Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №8 (2003)
Верхушка Русского дореволюционного общества: дворянство, придворные круги, военная верхушка — прогнила насквозь. Русская интеллигенция была в большинстве своем настроена против этой, державшей уже ослабевшую власть, беззаботной “верхушки”, но, в свою очередь, сама была подвержена нравственному гниению и не имела позитивной программы. Всем хотелось перемен, да не знали каких, и думали, что все они к лучшему. Была лишь одна, сплоченная сила, которая знала, чего хотела: привилегий для своей нации, власти и притом всеобщей, т. е. государственной, полицейской, контроля над образованием, захвата промышленности, а главное — власти над землей. Той самой Русской землей, которой обещали в изобилии снабдить русского легковерного мужика-дурака и которую у него отняли.
Тетрадь 1988
* * *
Начало сезона
Концерты: Бах-Шнитке, Губайдулина, Денисов. Бедный Щ остается лишь в качестве государственной ширмы (сидящий сразу на многих стульях). Именно это творчество есть наиболее полное выражение “застоя”, идейного тупика, в который зашла наша жизнь, тупика, из которого Гос и все мы ждем выхода, “перестраивая свои ряды”, но еще не обретя новой идеи движения или стыдливо боясь произнести сокровенное слово “капитализм”, признав, что десятки миллионов загубленных людей, океан пролитой крови — все было как бы зря. Но эти жер принесены не зря. Есть среди них те, кто получил гигантскую выгоду, обрел власть и т. д.
* * *
Воскресенье, 9 окт
Сегодня еще слышал новинку — “Концерт для альта с оркестром” Шнитке в исполнении Башмета, редкого виртуоза. Концерт имел большой успех. Что сказать о музыке? Шикарная, отлично выполненная (в своем роде) партитура. Отработанная, умело сделанная конструкция, не лишенная, впрочем, длиннот, главным образом, по причине неяркости интонационной сферы. К сожалению, нет своей речи, своей интонации. Компилятивная музыка, смесь самого разного, слышанного уже многажды (в том числе и самого тривиального). Опора, уже заранее, на эклектику: Малер (многозначительные длинноты в духе заключения “Песни о Земле”), Берг, Шостакович (в смысле формы), но дряблый, вялый, куски общеупотребительной музыкальной ткани (Европейских образцов — то ли из Баха, то ли из Венявского или еще откуда).
Комиссионный магазин: все добротное, шикарное, но все ношеное, подержанное, подновленное, чужое [с чужого плеча. Музыка эпохи застоя, тупика]. [Все клочковато, музыка много раз прекращается.] В гигантском количестве нот нет ни одной своей . Какое-то пышное, торжественное эпигонство. Длиннющее заключение, когда слушать уже давно нечего: альтист тянет свои ноты до бесконечности, дирижер показывает руки, перстень на пальце отдельно; потом оба — солист и капельмейстер — склоняют головы, потрясенные музыкой, и стоят так минуты полторы. Картина!
Все это похоже по смыслу на музыку самодовольного Ант Рубинштейна, усовершенствованную и цивилизованную в соответствии с движением музыкального прогресса. Все это — plusquamperfekt! Симфонизм, гальванизированный Шостаковичем (ненадолго), все же отдает трупным запахом. Музыкальная трупарня, музыкальный морг.
Имитация музыки . Как будто бы есть все (или многие) ее элементы, но нет ее самое . Все вторичное, ни о чем нельзя сказать — вот это такой-то. Комиссионный магазин: все шикарное, но не первородное, не свое, уже ношеное, как говорится — бывшее в употреблении, все с чужого плеча.
* * *
Чтение Набокова “Другие берега”
Очень словоохотливый автор. Бесконечное, утомляющее количество рассуждений “обо всем решительно”, на любую тему, “a parte”. Большой цинизм, похожий на снобизм, и преувеличенная какая-то “культурность”. Все это можно бы объяснить “эмигрантским” положением равно всему чужого человека, чужого и по своему ощущению окружающих людей, инстинктивно настороженных к иностранцу. Все это родило особую психологию “изгоя”, равно чужого всем человека, существа “иной” общности, какую Набоков ощущал в контакте с русскими людьми. Но тут были свои претензии, свои амбиции. Эти амбиции и есть главное в писателе, что он талантливо в своем роде и выразил. Многое от Пушкинского Онегина, денди лондонский (в сущности же “русский денди”). Много тонкости, наблюдательности, изысканности, но, как ни странно , переизбыток слов, переизбыток культурных ассоциаций делает эту прозу несколько безвкусной.
Новое в нем для Русской традиции идет от М Пруста . Что у Пруста было следствием болезни, у Набокова — здорового, спортивного (теннис, шахматы) — приобретает налет снобизма, снобизма здорового, спортивного в сущности организма. Безлюбая душа, эгоистичная, холодная.
