Станислав Кондрашов - Яростная Калифорния
У корпорации «Телидайн» два десятка заводов, тридцать семь тысяч рабочих и инженеров. Заводы территориально разбросаны, и не случайно: распыленность рабочей силы выгодна предпринимателю, препятствует созданию профсоюза, а значит, и забастовкам. Профсоюз — обуза, и Синглтон, не стесняясь, говорит об этом.
У него лично сейчас три процента акций — больше, чем у кого-либо, но контроль над корпорацией он осуществляет не через процент акций, а через свое положение основателя, благодаря техническому и административному авторитету. Вообще сейчас тенденция такова, что крупнейшими акционерами являются не отдельные лица, а фонды и другие корпорации. Что касается служащих и рабочих «Телидайн», то на них распространяется система льгот: к каждым четырем купленным акциям пятую приплюсовывают бесплатно. Для сотни top people — людей, занимающих высшие посты в корпорации, — есть экстра-привилегии, закрепляющие лояльность умелых и нужных администраторов и специалистов. Каждый из этой верхней сотни имеет право приобрести определенное число акций по нынешней их биржевой цене, но не платя ни цента, как бы в кредит. Он заплатит потом, в будущем; когда стоимость этих акций поднимется, предположим, с десяти до тридцати тысяч долларов. Заплатит по прежней цене — лишь десять тысяч.
— Следите ли вы, мистер Синглтон, за тем, чтобы ни у кого не было больше акций, чем у вас? Не опасаетесь ли вы, что кто-то другой перехватит контроль над вашей корпорацией?
Это вопрос в нарушение неписаных правил. В мире бизнеса свои суеверия, и я вижу тень раздражения на лице миллионера. Слегка встряхнул красивой головой, поглядел острее и тверже, но руки так же спокойно лежат на скатерти, а в ответе — скрытый вызов. Нет, не боится, а если и перехватят контроль, ну что же, ничего смертельно опасного, он готов к этому.
— Купить же «Телидайн» будет трудновато: сейчас это обойдется, пожалуй, миллиарда в полтора...
«...Пожалуй, миллиарда в полтора...» Эти небрежно оброненные слова громыхнули над столом, нота гордости, некий промежуточный, но немалый итог жизни. Миллиарда в полтора... Ведь на эту фантастическую сумму — не ходя далеко за примерами— можно купить и этот ресторан с диванами и стульями под красный сафьян, с метрдотелем и официантами, да что за мелочи — ресторан, — весь отель, весь, пожалуй, комплекс «Сенчури-сити» с десятками элегантных зданий — жемчужину Лос-Анджелеса.
Попробуй-ка купить!
Злорадство адресовано конкурентам. Они были и есть, этот внешне спокойный человек — в напряжении рыночной борьбы, хотя рассказ его прост, по-солдатски эпичен. Главное, рассказывает он об истоках чуда, о первых месяцах, было в том, чтобы предложить не совершенно новый продукт — такое крайне редко, а продукт, уже имеющий спрос на рынке, но перспективный и качественный. Помогли обширные связи в Пентагоне, с другими заказчиками. Его знали как отменного специалиста, его продукту доверяли.
Конкурентам не удалось задушить «Телидайн» в колыбели. Теперь попробуй! Корпорация процветает, стоимость акций растет, положение стабильно, репутация продукта хорошая. (Позднее, просматривая в журнале «Форчун» список пятисот крупнейших корпораций США, я убедился, как здорово шагнула за 1968 год «Телидайн»— на 124-е место со 191-го, которое она занимала в 1967 году.) Синглтон умеет удерживать ценных людей, и приманки с акциями — не единственные. Очень важно привлекать способную молодежь. Молодежь — это будущее. Сколько раз слышал я этот афоризм из уст американских дельцов! Молодежь — это будущие большие прибыли в век невиданно быстрого технического развития. Инвестиции в пытливые, незакисшие молодые мозги — из самых выгодных. Посланцы «Телидайн» ездят по университетам, ищут, вербуют и сманивают блестящих студентов.
Сам специалист, Генри Синглтон знает, как прибыльны настоящие специалисты. Экономить доллары на их окладах — это ехать на рыбалку с гнилой сетью. Делец новой формации ценит науку, ведет дело крупно, понимает, что низкие зарплаты означают низкое качество работников, низкие прибыли и в конце концов банкротство в ожесточенной конкурентной борьбе.
Генри Синглтон смотрит на свою страну как на своеобразное, огромное и сложное предприятие, которым должны управлять дельцы от экономики и дельцы от политики.
...Пусты кофейные чашки, покончено с ленчем и вопросами. Предъявив официанту одну из своих кредитных карточек, Синглтон расчеркнулся под счетом. Мы возвращаемся к небоскребу средней величины, где на 17-м этаже правит президент и председатель совета директоров корпорации «Телидайн». Вот он, рядом со мной, локти по-боксерски прижаты к бокам, и люди, снующие по магазинам на площади «Сенчури-сити», не подозревают, что мимо шествует чудотворец. Велик мир...
