Сергей Беляк - Адвокат дьяволов
Но если говорить о Лимонове именно в тот, самый драматический, период его жизни, то можно сказать, что он был образцовым подзащитным.
Эдуард доверился мне, своему защитнику, моему опыту и знаниям, и делал все, что от него требовалось, всегда абсолютно точно и своевременно. Не надо давать никаких показаний? Значит, никаких показаний не будет! Необходимо заявить ходатайство? Заявлю!
Он не метался в сомнениях из стороны в сторону и никогда не был равнодушен к тому, чем занимался я, разрабатывая общую позицию для всей защиты. Он был в курсе всех моих идей и планов по делу.
При этом Лимонов и на следствии, и в суде всегда оставался невероятно хладнокровен, внешне очень спокоен и постоянно излучал оптимизм, вселяя его в души своих товарищей по несчастью. И даже порой успокаивал и поддерживал меня. А у меня, как у человека хорошо понимавшего, что реально грозило Лимонову, причин для переживаний было, повторяю, предостаточно…
Но наша жизнь — это все-таки не драма. Человеческая жизнь более похожа на трагикомедию.
Я уже писал, что среди следователей, занимавшихся делом Лимонова, были люди, которые относились с явной антипатией к своему руководителю — майору Шишкину и, наоборот, возможно просто из чувства внутреннего протеста, с симпатией, хотя и тщательно скрываемой, к Лимонову.
Среди таких людей был и один офицер, прикомандированный в следственную группу из дальнего региона.
И вот как-то раз, в период многочисленных новогодних праздников, у него, что называется, не задался день.
Шишкина, как я понял, в управлении не было, и следователь с утра, не опасаясь прихода начальства, позволил себе поправить здоровье и поднять настроение бутылочкой «Очаковского» пивка. Правда, та бутылочка, как потом выяснилось, была двухлитровой пластиковой бутылью. И стояла она у его ног, под столом, куда он периодически наклонялся и откуда каждый раз раздавалось характерное бульканье.
После двух-трех стаканов следователь воспрянул духом и принялся, шумно отдуваясь, листать газеты. После еще пары стаканов он взялся за телефон и начал кому-то названивать.
Мы с Лимоновым сидели каждый за своим столом и делали вид, что ничего не замечаем.
Оживавший на наших глазах чекист снова и снова прикладывался к своей спасительной бутыли, а потом вдруг предложил выпить и мне.
Я не большой любитель пива, тем более такой дешевой бурды, но из деликатности не отказался. Офицер достал, наконец, бутыль из-под стола и разлил пиво в два стакана. Мы пригубили.
Эдуард старался на нас не смотреть, всем своим видом показывая, что полностью погружен в работу.
Я встретился взглядом со следователем и кивнул в сторону Лимонова. Следователь молча прошел к двери, запер ее на ключ, вернулся назад и, не произнеся ни слова, налил пива в третий стакан…
А вскоре подошло время обеда. Я разложил на столе всю еду, что принес с собой, и мы славно перекусили втроем.
Дальше, за разговорами, байками и шутками, время до конца рабочего дня пролетело совсем незаметно. Но это было только начало.
Через несколько дней, когда нас с Лимоновым снова опекал тот же следователь (а опекуны и кабинеты у нас периодически менялись) и я вновь пришел без адвоката Иванова, все повторилось, как в предыдущий раз. Только теперь мы пили пиво все вместе с самого начала.
Когда же до моего ухода в отпуск оставался день или два, а мы опять соображали на троих, я рискнул попросить нашего опекуна позаботиться в мое отсутствие о Лимонове:
— Ну, хлеба, там, ему купить, колбаски немного или молока… Я даже готов денег оставить, если что, или потом отдам.
— Не волнуйтесь, голодать не будет, — заверил меня следователь…
Вернувшись из отпуска, бронзовый, как статуя Будды, я сразу же поехал в Лефортово.
И когда вошел в кабинет следователя, где уже находился Лимонов вместе с нашим добрым опекуном, они оба встретили меня радостными возгласами. При этом запах там стоял такой, словно я попал не в Следственное управление ФСБ России, а на винокурню!
— Ну, как вы тут? — спросил я, обращаясь сразу к ним обоим.
— Во! — показал Лимонов поднятый вверх большой палец правой руки. А следователь бросился помогать мне снимать пальто.
Тут же в кабинете сидел и адвокат Иванов. Он протирал тряпочкой запотевшие стекла очков и растерянно улыбался.
