Вадим Телицын - Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду
О далеких северных связях Новгорода очень интересно рассказал летописцу боярин Гюрята Рогович [о нем — ниже] в конце XI века: «Я послал своего отрока (дружинника) в Печору — это люди, дающие дань Новгороду, — и оттуда он поехал в Югру, соседящую на севере с Самоедами. Югорцы рассказали моему отроку о том, что три года тому назад они обнаружили чудо на берегу океана: там, где огромные горы, возвышающиеся до небес, подходят к заливу океана («в лукуморя»), был услышан говор и крик многих людей… Язык их был нам неизвестен, но они, указывая на наше железное оружие, жестами просили отдать его им. И если кто-нибудь давал им нож или топор, то они взамен давали ему меха. Путь к этим горам лежит через непроходимые пропасти, через снега и леса; поэтому мы не всегда доходили туда; кроме того, мы знаем, что есть люди и еще далее на север…»
Если мы взглянем на карту побережья Ледовитого океана, то без труда определим места, о которых летописец беседовал с Гюрятой, — высокие горы подступают к «луке моря» только в одном месте, у пролива Югорский Шар, и поблизости — у мыса Русский Заворот, где отрог Урала — хребет Пай-Хой подходит к берегу залива. Земля, расположенная прямо на «полунощи» от этого русско-югорского комплекса географических названий, — это Новая Земля. Так благодаря древним новгородцам мы узнаем о том, что далеко за Полярным кругом, на Новой Земле, в конце XI века еще сохранялся неолитический облик хозяйства и именно новгородцы познакомили эти далекие племена с новой культурой.
Следами сухопутных дорог новгородцев в северо-восточные земли являются многочисленные погосты, основанные ими для сбора дани; список их был составлен уже в 1137 году. Есть они на Северной Двине (погосты Ракунь, Усть-Емец, Усть-Вага, Тойма), и на ее притоке Ваге (Вель, Пуйте), и еще далее на восток (погост Пинега и Помоздин погост на Вычегде, близ реки Ижмы), где до сих пор живут потомки древних новгородцев, сохранившие русский костюм и обряды, но в многовековом отрыве от своей родины утратившие свой язык, — «ижемцы» говорят теперь на языке коми. Самой отдаленной колонией Новгорода была Вятская земля.
Новгородцы принесли на север земледелие, и позднее на Двине и на Ваге появилось много боярских вотчин и монастырей, двигавшихся вслед за крестьянской колонизацией из Новгородской и Ростовской земель. В своих тысячеверстных путях новгородцы часто ходили на ладьях и «ушкуях» по рекам и морям. К Югорскому Шару и Русскому Завороту [полуостров, песчаная коса (высотой 2–3 м и длиной около 45 км) на северо-западной окраине Печорской губы Баренцева моря] они, вероятно, плавали на кораблях по океану, делая в общей сложности путь в 5 тысяч километров, равный путешествию из Новгорода в Лондон и обратно. Летопись говорит о «кругосветном» плавании вокруг Европы через Киев и Новгород, Ла-Манш и Гибралтар, называя балтийско-атлантический отрезок его путем «из варяг в греки».
Сам Новгород был построен на наивыгоднейшем перекрестке торговых путей, важных как для Киевской Руси, так и для всей Северной Европы. Почти полтысячелетия он был для Руси своеобразным «окном в Европу». Одна из древних былин так описывает пути, расходившиеся от Новгорода:
Реки да озера к Нову-городу,
А мхи да болота к Белу-озеру,
Да чистое поле ко Пскову;
Темные леса Смоленские…
Широка мать-Волга под Казань шла,
Подале того — и под Астрахань…
Из-под белого горючего из-под камешка
Выбегала мать Днепра-река
Да устьем впадала в море Черное…
Из Новгорода вниз по Волхову через Ладожское озеро и Неву легко было попасть в Швецию, на Готланд или в земли балтийских славян. Из Новгорода через Ильмень и Мету попадали на Волгу и шли в Болгарию, Хазарию и далекие земли Востока. А третий путь — «из грек в варяги» — пролегал из Византии и Киева вверх по Днепру, через волоки, затем Ловатью в Ильмень и неизбежно вел в Волхов через Новгород.
В благоприятном положении Новгорода у истоков Волхова заключались противоречия его будущего: с одной стороны, Киев, «мать городов русских», всегда зорко следил за своим новым городом, и киевские князья посылали сюда наместниками старших сыновей, чтобы крепче держать эту международную пристань в своих руках. С другой стороны, удаленность от Киева, широчайшие связи с десятками могущественных и богатых стран и богатства собственной земли давали Новгороду возможность роста, усиления, а, следовательно, и независимости.