— Мистер Синглтон, недавно в газете «Уолл-стрит джорнэл» я прочел, что корпорации испытывают трудности при вербовке на работу студентов-выпускников. Что, студенты не хотят служить военному бизнесу? Верно ли это?
— Нет, неверно. Мало ли что пишут в газетах. Не верьте им.
Честно говоря, мне не хочется так вот и расстаться с этим миллионером, подмывает как-то зацепить полированную поверхность, преодолеть деловую одномерность, вызвать его на какие-то эмоции — их не было в нашей беседе. И я чувствую, как напрягся красавец, как он слегка раздражен.
— А как с «Доу кемикл»? — не отстаю я.
— Вы имеете в виду этот шум насчет напалма? — оборачивается он ко мне.
Я подтверждаю: да, я имею в виду этот «шум», эти протесты в университетах против корпорации «Доу кемикл», поставляющей напалм для американских войск во Вьетнаме, эти осады вербовщиков «Доу кемикл» в университетских городках, эти их побеги через окна под улюлюканье студентов.
И тогда не мне, а в сторону, все-таки щадя меня как человека непричастного, как, наконец, иностранца, с которым надо быть вежливым, в сторону тех, кто позорит его страну и осмеливается опровергать его, Генри Синглтона, принципы и его чудо, он бросает негромкую злую реплику:
— Bunch of educators!
Bunch of educators, что буквально означает горстка воспитателей, кучка профессоров, но в злой враждебной интонации прозвучало безошибочно как шайка моралистов-гуманистов.
Ну что ж, отрешенно подумал я, ты добился своего, вызвал эмоции, на миг вывел из себя этого сдержанного человека и понял, что дальнейший разговор бесполезен; его безапелляционный тон как бы подводил черту, и ты оказался на другой стороне — с теми, кого отвергает миллионер, а ты считаешь надеждой Америки. Конечно, Генри Синглтону смешны, глупы и нелепы все эти моралисты-гуманисты, для него это саботажники, пытающиеся блокировать движение бизнеса, который, конечно же, сметет их с дороги. А кроме того, если их подраспустить, они могут замахнуться и на его, работающее на войну, детище. «Бизнес Америки есть бизнес», — говорил президент Кулидж. Бизнес, и не более того. И если рухнет этот принцип, то и он, Генри Синглтон, упадет с верхней ступеньки иерархической лестницы.
Он готов был поболтать с нами в своем оффисе, но, увы, мы спешили на очередную встречу, к другим деловым людям, и под мелодичное позвякиванье мягко сошлись створки музифицированного лифта, скрыв лос-анджелесского миллионера, заказанного по телефону из Нью-Йорка через Хьюстон.
«Доу кемикл» — далеко не первая спица в колеснице «военно-промышленного комплекса». В том самом списке ста крупнейших подрядчиков Пентагона, где «Телидайн» была на 68-м месте, «Доу кемикл» стоит в конце, под номером 98, но ее продукт, превращающий живых людей в страшные факелы, стал символом грязной войны и бесчеловечности наживающегося на ней бизнеса, оттенил честный протест одних, казенно-патриотическую солидарность других и равнодушие третьих.
Среди продукции «Доу кемикл» удельный вес дешевого в производстве напалма ничтожно мал, меньше одного процента в товарном обороте. Почему кричат о напалме? — деланно недоумевают руководители «Доу кемикл». Почему забывают о другом, почему не славят удобства, которые мы несем в миллионы американских домов? Зайдите в супермаркет, здесь же, на лос-анджелесской площади «Сенчури сити» и вы найдете продукты «Доу кемикл» — тончайшие, крепчайшие прозрачные ленты из пластика. Рулончиками длиной по двести и больше футов они уложены в картонные брусы и по одному из краешков бруса пропущена мелкозубая пилочка — о зубчики обрывается лента, ровно столько, сколько вам угодно. Лентой обертывают чикен сандвич — бутерброд с курицей, укладывая его в портфель школьника. Она незаменима для дома, для семьи: банки с соком, тарелки и судки с пищей, ветчину, масло, овощи заворачивают в нее, чтобы дольше хранить в холодильнике. А вот «саран рэп» — прозрачная огнеупорная бумага из пластика, выдерживающая жар духовки. Цыпленок, баранья нога, кусок телятины, обернутые в саран рэп и брошенные в духовку, жарятся в собственном соку.
Итак, далекий человек за Тихим океаном в конвульсиях с кожей сдирает пылающее напалмовое желе, изготовленное так, что его невозможно отлепить. Цыпленок аппетитно томится в духовке американской домохозяйки. Напалм и саран рэп выпускаются в соседних цехах, а может быть, и в одном. Извлекши из жаркого плена, хрустящего, истекающего соком цыпленка едят, может быть, перед телеэкраном, на который усилиями телекорреспондентов доставлены живые человеческие факелы, люди, подвергнутые обработке другим продуктом «Доу кемикл». Любой продукт законен, коль скоро на него есть спрос, ибо бизнес Америки есть бизнес, и разве вина «Доу кемикл», что те далекие черноволосые, маленькие и без американской улыбки люди на телеэкране родились не в той стране, которая сбрасывает напалм, а в той, на которую сбрасывают напалм?
