Лидия Сычёва - Время Бояна
— В прошлой нашей беседе мы говорили о том, что значит Есенин для русских. Но мне кажется, что ваша поэзия ближе к блоковской традиции…
— Я очень люблю Александра Блока. Я люблю глаза его, лицо его люблю. Возьмите современных наших поэтов, особенно тех, которых сегодня можно увидеть на телеэкране: они там хихикают, или кулаками стучат, или кого-то обличают. Так вот, если бы вдруг поместили на экран лицо Блока, а потом зритель перевел свой взгляд на физиономии этих поэтов, то он бы невольно вздохнул. Даже если бы диктор и не сказал: «Вот были они, а это был Александр Блок». Здесь ведь и говорить много не надо, люди и так видят, кто есть кто… Раздумья поэта соответствуют не только его ощущениям, пониманиям, но и его внешнему образу и даже тому, как он относится к холму, к другу, к любимой и т. д.
У Александра Блока есть такие стихи, что кажется, будто он опускался на самое дно нищеты. Нищеты незлобивой, нищеты, не мечтающей о богатстве, нищеты не продажной, а нищеты, таящей в себе огромный огонь, огромный запас благородства. У Александра Блока можно найти стихи о крестьянине, о борозде, о избе, о рядовом воине. И это не перевоплощение: допустим, сегодня актер играет Ивана Грозного, а завтра изображает повара и хорошо делает котлеты, даже чуть-чуть их недосаливая, чтобы был «эффект». Поэт — не артист. Блок — много раз как бы распятый человек…
— Наверное, это особенно видно в финале поэмы «Двенадцать»?
— Маяковский говорит: «Видел Блока у революционных костров в Петрограде». Блок ходил один, ночью. Представьте, какое же было непогодное окружение, атмосфера, в которой жил поэт, если он бродил в одиночестве среди этих костров! Он, видимо, хотел понять: ну как же мне быть?! Ведь он слышал эти клокочущие родники крови безвинной — война народа с народом, брата с братом, огорода с огородом, прицела с прицелом, разве он не понимал это все?!
Поэма «Двенадцать». Вроде идут в ней частушки, революция, вроде бы победила правда, красное знамя победило, и вроде бы сам поэт это понимает. Но чем же он завершил поэму? «Впереди — Исус Христос». Я даже мальчишкой думал об этом: почему Блок так написал? А сейчас мы на коленях кирпичи носим, чтобы храмы восстановить! Вот тебе и «Впереди Исус Христос»! Как Блок и предвещал: «Вы-то накровавились, надрались, вы перестреляли друг друга, вы должны приползти к Богу, и пока он вас не простит, пока вы не начнете эту красоту возводить, чтобы над вами опять возник этот осиянный крест, ничего вы не сделаете!..»
— Я думаю: неужели настанет время, кода лицо Александра Блока, пророчески произнесшего «Впереди — Исус Христос», можно будет хоть изредка увидеть на телеэкране…
— Маленькие народы так берегут своих поэтов! Мне, конечно, тяжело говорить — «маленькие народы». Потому что и мы становимся маленьким народом. Турция нас догоняет, Пакистан уже перегнал по населению, Япония ушла дальше нас. А мы когда-то хохотали над разницею численности наших народов — между Японией и нами. Сейчас, я думаю, немцев в ФРГ больше, чем русских в России. Мало того, что мы вымираем, нас еще и убивают — не менее ста тысяч в год. Убивают в основном молодых, активных. Предпринимателей, например. Некоторые говорят: ну, чего новых русских жалеть!.. Но, во-первых, и предприниматель может быть честным человеком, а, во-вторых, и новый русский способен приникнуть душою к Отечеству. Сын у него вырастет, будет инженером, дочка вырастет, станет врачом… Так ведь тоже могло быть.
Дальше. Ежегодно около пятидесяти тысяч человек у нас пропадают без вести. Их воруют, калечат, вывозят за границу. А ещё ежегодно около 900 тысяч человек у нас вымирает. Поэтому я думаю, что придет время, когда останется маленький русский народ, и он так будет беречь поэтов! И не потому, дескать, что они лучшие. Для меня, конечно, поэты — лучшие. Как для старой вороны, у которой самая красивая птица — ворона, самая любимая стая — вороны. Хотя себя я отношу к тем еще беркутам!.. Я человек очень драчливый… Но народ будет беречь поэтов не потому, что поэт лучше остальных людей, а потому, что увидит в нем свое спасение.
Ведь настоящий поэт — это человек даже более глубокий, чем проповедник. Мы не говорим о святых или о пророках, хотя поэт часто провидит будущее, он сам — пророк. Но народ увидит в поэте спасение языка своего, спасение песни, спасение нрава своего, спасение дома своего, потому что поэт несет невыразимое тепло, в котором живет человек. Александр Блок говорит:
Век девятнадцатый, железный,
Воистину жестокий век.
Тобою в мрак ночной беззвездный
Беспечный брошен человек.
Это же кошмар, как сказано! А стихотворение «Авиатор», помните? Когда летчик падает с высоты, и в «сплетеньи проволок машины Рука мертвее рычага»? А как всё начиналось?!
Но снова в золотом тумане
Как будто — неземной аккорд…
Он близок, миг рукоплесканий
И жалкий мировой рекорд!