* * *
Владимир Набоков — литература для сытых, равнодушных, эгоистичных, “избранных”.
* * *
Величайший музыкальный гений России
Мусоргский и другие наши композиторы-классики оставили в наследство нам не только свои бессмертные творения. Они оставили потомкам прекрасный, выразительнейший русский музыкальный язык — неоценимое богатство.
Как же мы, современные музыканты, живущие в России, обращаемся с этим языком? Приумножаем ли его ценности как таланты, потребительствуем ли как эпигоны или пренебрегаем им как нувориши, хамы, плюем и гадим в эту сокровищницу, истребляем ее как завоеватели? Вот вопрос, который я хочу задать прежде всего музыкантам [и слушателям, тем, кто слушает классическую музыку]. Ответить на него я сам не в силах.
Заметки 1989—1993
* * *
Есть люди, перед которыми раскрывается душа, расцветает, точит чувство как источник. Подчас человек сам даже не знает, что у него в душе, чем полна она, и общение с ценным, хорошим, добрым человеком помогает твоей душе раскрыться, расцвести. Вот это и есть любовь, ценнейшее чувство на свете, чувство Христа. Без него невозможна жизнь на земле. Человек иссыхает, погибает, каменеет.
Но есть люди, от природы сотворенные с каменной, безответной душой. Общение с ними, особенно длительное, — гибель. Они обладают способностью запирать твою душу на дьявольский замок, движимые либо прямым злом в его концентрации (таких озлобленных людей теперь множество), либо железным своим равнодушием и тупостью. Равнодушные лишены всякого творческого начала. Более того, они гонят от себя любую мысль о созидании, о сотворении чего бы то ни было, даже самой маленькой малости... Они лишены какого-либо творческого чувства, лишены радости сотворения. Их душа никогда не устремляется в этом направлении.
Хороший образ для железных людей: “Борона на морозе”. Это пришло мне в голову лет 15 назад. Мы знаем, по крайней мере, двух железных людей: “Железный Феликс” и “Железная Леди” из Англии.
* * *
Вернувшись в сталинскую Россию , лишенный подпоры, он и здесь оказался несколько иностранцем . Его русскость была слишком “бутафорской”, “плакатно-национальной”, религиозный колорит совершенно внешний, да и вся его “русскость” — внешняя, театрально-костюмная.
Здесь уже сформировался новый гений, выразитель настроений “советской” интеллигенции — , с тайной ненавистью (а иногда и явной) к России и презрением к ее народу. За Русскую бутафорщину Прокофьев и награждался, и премировался: “Русская увертюра”, обработки русских песен, “Иван Грозный”, “Александр Невский” — талантливая бутафория музыкальная.
* * *
Концерты С. Прокофьева — виртуозная музыка, пустая, малосодержательная в тематизме, скучная. Трючки все устарели, какие-то обрывки, лохмотья музыкальной ткани. Сухость души, механичность. Это совершенно невозможно сравнить с концертами Рахманинова, не говорю уже Шопена, Шумана — более сильными и благородными по чувствам, более захватывающими по мелодическому напору, более яркими по материалу. Прокофьев весь как-то высох. Куски из “Александра Невского” = слабо, немощно, стилизовано. Фанера.
* * *
Заведомо, заранее объявляются людьми — “сверхчеловеками”. При содействии мощнейших средств массовой информации внедряются в сознание миллиардов людей “избранные” имена, олицетворяющие духовную жизнь человечества. Если раньше таковое происходило во многом стихийно, медленно, путем проверки временем и жизнью, то ныне это “по команде” делается за короткий срок. Месяцами, годами ежедневно в головы масс вбиваются эти имена “деятелей” самых разных областей жизни, подчас совершенно ничтожных зауряд-художников, зауряд-политиков, чудовищных палачей, изображаемых благодетелями жизни, святыми и т. д.
* * *
Все убытки и протори в области искусства списаны на Сталина и Жданова, на Государство. Но дело [во много] в миллион раз сложнее. Государство давало лишь сигнал к атаке: “Можно травить! Ату их!” Травлю же и все злодейства по истреблению культуры творила, главным образом, сама творческая среда, критики-философы, хранители марксистских заветов, окололитературные, околомузыкальные, околохудожественные деятели и т. д. Вот эти “полуобразованные” держат в своих руках всю художественную, всю интеллектуальную жизнь, всю культуру и, что самое страшное , всю машину ежедневного, ежечасного воздействия на совершенно беззащитные головы подданных, обитателей государства. Нет ничего , что можно было бы противопоставить ежедневному присутствию в каждой семье, в каждом доме всех этих пропагандистов, использующих эту пропагандную машину для ломки, оболванивания человека, для систематического внушения ему чувства полного своего ничтожества, невежества, тупости, извечной бездарности России и нашего народа.
