Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи
В большом северном переходе многое было испытано. Великолепно выдержали испытания и собачьи упряжки – надежный транспорт, способный кое-где конкурировать с вездесущим мотором.
• Фото автора. 17 июля 1983 г.
Вполголоса…
Я лежал в сухих травах, караулил переход из леска через тракт двух лосей. И вдруг прямо над головой прошуршала и села на провода черная туча. Скворцы! Их было не меньше тысячи. Четверть минуты стая сидела молча, потом вдруг сразу заверещала, засвистела, защелкала – нестройный, негромкий, вполголоса хор. Общая, но будто спросонья приглушенная песня. Пролетающий кобчик стаю спугнул, но, мелькнув причудливой сетью, скворцы снова сели на провода. И опять верещанье…
Время песен – весна. С сенокосом птицы стихают. Но осенью вдруг наступает пора, когда вновь слышишь песню. Поет у дуплянки скворец. Глухо бормочут где-нибудь на опушке тетерева, ворона вдруг начинает по-весеннему каркать, пригибаясь на ветке.
Но песни все-таки не весенние. Без большого азарта, вполголоса, как будто вспоминая весну, поют по осени птицы. В это же время, случается, зацветает вдруг груша, на яблоне появляется цвет. Стоишь озадаченный… «Совпаденье осенних и весенних температур ввело в заблуждение грушу», – скажет биолог. Верно. Похоже объясняют и поведение птиц. Но поэты на эти явления смотрят иначе. Им кажется: все живое грустит о весне, все хочет ее повторенья. Примиряющая всех истина состоит, наверное, в том, что осень тоже дарит нам дни и часы с весенними всплесками жизни.
• Фото автора. 27 августа 1983 г.
Летний багаж
В Хакасии, в Абакане, встретил я друга-воронежца, осевшего в этих краях с года окончания института и прошедшего путь в лесном деле, как говорят, от лейтенанта до генерала. Прямо после объятий Николай Николаевич взялся меня укорять: «Как же так… ваша газета… не заметить такое дело».
В июле в Шушенском (том самом Шушенском!) проходил всесоюзный слет школьных лесничеств. Николай Николаевич жил этим делом целое лето, много сил положил, чтобы слет удался по всем статьям, и был огорчен, что газеты шушенский слет проглядели. «Поедем-ка, покажу, где это было…»
В лесу у поселка, привлекая туристов, желтела крепость из свежих сосновых бревен. Резные ворота, за воротами – целый мир: избушка на курьих ножках (полная карт, чертежей, фотографий), рядом – копенки сена, навесы с едва увядшими вениками для зимней подкормки зверей, лесные машины, образцы распиленных бревен, лесные посадки, скамейки. А в лес уходили дорожки, на которых недавно почти восемь сотен юных лесничих состязались в знаниях леса, хозяйской смекалке, в понимании законов природы. Даже и теперь, без детворы, место это было на редкость привлекательным, и легко представлялось, как хорошо, интересно было тут ребятишкам, какие страсти кипели на этом лесном ристалище.
– Увы, Николай Николаевич, поезд ушел…
– Ладно, – сказал «лесной генерал», – но я покажу тебе парня, который особо тут отличился.
Через день рано утром ко мне в гостиничный номер Николай Николаевич подтолкнул сзади деревенского мальчугана лет десяти, в лесном форменном картузе. Мы поздоровались по-мужски. Пили с сушками чай. И потом говорили. О лесничем – его отце. О его матери, тоже лесничем. Об Озерном лесничестве. О заготовке сена. О коровах и лошадях, о медведях, которые с прошлого года из тайги заходят в посаженный лес.
Передо мной был «мужичок с ноготок», искушенный в деревенском житье-бытье, в лесных заботах матери и отца, с мозолями на ладошках. Звали его Володей. «Владимир Лосевский», – сказал он серьезно, когда пожимал мою руку. На слет Владимира взяли лишь «наблюдателем» – мал по возрасту для участника. Но в хакасской команде заболел парень-девятиклассник, и команда добилась специального разрешения в замену поставить этого шпингалета.