Большая Медведица
Выступая ровно десять лет назад на праздничном вечере в Центральном доме литераторов в честь 60-летия Лимонова, организованном Александром Прохановым, лидер ЛДПР Владимир Жириновский назвал юбиляра современным Лениным, а Проханова, соответственно, Плехановым наших дней. В зрительном зале тогда не было свободных мест, а на сцене не хватало стульев для «почетных гостей».
А в это время сам юбиляр сидел в полутьме камеры спецкорпуса для особо опасных преступников Саратовской тюрьмы в ожидании приговора суда.
Уже закончилось многомесячное судебное следствие по его делу, были допрошены все свидетели и дали показания подсудимые, уже завершились прения сторон (где гособвинители просили суд признать Лимонова виновным по всем пунктам обвинения и назначить ему наказание в виде 14 лет лишения свободы в колонии строгого режима, а тезисы моей защитительной речи (из-за большого объема обвинения) заняли целый 500-страничный том, и длилась эта речь ровно три дня).
А еще юбиляр уже успел овдоветь: 3 февраля 2003 года (как раз в день начала выступлений стороны защиты в прениях) пришло сообщение о внезапной смерти накануне его жены — певицы и писательницы Натальи Медведевой.
Наташа знала, какое наказание запросили для ее мужа в последний день января прокуроры, но умерла, так и не узнав, сколько же в итоге дал ему суд…
Поздней осенью 2001 года, когда Лимонов еще находился в Лефортово, он попросил меня организовать ему свидание с Натальей. Так как она официально числилась его женой, следствие, после некоторого раздумья, такое свидание им разрешило.
А Лимонову нужно было встретиться с Медведевой, чтобы обсудить ряд вопросов, от которых могла зависеть его дальнейшая судьба. В частности, вопрос оформления Наташей письменного согласия на регистрацию (прописку) Лимонова по месту жительства ее матери в Санкт-Петербурге, там же, где была зарегистрирована и она сама после возвращения из Парижа.
Не имея собственного жилья и даже временной регистрации в Москве, Лимонов значился в документах следствия как человек без определенного места жительства. В такой ситуации невозможно было и надеяться на изменение ему в дальнейшем меры пресечения на подписку о невыезде или на получение условно-досрочного освобождения после суда. Не говоря уж о том, что само слово «бомж» характеризует у нас человека не с положительной стороны. Тем более — в суде, которого, после событий 11 сентября, «террористу» Лимонову избежать уже никак не удалось бы, при всем его и моем желании.
В назначенный день и час я заехал за Наташей, жившей вместе с музыкантом из группы «Коррозия металла» Сергеем Высокосовым (известным как Боров) в старом, жутко обшарпанном доме рядом с Казанским вокзалом. Она и вышла вместе с Боровом из подъезда этого дома вся в черном, высокая, худая и напряженная. Вместе они и поехали со мной в Лефортово.
Я думаю, поездка Борова в Лефортово не являлась его инициативой. Он за все время, что мы были в пути, а потом провели с ним вдвоем, пока Медведева встречалась с Лимоновым, ни разу не сказал ничего плохого об Эдуарде, и вообще старался о нем не говорить. Но в целом у меня сложилось впечатление, что Боров, который в тот момент, по его словам, «твердо завязал» с наркотиками и алкоголем, откровенно сочувствует Лимонову. По крайней мере, сочувствует ему как узнику, как человеку, который испытывает определенные трудности и страдает, пусть даже эти его страдания совершенно иного плана, нежели знакомые Борову мучения наркомана.
Наверное, не менее двух часов мы проторчали с Боровом на холоде около входа в изолятор, ожидая Медведеву, и значительную часть этого времени Сергей говорил на различные философские и прочие отвлеченные темы, рассказывал о себе, о музыке, но ни слова о Наташе.
А она и по дороге в Лефортово, и назад, на Комсомольскую площадь, возбужденно говорила только о Лимонове: ругала его, смеялась своим неподражаемым смехом, вспоминала какие-то моменты их совместной жизни, смеялась и снова ругала…
«Эдик сошел с ума!..»
«Он доигрался!..»
«Эдик сошел с ума!..»
Да, своим арестом, как я понял, Лимонов явно превзошел в ее глазах самого себя. Для нее это было нечто! Мне кажется, что, получи Лимонов Нобелевскую премию по литературе, это бы не так поразило Наташу, как его арест, заточение в Лефортово, ФСБ, обвинение в терроризме… И уж конечно, это было круче любых рок-групп, телевизионных эфиров, «Рождественских встреч» с Пугачевой, а также куда серьезнее и драматичнее всяких там лирических стишков, скандальных романов и раздирающих душу песен.
