжья! — хватается за голову этот разный и прочий швед. — Как же так?!
— Неурожай у нас, — скорбно объясняет экономист Н.Ильин. — Зона рискованного земледелия. Идемте в буфет… Вот, извольте посмотреть, сами перебиваемся с черного хлеба на морковный кофе. Совок Степашка в обморок падает — вот, лежит. У Горькина осталась одна тюбетейка. Угощайтесь, чем богаты — кружка пива, грибки соленые… Не бойтесь, не отравленные. Нам нужны хлеб, чай, сахар, масло, молоко, мясо, рыба, овощи, фрукты и яйца. Вот список. Деликатесов нам не надо, не время сейчас для деликатесов. Омаров и устриц будем при коммунизме есть.
— Значит, нужно вводить новую экономическую политику! — горячится Фриц Нонсенс, пряча список в портфель.
— Плюс электрификацию всей страны! — добавляет экономист Н.Ильин. — Приезжайте к нам через двадцать лет… А лучше через тридцать. Сами увидите — нынешнее поколение совместных людей будет жить при электрификации.
Уплыл удрученный Фриц Нонсенс на ледоколе «Челюскине», попал во льды и затонул, но продовольствие по списку прислать успел.
Только народ это продовольствие и видел.
36. ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ, А ТАМ ХОТЬ ТРАВА НЕ РАСТИ
Никак не могут найти Народные Совместители всеобщий всенародный знаменатель. Не до народа им, международное положение не тово, рельсканцлер Гнидлер воду каламутит — гляди в оба, чтобы самим не слететь.
А народ все хуже живет и хуже. Хужее даже, чем при Чудище Лаяйющем.
— При Чудище еще ничего жилось, — вспоминает народ. — Хорошо жилось-то при Чудище! Кур держали, коров, калачи по воскресеньям кушали. Уговор был такой: ты эту Чудищу пои-корми, и она к тебе с пониманием. Спору нет, на шее народной она сидела — на то она и Чудища Лаяйющая, чтобы на шее сидеть. И девицами не гнушалась. Бывало, завалится на ночь в деревню, а утром в Зимнем Логове императрица посуду бьет: явились не запылились, Ваше Кобелиное Величество! Ска-андал! Оно конешно: и псов-сатрапов пои-корми, и лошадям ихним овса давай… Зато имели к народу культурное обхождение. Приедут, всех облаяйют, девиц попортят, заберут не более того, что им надобно, мужикам всыплют розги по первое число, и живи себе до очередного первого числа. Культурно все. И девицы совсем не против.
Совсем устал народ. Историю свою забывать стал — как жилось-то хорошо при Царе-Горохе. Тогда хоть горох был, а тут — Царь-Голод!
— Ладно, — смекает народ. — Мы люди простые, не гордые. Надо идти кланяться. Лишь бы не было войны. А то опять Гражданка пожалует.
37. ХОДОКИ
Избрал народ депутатов — у кого спина гнучая, тому поклоны бить.
Выпал тяжкий жребий Ивану, Петру да Сидору Аверьянычу, старосте села Грязные Лужи. Приодели ходоков победнее — лапти-шмапти, онучи-вонючи, рваные зипуны да треухи, пришли через всю страну в субботу утром к Спасской башне Кремля, глядят и видят: на макушке заместо двуглавого орла звезда о пяти рогах красным огнем горит. Слышат: куранты «Интернационал» бьют: «Вставай, мол, проклятый! Подъем! На субботник пора!» Кремлевские курсанты, как заводные куклы, по площади маршируют с винтовками со штыками, ноги выше крыши задирают, как при Николае Палкине (крутой был царюга, а вишь, допомогал Пушкину стихи писать: «Бориса Годунова», — говорит, — ты мне, Пушкин, подправь к понедельнику. Вот тут и тут… И концовку переделай. Что это у тебя «веселится и ликует весь народ»? С чего бы это ему веселиться? Народ пусть безмолвствует. Понял, да?»
А тут еще бабы с тряпками, задрав подолы, кровь человеческую с мостовой отмывают после гражданской войны. Субботник полным ходом идет… В общем, записались ходоки у шофера Гулько Макара Егорьевича, который на часах стоял в столь ранний час, на прием к экономисту Н.Ильину.
Видят: отказа нет. Не орет на них личный шофер экономиста: «Куда прешь, дурак?»
Хороший признак. Переглянулись ходоки. Перекрестились на рубиновую звезду.
Вошли.
38. ЧАЙНИК СО СВИСТКОМ
Не успели еще ходоки в ножки бухнуться, а экономист Н.Ильин выбегает из-за письменного стола, где диктует Нессе Армаггедон «Очередные задачи Совместной Власти», и очень любезно спрашивает:
— Зачем пожаловали, мужички? Присаживайтесь. Сейчас кипяточку принесут, будем чай пить.
Очень уж экономист Н.Ильин чай любил, не мог уже без чифира жить. Если едет куда-нибудь на фронт — за ним чайник везут в бронепоезде.
