Борис Ложкин - Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа
Весной 1989-го в СССР прошли первые полусвободные выборы — с множеством ограничений в пользу КПСС, но и с оппозиционными кандидатами, шумной предвыборной агитацией и непредсказуемым результатом. От демократов в Харькове баллотировались Евгений Евтушенко и главный редактор «Огонька» (самого массового проперестроечного еженедельника в СССР) Виталий Коротич. Я был в командах их поддержки.
Вместе с друзьями я организовал клуб молодых поэтов «Альп» (от «альтернативная поэзия»). Я писал обличительные стихи в духе Владимира Маяковского. Наши поэтические вечера в ДК «Пищевик» обязательно посещали два сотрудника КГБ. Их было легко отличить от остальных: большинство приходило бесплатно, а эти двое всегда клали по рублю в оставленную перед сценой шляпу. Парни из «конторы» были для нас желанными гостями.
Вторая попытка поступить в МГУ тоже оказалась неудачной. Срезался на экзамене по обществоведению, на котором мне нужна была только пятерка. Отвечая на вопрос в билете, упомянул про факт, который невозможно было вычитать в официальном учебнике.
— Молодой человек, с чего вы это взяли? — удивился экзаменатор.
— Ну как же, — отвечаю ему, — в «Новом мире» буквально три месяца назад была такая статья.
«Новый мир» был одним из самых влиятельных в СССР литературно-публицистических ежемесячников, активно участвовавшим в разоблачении советских исторических мифов.
— Вы сюда экзамены по «Новому миру» пришли сдавать или по учебнику?
— Но мы же переосмысливаем нашу историю…
— Понятно. Тема не раскрыта.
Экзамены в МГУ проводились раньше, чем в большинстве других вузов. У меня еще оставался шанс поступить в Харькове. Я неплохо знал английский и думал, что если и поступать дома, то в Харьковский университет на факультет иностранных языков. Отец моей знакомой, работавший начальником университетских теннисных кортов, был категоричен:
— Без шансов. Там уже все расписано, кого примут, поэтому не тратьте время.
В итоге я поступил на филологический факультет Харьковского пединститута.
Первая революция, свидетелем и участником которой стало мое поколение, разворачивалась во всю силу. Летом 1989-го «Солидарность» выиграла выборы в сенат и сформировала первое за 40 с лишним лет некоммунистическое правительство Польши. Коммунисты постепенно теряли власть в Венгрии. Осенью, когда я пошел на первый курс, в Чехословакии случилась «бархатная революция», а в ГДР пал режим Хонеккера. Берлинская стена рухнула, а вместе с ней и весь внешний контур советской империи: страны «народной демократии» вышли из-под контроля Москвы.
В балтийских республиках крепло движение за восстановление независимости. 23 августа, в годовщину подписания «пакта Молотова — Риббентропа», около двух миллионов жителей Эстонии, Латвии и Литвы выстроились в живую 600-километровую цепь.
Волны антикоммунистической революции докатились и до Украинской ССР — одной из самых консервативных республик Союза. В начале сентября в Киеве был создан Народный Рух, представлявший собой пеструю коалицию национально-освободительных сил и течений. В октябре коммунистическая Верховная Рада объявила украинский язык государственным.
Политические изменения проходили на фоне нарастающих экономических трудностей. Чтобы сохранить популярность, советское правительство не скупилось на социальные расходы, наращивая бюджетный дефицит. Последствием такой политики стали одновременно инфляция и нехватка самых элементарных товаров.
Для меня и моих друзей крушение коммунизма означало, что больше никто не будет мешать нам делать то, что мы считаем нужным. Мы не верили ни в какой развитой социализм, в то, что кто-то — коммунистическая партия или советская власть — обеспечит нам лучшую жизнь. Главное — не мешайте.
Бизнесом я занялся в 1989-м, создал вместе с приятелями первую в Харькове сеть по торговле печатной продукцией. Частных газет тогда не существовало, мы продавали на наших столиках массовую литературу и постеры. Больше всего приносили нам точки на главном железнодорожном вокзале, где на полчаса — час останавливались десятки поездов, шедшие из Москвы на Крым и Кавказ. Особенно хорошо шла торговля в летние каникулы: школьники выбегали подышать свежим воздухом и сразу же видели одну из центральных колонн, обклеенную нашими плакатами с ниндзя и Брюсом Ли.
