Томас Элиот - Назначение поэзии
Элиот, выдвинув концепцию "внеличностного искусства", как и Хьюм, прежде всего стремился обнаружить тот самый механизм, который ограничивает обыденную личность, ту власть, что довлеет художнику и не позволяет ему свернуть на путь бесплодного самовыражения. Таким механизмом стала для Элиота традиция, а точнее говоря, представление о традиции, которое формируется "чувством истории". В эссе "Традиция и индивидуальный талант" Элиот пишет: "Традиция прежде всего предполагает чувство истории, совершенно необходимое каждому, кто хотел бы остаться поэтом, перешагнув рубеж двадцатипятилетия; в свою очередь это чувство истории предполагает ощущение прошлого не только как прошедшего, но и как настоящего; оно заставляет человека творить, ощущая в себе не только собственное поколение, но и всю европейскую литературу, начиная с Гомера (а внутри нее — и всю литературу собственной страны) как нечто, существующее одновременно, образующее единовременный ряд".
Литература прошлого безусловно отстоит от современной по времени и материалу. Однако подлинный поэт, считает Элиот, не отбрасывает ее достижений в области языка, а, напротив, сохраняет. В его поэтической речи начинает звучать голос его литературных предшественников. Поэтическое выражение аккумулирует в себе традицию его использования на протяжении всей истории, проявляя не сиюминутный, а вечный смысл, актуальный для поэтов прошлого. В нашей работе мы уже говорили о том, что эмоция искусства всегда предполагает соединение конкретного и всеобщего. В свете теории литературной традиции всеобщее (Абсолютное, по Бредли) следует понимать как общекультурное, архитипическое.
Пассивного знания произведений прошлого, восприятия их как памятников ушедшим эпохам явно недостаточно, считает Элиот.
Поэт должен активно воздействовать на прошлое, открывать в нем вечное начало, которое делает литературное прошлое, во-первых, бессмертным, во-вторых, тождественным настоящему. Элиот ни в коем случае не отождествляет "традиционность" с эпигонством. Он только определяет необходимую направленность литературы — тенденцию к совершенствованию языка, к исчерпыванию его возможностей. В том случае, когда чувство опосредовано разумом и воссоздано в слове, поэзия приближается к идеалу. Теория традиции, конечно, консервативна и догматична, ибо она предполагает только одну модель художественного творчества и отрицает какие бы то ни было другие. Но, с другой стороны, традиция не является чем-то раз и навсегда заданным. Поэт не может механически перенять ее у своих предшественников: "Ее (традицию — А.А.) нельзя унаследовать, — пишет Элиот, — и если вы стремитесь к ней, то вы сможете овладеть ею, приложив огромный труд". Понимание традиции формируется усилиями индивидуального сознания. Ее основа — конкретное передвижение реальности, которое затем в процессе творчества приобретает универсальное значение.
Идея индивидуального характера традиционности возникла у Элиота под влиянием логической схемы Ф.Г. Бредли, о которой уже шла речь выше.
Дискретные явления, которым свойственны различные качества, согласно Бредли, имеют общую природу, — Абсолютное. Сознание художника, как утверждает Элиот, объединяет гетерогенные составляющие переживания в "новое целое". Подобным образом художник сопрягает различные литературные произведения, обнаруживая в них общую природу (Абсолютное). Они соединяются в литературный ряд, "органическое единство". "Органическим" Элиот называет его потому, что единство не является статичным. С появлением нового произведения литературный ряд полностью перестраивается, чтобы его включить. Каждый литературный памятник (некое частное), согласно теории традиции, существует не сам по себе. Он включен в ^органическое целое" (общее). Именно в рамках "органического целого" он обретает смысл. И если Бредли говорил об относительности индивидуального опыта, то Элиот отрицал возможность полной уникальности художника, ценности его произведений вне традиции. "Ни один поэт, ни один художник, — пишет Элиот в статье "Традиция и индивидуальный талант", — не обретает свое значение изолированно. Значимость поэта возможно оценить лишь в его соотнесенности с поэтами и художниками прошлого".
Подобно тому, как христианин осознает двойственность человеческой природы, ее ограниченность, подлинный художник ощущает свою зависимость от традиции. Личностные, субъективные переживания он подчиняет власти абсолютных ценностей. Внеличностное, традиционное начало ограничивает его обыденное "я".