Владимир застенчиво трет кулаком веснушчатый нос. Ему и приятно, и очень непросто вспоминать-пересказывать все, как было там, в Шушенском, на этапах. «Первый вопрос мне вышел: биологические особенности сосны… Ну, я рассказал: неприхотлива, светолюбива, на всяких землях растет. Сказал, что кедр – это тоже сосна. Рассказал про орехи, что в них полезного есть, сколько кедры живут, как растут. Рассказал, чем сосну отличают от лиственницы…»
Семь столов стояло в лесу на тропинке маршрута, и вопросы у каждого задавались нелегкие. Владимиру надо было по цвету различить удобрения – калийные и фосфорные. Потом показали вредителей – называй! «Я назвал без ошибки соснового и елового усачей, бронзовку, долгоносиков, бражника, златок и шелкопряда. Сказал, почему показанный шелкопряд называют непарным… Потом разложили инструменты – выбирай, какой нужен, и покажи прививку дерева черенками! Я все соблюл: длину черенка, количество почек, правильно все отрезал, сделал посадку». Были вопросы по Красной книге растений, по заповедникам. Набрал наш Владимир 97 очков из 100 возможных и оказался в центре внимания. «Но я не первое место занял, – посчитал он нужным теперь заметить, – трое ребят все сто набрали…»
Лесовик Володя Лосевский и десятилетний землепроходец Митя Константинов.
«Так ведь им по шестнадцать, а тебе сколько? В шестнадцать ты больше ста наберешь».
Проводив одиннадцатилетнего лесовика на поезд, мы с Николаем Николаевичем еще долго говорили о нем.
– Хороший сын хороших родителей?
– Да, отец и мать понимают, как надо воспитывать ребятишек. Но у них там не только свои такие…
Позже я познакомился с Володиной матерью – Прасковьей Яковлевной Лосевской. (Мир тесен, она оказалась тоже воронежской – из Хреновского лесного техникума.) Тут, в Озерном, ожидала ее земля, покрытая свежими пнями: совнархоз на местные нужды состриг знаменитый Черноозерный лес. Надо было без промедленья его восстанавливать. Прикинув возможности, молодой лесной техник Прасковья Лосевская поняла: главная сила в этой работе – дети.
Бывают счастливые совпадения – лесной специалист оказался способным, вдумчивым педагогом. Для учрежденного ею школьного лесничества Прасковья вместе с ребятами написала устав («Клянусь быть вашим защитником, деревья, травы, птицы и звери. Обещаю верность и любовь к природе пронести через всю жизнь» – это последняя строчка и ныне действующего устава). Сама, с тремя матерями, сшила Прасковья для юных лесников форму. Для себя записала короткую заповедь: «На треть – игра, на треть – учеба, на треть – работа, серьезная, такая, чтобы мозоли были и чтобы виден, поучителен был результат».
То было в 1968 году. И вот они, результаты. Посажен и выращен лес. Четыре тысячи гектаров! Из них 1200 посажено и выращено ребятишками! Они ловили в этом лесу порубщиков и мусорщиков, развешивали дуплянки и веники для животных, косили сено, собирали грибы и ягоды, научились пользоваться лесными машинами, радиостанцией. Более тридцати из них (в том числе дочь Прасковьи Яковлевны – Людмила) после окончания школы поступили в лесные вузы и техникумы, окончили их и работают в лесном хозяйстве страны. «Но и те, кто остался в поселке, связаны с лесом. Связаны жизнью, – Прасковья Яковлевна показывает мне снимки не ребятишек, а уже взрослых людей со своими детишками, сидящими на поляне у сосняков. – Вовремя научились любить и пользоваться лесом. И лес растет. В него и правда уже заходят медведи».
– За Володьку, наверное, рады?
Прасковья Яковлевна просияла.
– А как же – сын… Но уж поверьте, когда с ними вот так возишься, они все становятся, как родные. О каждом сердце болит.
На той же неделе, возвращаясь с Николаем Николаевичем Савушкиным от прошлогодних моих знакомых Лыковых, мы пролетали над Абаканом и вдруг заметили: плот! Попросили вертолетчика снизиться, сделать круг, поглядели на реку в бинокль… плот! А на плоту стоят, машут руками десятка два ребятишек. Абакан в верховьях своих очень строг. Проплывая на лодке, я мог в этом сам убедиться. На плоту, правда, проще. Но дети!.. «Это, наверное, те, что в самом начале лета приходили регистрировать свой маршрут. Боимся пожаров, и все таежные переходы обязательно регистрируем. Кажется, это 10-я школа»… – прокричал мне на ухо Николай Николаевич.
За делами маленький путевой эпизод я успел позабыть. Но «лесной генерал», ставший большим патриотом хакасского края, ничего не забыл, все разведал, проверил и позвонил мне рано утром в гостиницу. «Через сорок минут выйди на площадь – увидишь тех самых ребят… Ну, которые на плоту. Вчера вернулись».
Через сорок минут я их увидел – учитель и пятнадцать учеников, младшему десять лет. Традиция: сразу же после похода собираются тут, на площади, «спеть две-три песни».