Уселись Иван, Петро да Сидор Аверьяныч, староста Грязных Луж, в мягкие кресла с крахмальными наволочками. Придворный кремлевский художник Бродский уже тут как тут со своей палитрой — краски размешивает, полотно на подрамник натягивает. А Неська Армаггедон, подружка экономиста Н.Ильина, вносит чайник с кипятком, а чайник не простой — со свистком. Чайник кипит — свисток свистит!
От такого благородного обхождения совсем распарились ходоки. Так бы всю жизнь и сидели в креслах. Опять переглядываются: чудно, за людей их здесь принимают, что ли? Да еще расспрашивают:
— А что вы, мужички, думаете о Брестском похабном миру? А о Карибском непечатном кризисе каково ваше мнение? Говорите правду, не бойтесь.
Каково?!..
И бабенка у кремлевского мечтателя ничево, вот только фамилия страшненькая. Чай в блюдцах разносит, с баранками, в мужской разговор не встреет, свое место знает. Потеряли ходоки бдительность, стали резать правду-матку в глаза:
— Оно-то, конешно, так… — режет Иван на столе шмат сала. — И не иначе.
— А как? — интересуется экономист Н.Ильин. — Как вы оцениваете очередной виток спирали гонки вооружений?
— Ежели так, то пожалуйста, — ломает Петро белый хлеб ломтями.
— А как именно? — уточняет экономист Н.Ильин.
— Стоп, мужики, — достает Сидор Аверьяныч зеленый штоф с буряковкой.
— Дайте я скажу.
— А мы вас внимательно выслушаем, — принюхивается к штофу экономист Н.Ильин.
39. ХИЖИНЫ — ДВОРЦАМ, ДВОРЦЫ — ХИЖИНАМ
— Надоело! — говорит Сидор Аверьяныч, староста Грязных Луж. — Устал народ хужее, чем при Чудище Лаяйющем. Спасу нет от твоего чудесного Нацмена. Ух и грозный Нацмен, хуже Демона Революции! Всех достал! Продразверсткой заел, в колхозы загнал, пятилеткой в четыре года забодал. Национальный вопрос на ребро поставил и укатал, как асфальтный каток. Совсем ухайдокал христианское население. А ты, видать, добрый и ничево о том не знаешь. И бабенка твоя ничево, с библейской фамилией. Не еврейка ли, случайно?.. Ну да ничево. А ты сам, случайно, не тово… А хоть бы и так — ничаво. Ты — экономист, она — экономка. Естество требует. Ничаво. Шведы нами володели, да не выволодели. Татары правили, да не выправили. Поляки руководили, да не выруководили. Немцы царевали, да не выцаревали. Властвуй над нами, лобастый. Твоя взяла, твой черед пришел. Будешь у нас за Стеньку Разина, вождем мирового пролетариата и беднейшего христианства. Как же без Стеньки?.. Но так, чтобы без дураков! Чтоб земля — христианам, фабрики — рабочим, а дворцы — хижинам, как обещал. И чтоб лампочка Ильича в каждой хате, чтоб ночью «Правду» читать. А за это будут тебе от нас всякие льготы. Мы тебя поить и кормить будем, и экономку твою, и шофера твоего, и всех твоих совместителей поить и кормить будем. Хлеб, масло, мясо и яйца — предоставим по списку. А уж чай — сам покупай в Китае. Договорились?
— Пожалуй, договорились, — раздумчиво отвечает экономист Н.Ильин.
— И девиц нетронутых, коль надо, будем поставлять в твой Совместный Комитет в разумной потребности, — совсем расщедринились ходоки. — По рукам?
— По рукам!
И как экономист Н.Ильин не отказывался — мол, «не пью, ни-ни, врачи запретили!» — распили с ним ходоки по стакану вонючей буряковки, заели хлебом с салом, и художника Бродского угостили, и Нессю Армаггедон по спине похлопали. Проводила она ходоков до порога, фыркнула им в след, как кобыла, а опьяневший Кремлевский Мечтатель вызвал на ковер Чудесного Нацмена, чтобы задать ему перцу.
40. ТЕМ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ХУЖЕ ДЛЯ ЭТОЙ ПУБЛИКИ
Входит Чудесный Нацмен.
— Жалуются на вас ходоки из Грязных Луж! — строго говорит экономист Н.Ильин.
— Ишь ты, какие! — удивляется Нацмен.
— Сделаем так… — строжайше приказывает экономист Н.Ильин. — Грязные Лужи переименуем в Красные. А штатному палачу передайте: ходоков этих, не медля ни минутки, привести в общему знаменателю и захоронить в кремлевской стене за нарушение запрещения самогоноварения. Все имущество — экспроприировать. Никакие они не ходоки, а мироеды-кровососы. Чем больше мы расстреляем этой публики, тем лучше для этой публики. А я пойду на субботник бревна таскать.
