Бен Чу - Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!
Если мы будем относиться к Китаю как к врагу, он им и станет. Ментальность мира, где есть лишь один победитель, может накликать беду. Нам необходимо принять неизбежность большего равенства между государствами и пеструю многосторонность мироустройства, чтобы попытаться ответить на вызовы, стоящие перед всеми народами, а тем более чтобы найти правильные решения. Мир нуждается не в гегемонии, а в спасении.
Заключение
Спереди — горный перевал.
Сбоку — вершина.
Издалека и вблизи, сверху и снизу
Она выглядит по-разному.
Не понять, какова гора Лу
на самом деле,
Пока сам ты на ней.
Все китайские школьники заучивают наизусть это короткое стихотворение поэта XI столетия Су Ши. Оно прославляет красоту одной из самых воспетых гор страны — окутанной облаками Лушань в провинции Цзянси. Но смысл стиха глубже: он побуждает читателя к размышлениям о важности того, в каком ракурсе мы воспринимаем жизнь. Главы этой книги призваны были продемонстрировать, как часто на протяжении веков наше восприятие Китая бывало на редкость далеким от реальности.
Почему так происходило? Почему столь часто мы начинаем играть в «китайский шепот», прислушиваемся к искажающим действительное положение дел рассказам о стране и населяющем ее народе? Может быть, наше ложное восприятие Китая происходит оттого, что на самом деле мы размышляем не о Китае, а о себе самих?
Пенсии для проституток и налоги на юристов
Португальский первооткрыватель Мендес Пинто описывает в мемуарах свои впечатления от Китая XVI столетия. Удивительный мир открывается перед нами под его пером. Рассказывая о системе социальной защиты в стране, Пинто упоминает пенсии для пожилых проституток, финансируемые за счет сборов, налагаемых на более молодых шлюх. Он пишет также о приютах для бездомных, оплачиваемых путем налогообложения нечестных юристов и недобросовестных судей. Вряд ли найдется историк-китаевед, способный найти в описанной картине что-либо похожее на реальность, и тому есть свои объяснения. Ведь Пинто вместо фактического описания Китая эпохи Мин рисует сатиру на жизнь родного ему лиссабонского общества. Подобно Джонатану Свифту, потешающемуся в «Путешествии Гулливера» над мелкими стычками между Лилипутией и Блефуску, Пинто использует фантастический образ далекой страны для создания пародии на общественное устройство и обычаи у себя на родине.
Немногие прибегали к столь же явной выдумке, как Пинто, однако же ясно, что самые горячие апологеты Китая предшествующих столетий были на самом деле озабочены идеей нравственного реформирования Европы. Именно по этой причине иезуиты, чьи отчеты до XIX века были единственным окошком, через которое большинство европейцев только и могло взглянуть на Китай, без конца твердили о всевозможных достоинствах этой страны. Как писал путешествовавший по Китаю испанский монах Доминго Наваррете: «Благодаря Божьему промыслу китайцы не ведают того, что творится в христианском мире; узнай они об этом, среди них не оказалось бы ни одного человека, не пожелавшего плюнуть нам в лицо». Рассуждения о добродетельности китайцев и греховности людей Запада в то время были общим местом, и их воспринимали на полном серьезе. Немецкий философ Готфрид Лейбниц высказывал пожелание, чтобы китайцы отправили в Европу XVII столетия своих миссионеров, дабы те просветили Запад о путях конфуцианского исправления мира.
Всплеск ответной негативной реакции на это засилье синофилии был неизбежен. В опубликованном в 1719 году романе «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» Даниэль Дефо отправляет своего героя в путешествие по Китаю, где он встречает «варварскую нацию язычников, немногим отличающихся от дикарей». Китай в его описании ничем не напоминает воспетый иезуитами блестящий образец эффективного государственного правления: «Все силы империи, пусть даже это будут собранные воедино и отправленные на поле два миллиона мужчин, не смогут сделать ничего, кроме как разрушить страну и уморить себя голодом». По замечанию ученого-китаиста Джонатана Спенса, Дефо очерняет Китай главным образом для того, чтобы представить в выгодном свете Великобританию.
Эта ситуация в стиле Тянитолкая сохраняется и в дальнейшем. Позднее, в XVIII веке, безграничная любовь Вольтера ко всему китайскому шла рука об руку с его антиклерикальными идеями. Представляя Китай как апофеоз не имеющей священнослужителей, благодатной формы управления, Вольтер таким образом пропагандирует собственную революционную программу, предназначенную для Франции. Точно так же, как представитель следующего столетия, Джон Стюарт Милль, характеризуя Китай как «неподвижное» общество, рассчитывал воздействовать на англичан, убедив их, что с ними произойдет то же самое, если они перейдут на сторону антилиберальных тори.
