Арсений Яценюк - Банковская тайна времен Оранжевой революции
ПРИНУДИТЕЛЬНАЯ ЗАКАЛКА
Ежедневная работа банков стала особым предметом ревизии со стороны НБУ Например, регулятора очень беспокоил вопрос валютных рисков.
В конце 2003 года правление НБУ разрешило выдавать населению кредиты в валюте. Это был вынужденный шаг, поскольку займы в СКВ уже выдавались полным ходом через платежные карточки. Мы лишь узаконили механизм, сняв бесполезные ограничения.
Сразу же пришлось задуматься о наличии системного риска. Банки слишком активно выдавали ссуды физлицам в инвалюте. Это могло создать проблемы, потому что большая часть населения получала доходы в гривне. Чтобы выплатить проценты по валютным кредитам, люди должны были идти в обменные пункты или в кассы банков, приобретать доллары или евро и лишь потом делать взнос по займу. Такая ситуация становилась опасной, потому что резко возрастала зависимость банковской системы от курсовой стабильности. Даже небольшая девальвация гривны усложнила бы обслуживание валютных кредитов и, возможно, спровоцировала бы массовые невозвраты.
Нацбанк не имел права пускать ситуацию на самотек, и 29 июня 2004 года принял знаменитое постановление № 300. Этим документом мы предлагали изменить положение «О порядке формирования резерва для возмещения возможных потерь по кредитным операциям банков». Предполагалось, что под выданные валютные займы банки должны будут формировать больший резерв. Иными словами — уменьшать прибыль на большую величину.
Для этого мы предложили понизить на один уровень класс заемщика, который получил кредит в иностранной валюте, но не имел стабильных валютных поступлений.
Как известно, в зависимости от платежеспособности заемщики делятся на пять классов надежности. Чем выше риск невозврата, тем большим должно быть резервирование. В самом критическом случае, выдав безнадежный кредит, банк должен вычесть из капитала полную сумму займа без учета стоимости обеспечения. Такая операция называется «стопроцентным резервированием». Для сравнения, по кредитам самого высокого качества капитал уменьшается всего на 1 % выданной суммы.
Естественно, банки всегда старались приукрасить качество ссуд, чтобы не портить себе показатели. Можно было понять их возмущение, ведь, в случае принятия постановления, им пришлось бы уменьшать капитал.
Вдобавок мы потребовали, чтобы банки не вычитали из суммы кредита стоимость обеспечения, полученного от «рискованных» заемщиков. То есть залог они должны предоставлять, но по отчетности тот не прошел бы. Это означало, что резервы должны вычисляться от полной суммы выданного кредита, а не от его малой части.
Это была своего рода провокация со стороны НБУ Мы сознательно пошли на конфликт с банками, чтобы потом отступить на заранее заготовленные позиции. Я лично написал текст постановления № 300, понимая, что против него будут протестовать все — и пресса, и финансовый сектор. Так и случилось. НБУ критиковали нещадно.
20 июля 2004 года мы встретились с банкирами, извинились и отозвали постановление для доработки. «Неправильно исключать залог из расчета обеспечения, потому что залог является ликвидным инструментом. В этой части мы перегнули палку», — признал я тогда.
Тут же правление НБУ село за стол переговоров с банкирами и договорилось об условиях, которые устраивали и нас, и их. Итогом совещания стало августовское постановление № 411, которое с марта 2005 года ввело ограничения в нужном формате. Документ предусматривал смягчение резервирования по кредитам в гривне, при этом условия резервирования по валютным займам оставались прежними. Постановление действует до сих пор.
Следует сказать, что во всех дебатах активно участвовали добровольные объединения банков — АУБ и КБС. По решению Сергея Тигипко, правление НБУ обязательно согласовывало с ними почти все важные решения, касавшиеся регулирования системы. К сожалению, после возвращения Владимира Стельмаха от этой практики отказались.
Придя в НБУ, наша команда обнаружила еще одну большую проблему — несоответствие активов и пассивов банков по «длине». В 2002–2003 годах типичной была ситуация, когда для выдачи кредитов сроком более года занимались «короткие», максимум на месяц, деньги на межбанковском рынке. Большая же часть учреждений ориентировалась и вовсе на ресурсы «овернайт».
