Владимир Мамин - Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть
Но через несколько дней Надя снова завела разговор об обучении. И еще через несколько дней снова. Но Джугашвили был неумолим. Ему казалось, что это совсем не женское дело.
Где-то в канун Нового года у Сталина гостил Енукидзе – крестный Надежды, известный распутник и бабник, человек дурной репутации, но нежно любящий свою крестницу и балующий ее щедрыми подарками и гостинцами. Именно он в лютые зимы доставал апельсины для Нади, а на свадьбу притащил бочонок грузинского вина. И теперь, сидя в кабинете Джугашвили, Енукидзе громогласно рассуждал о роли женщины в жизни молодой республики. Смачно матерясь и тут же хохоча над своими сальными шуточками, крестный добился в тот вечер только одного – Сталин скрепя сердце разрешил жене учиться.
В 1929 году Надежда Аллилуева поступила в институт. Изучала она текстиль. Казалось бы, что в этом может быть скандального? Как раз ничего, работают молодые женщины, матери, сестры.
Неприкосновенность женщин в конце 1920-х годов была мифом. Кому вбили в голову, что секса у нас нет? А кто решил, что общая неустроенность и информационный голод мог быть компенсирован невинностью? Это решительный бред, которому даже нечего противопоставить. Мы говорим о разрухе, голоде и разгуле венерических болезней. О проституции и человеческом факторе, когда ради хлеба торговали собой.
Помнится, как долго скрывали, что в годы Великой Отечественной были зафиксированы факты каннибализма. А все чистоплюи-исследователи воспринимали историю не как поле для становления человека, а как тенденцию для развития цивилизации. История – не тенденция, история – это тугая сеть, которую своими поступками, словами и решениями ткут люди. Даже для того, чтобы начать войну, нужна власть человека, а не воображаемая тенденция.
И поэтому исследователи тщательно обходили вопрос обучения Аллилуевой в институте. Да, училась. И что? Ну и то…
На первом же курсе Надежда познакомилась с девушкой по имени Ирина. Ирина О. – девушка, не оставившая яркого следа в истории, умерла в 1930 году от сифилиса. Она заразилась им, когда за жалкие крохи торговала своим телом в подворотне. Вот ее история, которая создавала историю России. Вернее, и эта история создавала историю России. А ведь Аллилуева общалась с этой девушкой: они ходили вместе на занятия, Надежда делилась завтраком, а потом уходила домой, где ее ждал Сталин.
Надя не кричала, не устраивала истерик, не плакала, когда узнавала такие истории. Она просто замыкалась в себе. Внешне почти ничего не менялось. Аллилуева не была склонна к полноте, но и не худела на нервной почве. Она, как бы это сказать, темнела – потухали глаза, становились сухими губы, и нежная матовая кожа лица словно приобретала землистый оттенок. Это психологическая проблема, и, если бы ею занимался врач, возможно, стрессов было бы меньше. Подавляя в себе эмоции, Надежда шла очень медленно, но верно к срыву.
Непринужденность, которую она напускала на себя, была призрачной, но нужно было быть Сталиным, чтобы не видеть этого. Или не желать видеть ничего, что тревожит собственную жену.
Борьба за власть, устранение конкурентов и больше ничего – вот жизнь Сталина. Борьба за рассудок, поиск связей с жизнью – вот жизнь Аллилуевой.
Николай Бухарин
И она бежит. Вначале в Германию, где живет брат Павел. Потом в объятия к пасынку Якову. И снова в Германию. И снова к Якову. Нет, их связь была только платонической, не такой, как, предположим, с Николаем Бухариным. Якова Надежда любила как родного сына. Редкие встречи – и все, но в эти встречи Надежда умудрялась вложить всю свою душу. Одной фразой высказать все сомнения одинокой и уставшей женщины.
Странное дело, но после обучения в институте Аллилуева не стала более рьяно защищать чьи-то права. Некоторые исследователи писали, что жена Сталина имела какие-то политические убеждения, которые стремилась обосновать и едва ли не выразить публично. Все это полнейшая ерунда. Надежда была женщиной в первую очередь. Женщиной, а не носителем политических лозунгов. И Бухарина она любила как мужчину, а не как «тенденцию исторической закономерности в развитии общества». Да, у них была связь.
Однажды разговор Николая и Надежды подслушал Сталин и взревел: «Убью!» И убил.
Что же было в том разговоре, что так не понравилось Иосифу Виссарионовичу? Уж никак не разговор о свержении высшей власти. И не о мужской несостоятельности Сталина. И не о детях (Бухарин никогда не говорил с Надей о ее детях). И не о внешней политике.
Каролина Тиль – экономка Сталина – тоже слышала эти разговоры. И потом рассказывала, едва ли не присягала, что говорили Бухарин и Аллилуева об искусстве, философии, музыке. И о душе?