Искусственность всех этих построений совершенно очевидна. Ни Лейбниц, ни Дефо, ни Вольтер, ни Милль никогда не бывали в Китае и не имели возможности собственными глазами увидеть, что представляет собой страна, которую одни из них осуждали, а другие превозносили. Более того, есть подозрение, что никто из них и не горел желанием эту страну посетить, ибо их главная цель состояла не в том, чтобы действительно увидеть и понять расположенную на другом конце земли «Процветающую империю», но в том, чтобы добиться перемен в тех обществах, к которым они сами принадлежали. Китай, созданный их воображением, был полем битвы, на которое они проецировали реальную, более важную для себя схватку.
Британский ученый и пацифист по имени Голдсуорти Лоуз Диккинсон доводит такой подход до его логического конца. После боксерского восстания 1901 года, когда антикитайские настроения на Западе достигли своего пика, Лоуз Диккинсон опубликовал собрание писем, якобы написанных побывавшим на Западе китайцем и озаглавленных «Письма китайца Джона». Автор язвительно отвергает идею о неполноценности китайской цивилизации. В опровержение этой идеи он рисует яркий образ страны, где «человек с рождения вступает в те отношения с миром, которые и сохраняются на протяжении всей его жизни». У китайца «есть и природное чутье, и возможности для того, чтобы наслаждаться дарами Природы, оттачивать манеры и бескорыстно и гуманно относиться к окружающим его людям». Конечно же, это была всего лишь утопия, ничем не напоминающая Китай конца XIX века, место, скорее подходившее под гоббсовские построения, где большая часть населения была обречена на краткое существование в чудовищных условиях. Тем не менее Лоуз Диккинсон решился атаковать присущие, как ему казалось, его современникам самодовольство и безнравственность. Как бы мы ни симпатизировали его намерениям, нельзя не признать, что созданный им мир является смехотворно карикатурным изображением Китая.
Даже в тех случаях, когда западные философы действительно посещали Китай и затем публиковали свои впечатления под собственным именем, правда порой приносилась в жертву идее. Во время своего лекционного турне по стране в 1920 году Бертран Рассел увидел, как ему казалось, место, соответствующее его собственным пацифистским убеждениям. «Если их не загонят в милитаризм, они смогут создать подлинно новую цивилизацию, гораздо лучше той, что мы когда-либо могли сотворить у себя на Западе», — рассуждает философ. Глядя назад, нельзя не признать эти выводы совершенно нелепыми, ибо как раз во время пребывания Рассела в Китае шел процесс распада страны на пеструю мозаику феодальных вотчин во главе с полевыми командирами, контролирующими колоссальные территории лежащей в руинах новой республики.
Рассел между тем продолжает: «В случае если бы китайцы восприняли западное мировоззрение, они, едва обезопасив себя от агрессии со стороны иностранных государств, сами превратились бы в агрессоров… Они принялись бы эксплуатировать свои природные ресурсы, что привело бы к возникновению некоторого количества жирных плутократов у них на родине и миллионов умирающих от голода людей за границей. Ведь именно таких результатов достигает Запад с помощью науки». Это утверждение выдает реальную подоплеку расселовских рассуждений. Подобно Лоузу Диккинсону, философ под видом размышлений о присущих Китаю достоинствах на самом деле критикует духовные и нравственные изъяны того общества, к которому сам принадлежит.
О чем мы говорим, говоря о Китае
Наша привычка рассуждать о внутренних проблемах, используя для этого тему Китая, сейчас как никогда сильна. В 2012 году задуманная как атака на политических противников реклама, созданная по заказу кандидата на выборах в сенат от штата Мичиган республиканца Питера Хекстры, была показана во время телепрограммы «Суперкубок». Героиня этого рекламного ролика, молодая китаянка, едет на велосипеде по дамбе между двумя рисовыми полями. Остановившись, она говорит на камеру, обращаясь к оппонентке Хекстры от демократической партии Дебби Стейбнау: «Дебби, вы тратите столько американских денег, все больше и больше берете у нас в долг. Ваша экономика становится все слабее. А наша — все крепче. Мы получаем ваши рабочие места. Спасибо, Дебби, трать еще и поскорее».