Многие бизнесмены постарше рассказывают, что уходя в предпринимательство, они испытывали сомнения и даже угрызения совести: советская власть основательно потрудилась над тем, чтобы бизнес и коммерция считались чем-то предосудительным, даже постыдным. У меня никаких сомнений на этот счет не было. Не было и страха. Я хотел вырваться из бедности, и других способов добиться этого не было.
Я рос в эпоху застоя, когда во многих регионах СССР бурно развивался подпольный частный бизнес. «Цеховики», нелегальные предприниматели, научились делать деньги на нелепостях и неэффективности командного хозяйства. Харьков был одним из центров этого движения. С кем-то из цеховиков мне приходилось пересекаться в гостях у друзей или общих знакомых. После того как законы об индивидуальной трудовой деятельности и кооперативах легализовали частное предпринимательство, мы со сверстниками могли последовать их примеру, уже не опасаясь репрессий со стороны государства.
Бизнес по торговле прессой оказался масштабней, чем я изначально предполагал. Мой ежемесячный доход измерялся десятками тысяч рублей. Этого хватило, чтобы запустить независимое коммерческое издание. Вот что писал об этом в октябре 2013 года украинский Forbes:
«Реализованная им [мною. — Б. Л.] идея сегодня поражает простотой — выпускать программу телепередач. В городе вещал круглосуточный телеканал АТВ («Авторское телевидение»), пользовавшийся у местных жителей большой популярностью из-за фильмов, которые тогда можно было посмотреть только на видеокассетах. Но когда и что будет показывать АТВ, зрители не знали. Ложкин договорился с руководством канала, что они будут планировать показ фильмов на неделю вперед, а он — публиковать программу в своей газете, которую так и назвал — «АТВ». Затраты бизнеса были мизерными: себестоимость — 5 копеек, комиссия реализаторов — еще 5 копеек, а розничная цена — 50 копеек»[9].
Сегодня идея печатать программу передач выглядит очевидной, даже примитивной. Но в 1990 году мысль о том, что телевизионная программа представляет какую-то ценность, не пришла в голову никому из харьковских предпринимателей, кроме второкурсника педагогического института.
Это был бизнес с сумасшедшей рентабельностью. Очередь за еженедельником тянулась через всю площадь Дзержинского (ныне площадь Свободы) — одну из самых больших, если не самую большую в Европе. Газета «АТВ» приносила нам 70 000–80 000 рублей прибыли в неделю.
Последние два года существования СССР я был слишком занят, чтобы переживать по поводу политической ситуации. А она, как и положение в экономике, становилась все более тяжелой. Я оказался как бы в противофазе с остальной страной: для частного бизнеса, ориентированного на конечного потребителя, 1990-е были временем огромных возможностей. Куда ни кинь, ничего нет, и если ты выходишь на пустые рынки с востребованным людьми продуктом, твои шансы на успех весьма высоки.
Сегодня мы понимаем, что в действительности СССР кончился в августе 1991 года после неудавшейся попытки переворота в Москве. Уже 24 августа Верховная Рада приняла Акт провозглашения независимости Украины, который был подтвержден на референдуме 1 декабря. Еще через неделю лидеры России, Украины и Белоруссии договорились в Беловежской пуще под Минском о роспуске СССР. Остальное, включая спуск советского флага над Кремлем, было вопросом нескольких недель и делом техники.
Сожалений я не испытывал. Меня и Украину несло вихрем в неизвестное будущее. Вскоре после запуска газеты мы открыли рекламное агентство. В 1991 году я попробовал свои силы на телевидении — стал продюсером, автором и ведущим первой в стране телепрограммы о бизнесе «Деловые новости», выходившей дважды в неделю на телеканале «Тонис», который вещал на большей части Левобережной Украины.
Из постреволюционного хаоса Украина выходила очень тяжело. Это сейчас я понимаю, что нам предстояло пройти несколько трансформаций сразу: создать национальное государство и присущие ему институты — от исполнительной власти, несущей полную ответственность за происходящее в стране, до армии, центрального банка и судебной системы (все это были прерогативы союзного центра), построить рыночную экономику на месте командно-административной системы, утвердить демократию там, где 70 лет с помощью террора, репрессий и пропаганды правила одна-единственная партия. Тогда же несовпадение надежд («мы завтра будем жить, как в Европе») и реальности (экономический спад затянулся на целое десятилетие) травмировало украинцев на десятилетия вперед.
