Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы
жестокую расправу Бруховецкий после ухода королевского войска из-
под Глухова; не давалось пощады царским изменникам, истребляли
их семьями, жилища их сожигали до тла. Только Кролевец избежал
страшной мести тем, что по уходе короля жители, не дожидаясь
Бруховецкого, сами напали на оставленных в городке польских
жолнеров, одних перебили, других, успевших уйти от бойни*
прогнали, разграбили оставленное в этом городке имущество короля и
польских сенаторов.
Собеский, возвращаясь с войском на правый берег, издал к
жителям левой стороны Днепра универсал такого содержания: <Теперь уже нечего нам воевать, мы люди свои; можем уладить
между собою и устроить все дружелюбно; вот уже начались
переговоры о мире с Москвою; есть надежда, что при помощи Божией
мир состоится. Пусть же только одни войсковые люди обращаются
с оружием, а посполитые должны прекратить свои взаимные
раздоры, обратиться к земледелию и с наступлением весны заняться
засеванием полей, уповая на Бога и ожидая утешительных плодов
от дел рук своих. Его величество король приказал мне обнародовать
его волю: пусть Украина остается в настоящем положении до
окончания мирных переговоров, исполняя обязанность давать войску
продовольствие и квартиры в местечках. Жители, однако, не будут
терпеть от своевольства жолнеров, которым дано строгое
приказание обходиться с хозяевами дворов дружелюбно, жить смирно и
оказывать помощь всем, кто будет ее требовать>.
Не верили украинцы этому универсалу, а толковали его так, что поляки потерпели неудачу и теперь хотят подобру-поздорову
убраться с левой стороны Днепра. Толпы дейников наскакивали
на возвращавшееся войско Собеского и Тетери; приходилось
королевским военным силам на своем обратном пути каждым шагом
овладевать с бою. Близ Сосницы напал на Собеского Скидан, но
был разбит, схвачен и посажен на кол; однако это не остановило
других. На пути, до самого Днепра, дейнеки преследовали коро-
26
левское войско и сзади и с боков, особенно когда приходилось
проходить сквозь леса и переправляться через воды; в селах и
деревнях жители не давали жолнерам хлеба и лошадям корма; потеряв верховых лошадей, польские конники должны были, иду-
*и пешком, тащить на себе свои седла, а между тем, от
изнеможения сами чуть двигали ноги. Когда пришлось им
переправляться через Днепр, тут присоединился к Собескому Чарнецкий, проводивший короля к Могилеву и ворочавшийся в Украину.
Поляки достигли Днепра в самое неудобное время: лед на реке только
что тронулся и еще не прошел; одни переправлялись на байдаках
и лодках между плывущими по реке льдинами, другие
пробирались на салазках в тех местах, где льдины были еще крепки. На
другом берегу Днепра их принимали выстрелами правобережные
малороссияне, которых поднял Серко против польской власти; сам
Серко стоял на берегу там, куда готовился переправляться
Чарнецкий. Но польский военачальник перехитрил тогда своего
неприятеля. Чарнецкий приказал разложить большой огонь близ
Днепра и разгласил, что в этом месте будет совершаться
переправа; по таким вестям туда бросился Серко с козаками; тем
временем поляки переправились в другом месте близ Ржищева и
переправились благополучно, хотя с большою тревогою, каждую
минуту ожидая, что отвлеченный военною хитростью неприятель
узнает свою ошибку и быстро бросится на поляков, прежде чем
они все перейдут на правую сторону. Сам Чарнецкий
переправился через Днепр с своим драгунским полком верхом, вплавь, посреди тающих и быстро несущихся льдин. Козаки узнали свою
ошибку тогда уже, когда не” нашли никого на том месте, где горели
огни, а когда, повернувши оттуда, достигли до Ржищева, переправа у поляков уже окончилась. Серко изготовился было вступить
в битву с перешедшим на правый берег Чарнецким, но вдруг ему
доставлена была весть, что недалеко оттуда татары, возвращаясь
с войны восвояси, гонят с собою множество пленных и стад. Серко
погнался за татарами, разбил их и освободил из неволи несколько
сот малороссиян.