С точки зрения Элиота, викторианская критика разрушает единство традиции. Акцентируя роль личностного начала, эта критика рассматривает каждое произведение как уникальное явление и соответственно превращает целостную традицию в набор несоотнесенных друг с другом литературных памятников.
Цикл лекций Т.С. Элиота "Назначение поэзии и назначение критики"Итак мы рассмотрели основные принципы литературно-критической теории Элиота, привлекая в отдельных случаях его книгу "Назначение поэзии и назначение критики".
Эта работа, о которой теперь и пойдет речь, всегда разочаровывала литературоведов и просто читателей. Само заглавие дает читателю все основания предположить, что, раскрыв книгу авторитетного поэта и мыслителя, он наверняка получит однозначные ответы на вопросы: что такое поэзия? кто такие критики и зачем они нужны? Однако, Элиот на первый взгляд^обманывает все ожидания. Вместо толкового объяснения он предлагает долгие размышления о сложности поставленной им проблемы. Создается впечатление, что он намеренно уходит от главной темы, то и дело отвлекаясь на рассуждения о предметах, не имеющих прямого касательства к обсуждаемому вопросу.
Он предпринимает экскурс в историю критики, который вроде бы должен что-то объяснить. Но и здесь читатель чувствует, что следуя за Элиотом, он запутался в мелочах и оказался не в силах уловить центральную мысль автора.
"А есть ли здесь вообще какая-то общая мысль, единая концепция? — резонно задается вопросом читатель. — Может, перед нами всего-навсего хаотичное нагромождение частных соображений?" Признаюсь, мне не раз приходилось выслушивать подобные высказывания об этой книге. А вместе с тем работа Элиота вряд ли покажется столь сложной и путаной тому, кто приложит хотя бы минимальные усилия, чтобы в ней разобраться.
Она подводит итог размышлениям Элиота о литературе. Элиот уточняет здесь некоторые моменты своей теории (в частности концепцию роли философских идей в искусстве или проблему взаимоотношения поэзии и критики) и в то же время открывает ряд вопросов, которые будут более подробно разработаны в последующих статьях.
Антилиберальная направленность "Назначение поэзии и назначение критики" очевидна уже в той цитате, которая предваряет книгу. Элиот приводит высказывание крупнейшего деятеля американской культуры Чарльза Элиота Нортона по поводу: очередной политической кампании США. Люди, утверждает Нортон, находятся во власти неуправляемых разумом эмоций, и предстоящие изменения в составе противоборствующих партий не будут способствовать духовному росту американцев. Ведь движущей силой подобного рода событий является, согласно Ч.Э. Нортону и Т.С. Элиоту, личная выгода. Именно она лежит в основе "экономического предпринимательства, неограниченной конкуренции" и т. д. Все, что может быть достигнуто ради личной выгоды, эфемерно. Оно удовлетворяет обыденные, стереотипные импульсы человеческого "я", но никак не творческие (т. е. подлинные). Неуправляемые разумом эмоции также связаны с личной выгодой. Итак, будущее Европы кажется Нортону мрачным.
В словах Нортона Элиот находит подтверждение собственным антилиберальным идеям. Согласно его теории, обыденное "я" в человеке может реализовываться как гипертрофированная (неуправляемая разумом) эмоция или как личная заинтересованность (выгода). Обыденное, личностное начало приводит человека к замкнутости в сфере своего субъективного мира и соответственно к неадекватному восприятию объективной реальности. Оно разрушает подлинную целостную индивидуальность. В этом смысле Нортон, как общественный деятель, как мыслитель и как человек сохранял в представлении Элиота все признаки истинной индивидуальности. Нортон выступал в защиту человека, но человека не "массового", не стереотипного, а стремящегося к подлинной духовности. Нортон предупреждал об опасности гипертрофированной эмоции, меркантильных интересов, условностей и одновременно сам оберегал от всего этого свою частную жизнь. Он, как считал Элиот, был способен абстрагироваться от мира общепринятых и лишенных всякого содержания условностей, которые формируют обыденную жизнь человека.
Такая позиция по-прежнему остается стержнем всех размышлений Элиота. В дальнейшем мы попытаемся показать ее связь с представлениями Элиота о поэзии, высказанными в работе "Назначение поэзии и назначение критики".