В теории банковского менеджмента это явление называется «разрывом ликвидности», или «гэпом». «Гэпы» несут в себе огромный риск. Если ресурсы на рынке исчезают, банку нечем перекрыть внезапно возникшую дыру в пассивах. Ничем не лучше случай, когда ресурс внезапно дорожает. Тогда выдача ссуд за счет межбанка становится нерентабельной. В худшем варианте, оба примера могут закончиться банкротством учреждения. А падение большого банка способно вызвать «эффект домино» по всей финансовой системе.
Отчасти к схеме работы с «гэпами» располагала ситуация в экономике. В 2002-м и 2003 годах на ресурсном рынке в любой день можно было купить достаточно свободной гривны по мизерной цене. Вплоть до осени 2003-го не было ни одного кризиса, в рамках которого ставки взлетели хотя бы до 20 % годовых. Напротив, долгое время они держались на уровне 0,1 % годовых.
Донорами выступали системные банки, в которых обслуживались государство, население и много предприятий, особенно металлургических. Это Проминвестбанк, «Аваль», Укрсоцбанк, Укрэксим-банк. Многие банки зарабатывали тем, что брали в долг у одних учреждений и выдавали кредиты другим. Это повышало риски в целом по системе.
И крупные, и мелкие банки даже не стремились управлять рисками — привыкнув к дешевизне и изобилию ресурсов на рынке, они беззаботно наращивали портфели вложений. Особенно злоупотребляли «гэпами» средние по размеру учреждения, которые не хотели отставать от крупных банков по темпам развития. Отчасти это был вынужденный шаг — акционеры требовали, чтобы банк сам зарабатывал себе капитал.
Типичный рабочий день казначея сводился к тому, чтобы оценить уровень процентных ставок на ресурсном рынке и посчитать, скольким клиентам можно выдать кредиты за счет денег с межбанка. Причем решения принимались на основе данных о стоимости «ночной» гривны. Логика была такой. Если стоимость кредитов «овернайт» за последние полгода составляла не более 5–6% годовых, обычно не поднимаясь выше 1–2%, а кредиты экономике в то же время выдавались под 20–24 %, то можно было рисковать. Казначей предполагал, что даже когда стоимость «ночной» гривны взлетит до 20 %, придется потерпеть максимум несколько дней. А если период «дорогих» денег затянется, можно будет привлечь дорогие депозиты населения.
Таким образом, система управления рисками сводилась к рассуждениям. По расчетам казначеев, все должно быть нормально, если государство не стянет слишком много денег на казначейский счет, если население не будет слишком тратиться на покупку товаров, если не будет подорвано доверие к банковской системе, если не изменится курс и так далее. Однако для банкира больше двух «если» — уже прямая дорога к кризису.
С момента прихода новой команды Нацбанк часто говорил об опасности «гэпов». Мы рассылали письма и телеграммы, в которых рекомендовали банкам перейти на более «твердые» пассивы — депозиты населения, внутренние и внешние долгосрочные заимствования. Однако банки почти не реагировали на наши предостережения.
Все резко изменилось в ноябре 2003 года, когда правительство стянуло слишком много денег на единый счет в Казначействе, фактически изъяв их из финансовой системы страны. После двухлетнего изобилия вдруг резко не стало ресурсов, и процентные ставки на межбанке взмыли вверх. Стоимость «ночной» гривны достигала 70 % годовых. В дилинговых системах даже проскакивал индикативный уровень в 100 %. Большая часть сделок между крупными банками проводилась примерно по 30 % годовых.
НБУ тогда упрекали в бездействии, в том, что он вовремя не предоставил всем желающим рефинансирование. Мы действительно немного затянули с принятием решения, однако понимали, что банковской системе ничто не угрожает. «Шоковая терапия» произвела отрезвляющий эффект. После кризиса ликвидности банки стали очень серьезно относиться к планированию активно-пассивных операций. Крупные учреждения начали выходить на внешние рынки, а более мелкие — выпускать облигации и привлекать депозиты населения. По итогам 2003 года остатки средств на счетах физлиц выросли на 67,7 %. Опережающими темпами росло привлечение долгосрочных, на срок более года, депозитов.
Незадолго до этого случилось еще одно событие, заставившее банки призадуматься. В августе 2003 года произошла неприятная ситуация — начался крах «Нашего банка». Утром 18 июня мне позвонила директор департамента монетарной политики Наталья Гребеник и сказала: «У нас проблема». Оказалось, что днепропетровский «Наш банк» не вернул НБУ 7,5 млн. грн., которые накануне вечером взял в качестве рефинансирования.