Блок — это пророк, идущий в грядущее. Пророк, который нам говорит: здравствуйте, ну что? Как вы себя чувствуете? Всё, что мы натворили, грядущие поколения не смогут перейти, пока не излечат нанесенные нами раны. А ещё он нам говорит:
И неустанный рев машины
Кующий гибель день и ночь.
И вот к берегам Испании шел танкер «Престиж». Вёз 700 тысяч тонн нефти. Дешево, правда? Потому что один танкер, один капитан, у него один помощник, пять матросов и 700 тысяч тонн нефти. Кто-то стоял на берегу и гладил живот: мой танкер, моя нефть! Дешево привезут… А вот представьте, шел бы не один танкер, а 70, каждый по 10 тысяч тонн. И, допустим, произошла авария на борту, её сразу бы ликвидировали. Но для богача главное прибыль, им нужно с каждого литра нефти урвать выгоду. Ну, допустим, сидит обжора, и ему на сапог или на ботинок упала икринка. Он ее — раз, поднял и сожрал. Вот такой народ они, понимаете?
А когда Бог разломил танкер, ткнул носом в эту трагедию, то разве оправдывается эта «экономия» на перевозках?! Я смотрю, побережье черное, вода черная и чайка черная — плачет. На птиц, на животных еще тяжелее смотреть, когда они попадают в беду. Я — лесной человек, я вырос среди озер, рек, птиц, зверей, соловьев, лягушек! Среди уток — утка начинает крякать — заслушаешься! Мать и мать. Хозяйка. Она выходит на берег и бранит, как бы взбучку дает своим утятам.
Месть природы — страшная месть. И человек, болван, ничему не научился, ничему…
Или возьмем дневники Александра Блока. Отношение его к политике, к другим писателям. Блок любил Горького. Но когда тот ушел в политику, Блок пишет в дневниках: я все больше и больше начинаю отходить от Горького. Потом он резкие слова говорит, что я протестую, что я всё выскажу ему… Но не из-за себя же это делал Блок!
Он ведь голодной смертью умер, а мы лжем об этом до сих пор. В пайке ему отказали. Но не пойдет же Блок к Зиновьеву просить себе хлеба! Где-то я читал, что Зиновьев после беседы с поэтом (какая-то у них встреча была, но не о пайке, конечно, шла речь) сказал: вы должны умереть, потому что вы — мастодонт, прошлое. Вынутая из корыта борода Яши Свердлова — грядущее, а глазастый как Христос Блок — прошлое. А видите, всё получилось так, как Бог задумал. Блок и есть будущее.
А в «пайке» ему отказали… Пошла водянка — она бывает от голодной жизни, и русские эмигранты в Финляндии, услышав, что Блок умирает, решили его забрать. Зиновьев отказал, дошло до Ленина. А я так думаю, что один Ленин не стоит одного Блока, и даже десять ленинов не стоят одного Александра Блока.
Многие политики, которые прежде 15–20 глав из Ленина наизусть знали (они работали в ЦК партии, в КГБ их было много), книги Ильича теперь выбрасывают. На помойки. Это ведь нехорошо? Это неуважительно. Но Блока никто не выбросит. Даже они. Потому что на молитву грешно наступать, даже палачи это не смеют делать. Вот что такое Блок…
«ТЕ, КТО ДОСТОЙНЕЙ, БОЖЕ, БОЖЕ…»— Валентин Васильевич, почему же Александр Блок был таким красивым, таким одухотворенным поэтом?
— Поэзия его, она настолько народная!.. Я иногда думаю: почему же так? Почему же Пушкин стоял и записывал песни о Стеньке Разине? Почему Блок о своем Шахматове так красиво пишет? У него там озерко такое, у нас на Урале говорят: «озерце», болото и болото для меня. На Урале если озеро, так на полмира, если гора — так даже Китай с неё видно… А у Блока в дневниках мы найдем: в этом озерке нашем плавают разбитые бурей части кораблей, которые сюда из океанов подземными морями приплывают… Это же изумительно! Человек какой! Разве можно было его губить!
И вот отсюда у него стихи невероятной силы.
— Вы можете прочесть свои любимые?
— Да.
Черный ворон в сумраке снежном,
Черный бархат на смуглых плечах.
Томный голос пением нежным
Мне поет о южных ночах.
В легком сердце — страсть и беспечность,
Словно с моря мне подан знак,
Над бездонным провалом в вечность,
Задыхаясь, летит, рысак.
Снежный ветер, твое дыханье,
Опьяненные губы мои…
Валентина, звезда, мечтанье!
Как поют твои соловьи…
Страшен мир! Он для сердца тесен!
В нем — твоих поцелуев бред,
Томный морок цыганских песен,
Торопливый полет комет!
Боже мой, Боже мой, Боже! Христос мой великий, бессмертный! Зачем же он нам, дуракам, так сказал: «Торопливый полет комет…» Мы с вами — не слепые, мы с вами — не бескрылые, хоть раз, хоть миг в жизни, но всегда-всегда каждый из нас ощутит — мы-то и есть торопливые кометы! Как же нам не любить Александра Блока?! Да пропади они все пропадом, эти слепоглухонемые, начиная от Чубайса и кончая самым пьяным киллером за эти строчки!