Правобережная Украина оказалась не крепче в повиновении у
поляков, чем левобережная. Малейшая надежда на помощь со
стороны Москвы пробуждала в тамошнем народе давнюю
непримиримую вражду к ляхам. Января 8-го кошевой атаман Серко сдал свое
атаманство какому-то Пилипчате и отправился с охотниками из
запорожцев и украинцев сперва под Тягинь (Бендеры), сжег там и
разорил несколько турецких селений, а оттуда повернул в Украину
возбуждать народ против ляхов и склонять на сторону московского
царя-. К нему явился на содействие посланный от Бруховецкого
Семен Высочан, называемый <полковником гетманским>, то есть
посланным от гетмана,- в отличие от других начальников народных
27
ватаг, выбранных в разных местах и называвшихся также
полковниками. Предприятие Серка удавалось. Едва только в народе
разнесся призыв славного атамана, как по всем городкам, построенным
по берегу Буга и Днестра, в полках Брацлавском, Кальницком, Уманском, в Могилеве, Рашкове и вообще на всем протяжении от
Днепра до Днестра, козаки и поспольство, не дождавшись еще
прихода к себе Серка, составляли ватаги, истребляли поляков и жидов, находившихся у них в городах, и потом произносили присягу
держаться под крепкою рукою царского величества, доколе души у ник
в телесах будут. Брацлавский полковник Остап Гогодь объявил себя
царским сторонником. 13-го марта Серко извещал Косагова, что
уже все украинские города от Днестра до Днепра склонились под
царскую руку.
Едва ли кто-нибудь из сторонников Польши в те дни
возбуждал к себе такую ненависть в малороссиянах, как гетман Тетеря.
Восставшие, избивая ляхов и жидов, выражали свою злобу к этому
<изменнику, ляхскому прислужнику> тем, что воображали себе
его особу, когда расправлялись с другими. Так, в Мошнах1
какой-то малороссиянин, убивая польского пахолка, кричал: вот так
скоро будет и с вашим гетманом! Сам Тетеря, поспешивший, по
королевскому приказанию, усмирять народное восстание на
правом берегу Днепра, расположился станом под Ольховцами2.
Вспыхнувшее в правобережной Украине восстание захватило
в свой омут и поглотило Выговского. У этого бывшего козацкого
гетмана, возведенного потом в сан воеводы киевского, было много
врагов: они рады были всеми средствами причинить ему зло.
Между такими врагами видное место занимали Тетеря и польский
полковник Себастиан Маховский, человек важный в то время, потому что ему поверена была команда над польским отрядом, оставленным на правом берегу Днепра на время удаления Чар-
нецкого на левый берег. Заправщики восстания пустили в народе
слух, что это восстание предпринято с согласия Выговского.
Противодействуя такому слуху, Выговский, в звании -киевского
воеводы, 1-го марта издал,универсал по своему воеводству и сообщал
в нем, что начались толки, будто огонь междоусобия возгорелся
от него, ради его желания достигнуть снова гетманского сана.
<Ваши милости> - выражался Выговский в своем универсале, обращаясь к козацкому товариществу - <хорошо знаете, что я
сам добровольно отрекся от этого сана, знаете и то, что и прежде, тотчас по смерти славной памяти Богдана Хмельницкого, я
отказывался от гетманства, когда мне его предлагали>. Теперь
Выговский приглашал Козаков собраться на выбор нового гетмана, если
1 Ныне местечко Черкасского уезда, Киевской губ.
2 Ныне село Звенигор. уезда, Киевской губ. - П. К. К., IV, 407.
28
прежний, Тетеря, снимет с себя достоинство гетмана, а Тетеря, как ему, Выговскому, известно, тяготится своим саном.
Давно, еще при Богдане Хмельницком, Тетеря, бывший тогда
переяславским полковником, не питал дружбы к Выговскому, занимавшему должность генерального писаря. После между ними
возникла домашняя вражда. Тетеря женился на вдове брата Вы-
говского, Данила, дочери Богдана Хмельницкого. Елене, и
захватил в свое владение богатое приданое своей жены, которое иначе
было бы в распоряжении Выговского как достояние вдовы его
брата. Кроме того, сделавшись гетманом и будучи вместе с тем
зятем Богдана Хмельницкого, Тетеря захватил себе и другие
сокровища Богдана, вероятно, на том основании, что единственный