И о душе говорили тоже. Надежда сидела на диване, поджав ноги, и, уткнувшись в плечо Николая, громким шепотом читала сонеты Шекспира, стихи Бодлера, срывающимся голосом рассказывала о Пушкине. Они говорили о «Каменном госте», о «Пире во время чумы». А еще…
– Ты понимаешь, Николай, есть вещи, есть слова, которые я не могу говорить никому. Понимаешь?
Черные глаза были бездонными, как колодцы в пустыне. Ресницы – бархатными. Щеки – мокрыми и чуть солоноватыми от слез. Бухарин нежно целовал их и говорил:
– Ты должна доверять ему.
– Не могу!
Этот ли разговор стоил Бухарину головы, а Аллилуевой очередной унижающей порки словами?
«Не могу» жены Сталин воспринимал, как разъяренный вепрь. Почему же он, горячо обожаемый юной девочкой, вдруг стал пугать? Но так случилось, и Надя стала отдаляться от него настолько, что не могла доверять ему. Кроме того, у них была огромная разница в возрасте, и девушка скорее напоминала его дочь.
Дочь Сталина?
В 1930 году Сталин с женой возвращались с какого-то праздника и очень сильно поругались в машине, а когда машина подкатила к дому, то офицер охраны услышал, как мужчина бросил в лицо женщине, сжавшейся на заднем сидении машины:
– Ты моя дочь, поняла? Дура ты, если не понимала раньше.
Сказав это, Сталин широкой поступью пошел к двери, а Аллилуева еще долго сидела в машине, не в силах вымолвить ни слова. Впервые в жизни ей стало так страшно, что хотелось кричать.
Нет, наверное, она соврала себе – было страшно, когда Сталин наливал стопку вина грудному сыну и требовал, чтобы малыш пил, и никто не смел сказать слово против.
Было страшно, когда однажды они сидели с Яшей всю ночь напролет, рассматривая новые книжки, говорили обо всем на свете, а потом он обнял свою мачеху и тихо вышел из комнаты. Ничего не случилось, а утром она узнала, что Яша хотел застрелиться. Она рыдала как бешеная тогда, несясь к его комнате. У двери она столкнулась со Сталиным, и он, взглянув на свою заплаканную жену тяжелым взглядом, прошипел:
– Даже застрелиться не мог как следует.
А еще ей было страшно, когда на вторую ночь их жизни Сталин порвал на ней ночную рубашку.
Потом как-то все выходки мужа стали привычными, и Надя стал учиться скрывать свои эмоции. И когда училась в институте, уже ничего не меняло ее характера – она стала скрывать свои чувства. Улыбаясь, могла вспоминать рассказ однокурсниц о том, как они жарили собачатину или позволяли насиловать себя за банку консервов. Не было больше запретов для молодой женщины. И когда она заболела, то тоже не удивилась. Ей казалось, что болезнь – это наказание за равнодушие. Ей следовало бороться, кричать, царапаться, а не давить в себе свою боль. Но она давила.
А ведь были потрясающие вспышки нежности в их отношениях. Куда все ушло? Слова, которыми они обменивались, письма, эмоции?
Судите сами:
И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой8 сентября 1930 года
«Татька!
Письмо получил. Книги тоже. Английского самоучителя Московского (по методу Розенталя) у меня здесь не оказалось. Поищи хорошенько и пришли. К лечению зубов уже приступил. Удалили негодный зуб, обтачивают боковые зубы, и, вообще, работа идет вовсю. Врач думает кончить все мое зубное дело к концу сентября. Никуда не ездил и ездить не собираюсь. Чувствую себя лучше. Определенно поправляюсь. Посылаю тебе лимоны. Они тебе понадобятся. Как дела с Васькой, Сатанкой?
Целую крепко, много, очень много.
Твой Иосиф».Н. С. Аллилуева И. В. Сталину12 сентября 1930 года
«Здравствуй, Иосиф!
Письмо получила. За лимоны спасибо, конечно пригодятся. Живем неплохо, но совсем уже по-зимнему – сегодня ночью было минус 7 по Цельсию. Утром все крыши были совершенно белые от инея. Очень хорошо, что ты греешься на солнце и лечишь зубы. Вообще же Москва вся шумит, стучит, разрыта и т. п., но все же постепенно все налаживается. Настроение у публики (в трамваях и в др. общественных местах) сносное – жужжат, но не зло. Всех нас в Москве развлек прилет цеппелина: зрелище было действительно достойно внимания. Глазела вся Москва на эту замечательную машину.
По поводу стихотворца Демьяна все скулили, что мало пожертвовал, мы отчислили однодневный заработок.