Та ранняя пора, когда городок на Волхове был далекой факторией Киева, отразилась частично в феодальном делении Новгородской земли. Обычно каждое русское княжество составляло «тьму», то есть десять «тысяч», десять военно-финансовых округов; каждая «тысяча» делилась на «сотни». Новгородская же земля составляла всего лишь одну «тысячу», делившуюся на «сотни», расположенные веером вокруг Новгорода радиусом в 200–300 километров. Значит, Киев не признавал Новгород равноправным другим частям Руси (например, Волыни или Смоленщине) и рассматривал его лишь как одну десятую часть какого-то целого (может быть, самой «Киевской тьмы»)? Правда, город тоже составлял десять «сотен», то есть еще одну «тысячу», но все же до полного десятитысячного комплекта было далеко.
Новгород расположен на берегах Волхова, недалеко от истока этой реки, вытекающей из Ильмень-озера. Древнейшее местоположение было, очевидно, на левом берегу, где стоит кремль и где в названии «Волосова улица» хранится память о языческом боге скота и богатства — Волосе (Велесе). Почти у самого озера, вне города, стоял идол Перуна, поставленный по приказу киевского князя в конце X века. Вокруг Перуна, как гласит древнее предание, горел неугасимый огонь; раскопки обнаружили вокруг идола восемь костров. Вплоть до XX века у жителей Новгорода сохранялось поверье, что, проплывая мимо Перуна, нужно бросить в воду монету, как бы в жертву древнему богу.
Левобережный древний комплекс был, по-видимому, связан с «русинами» из Киева, составлявшими гарнизон пограничной крепости. На правом берегу Волхова находился Славенский холм, связанный в большей степени с местным племенем словен.
Бурный рост города быстро привел к плотному заселению обоих берегов, соединенных знаменитым Великим мостом через Волхов, игравшим важную роль в истории города: здесь сходились на бои враждующие стороны после шумного веча, здесь бесчинствовал былинный Васька Буслаев, здесь приводились в исполнение смертные приговоры — осужденных сбрасывали с моста в волховские глубины.
Новгород XI–XIII веков был большим, хорошо организованным городом. Его кремль, выросший вдвое, был укреплен каменной стеной и включал в себя Софийский собор (являвшийся также хранилищем государственных документов) и епископский двор. В южной части кремля другой новгородский былинный герой — богатый купец Садко Сатинич — построил большую Борисоглебскую церковь.
Напротив кремля находился торг, вечевая площадь, Ярославово дворище, дворы иноземных купцов и церкви купеческих корпораций (Иван на Опоках, Богородица на Торгу, Варяжская божница). Берега Волхова были поделены на пристани и густо уставлены кораблями и лодками разных стран и городов. Судов было так много, что иногда во время пожара огонь по ним переходил с одного берега на другой.
По периферии города располагались монастыри. Юрьевский монастырь, построенный Мстиславом, возвышался, как башня, при въезде в город с юга, со стороны Ильменя, а для плывших с севера такими воротами города являлся Антониев монастырь.
Город был вымощен деревянными мостовыми, относительно которых существовал даже специальный Устав о замощении улиц.
Новгородские летописцы были более, чем их киевские собратья, внимательны к своему родному городу и постоянно сообщали читателям о жизни Новгорода. Мы знаем о городских пожарах, о грандиозных наводнениях, когда воды Волхова затопляли город и жители сидели на крышах своих хором; знаем о годах засухи и неурожаев, когда приходилось покупать жито в Суздальской земле.
Очень много для понимания истории Новгорода, его культуры и быта дали многолетние раскопки… Выявлены жилые усадьбы, улицы, дома, мастерские, боярские терема. Найдено множество предметов — от инструментов ремесленников до золотых печатей и тончайшего «узорочья».
Особый интерес представляют знаменитые берестяные грамоты — письма простых горожан, написанные по самым различным поводам. То это короткая просьба дать взаймы гривну, то приглашение на похороны, записка к жене с просьбой прислать чистое белье, долговые расписки, челобитные, завещания, любовные письма, стихи или избирательные «жеребья» с единственным именем на всем листе. Ни один из средневековых городов Европы не может похвастаться таким разнообразным эпистолярным фондом, который создавался ремесленниками и торговцами, домашними хозяйками и боярами.
