Лев Троцкий - Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста
Вечером происходило предварительное заседание второго Всероссийского Съезда Советов. Докладчиком от имени Центрального Исполнительного Комитета выступил Дан. Он произнес обвинительную речь против бунтарей, захватчиков, мятежников и пытался запугать Съезд неизбежным крахом восстания, которое-де на днях будет подавлено силами фронта. Его речь звучала неубедительно и неуместно в стенах зала, где подавляющее большинство делегатов с восторгом наблюдало за ходом победоносного петроградского восстания.
Зимний дворец был к этому моменту окружен, но еще не взят. Время от времени из окон его стреляли по осаждавшим, которые сужали свое кольцо медленно и осторожно. Из Петропавловской крепости было дано по дворцу два-три орудийных выстрела. Отдаленный гул их доносился до стен Смольного. Мартов с беспомощным негодованием говорил с трибуны Съезда о гражданской войне и, в частности, об осаде Зимнего, где в числе министров находились – о, ужас! – члены партии меньшевиков. Против него выступили два матроса, которые явились для сообщений с места борьбы. Они напомнили обличителям о наступлении 18 июня, обо всей предательской политике старой власти, о восстановлении смертной казни для солдат, об арестах, разгромах революционных организаций и клялись победить или умереть. Они же принесли весть о первых жертвах с нашей стороны на Дворцовой площади. Все поднялись, точно по невидимому сигналу, и с единодушием, которое создается только высоким нравственным напряжением, пропели похоронный марш. Кто пережил эту минуту, тот не забудет ее.
Заседание нарушилось. Невозможно было теоретически обсуждать вопрос о способах построения власти под долетавшие до нас отзвуки борьбы и стрельбы у стен Зимнего дворца, где практически решалась судьба этой самой власти. Взятие дворца, однако, затягивалось, и это вызвало колебание среди менее решительных элементов Съезда. Правое крыло через своих ораторов пророчествовало нам близкую гибель. Все с напряжением ждали вестей с Дворцовой площади. Через некоторое время явился руководивший операциями Антонов. В зале воцарилась полная тишина. Зимний дворец взят, Керенский бежал, остальные министры арестованы и препровождены в Петропавловскую крепость. Первая глава Октябрьской Революции закончилась.
Правые социалисты-революционеры и меньшевики, в общем, человек шестьдесят, т.-е. около одной десятой части Съезда, с протестом покинули заседание. Так как им не оставалось ничего другого, то они «возлагали всю ответственность» за дальнейшее на большевиков и левых с.-р. Эти последние переживали колебания. Прошлое тесно связывало их с партией Чернова. Правое крыло этой партии совершенно сдвинулось на средне– и мелкобуржуазные элементы, на мещанскую интеллигенцию, на зажиточные слои деревни и во всех решающих вопросах шло рука об руку с либеральной буржуазией, против нас. Наиболее революционные элементы партии, отражавшие радикализм социальных требований беднейших крестьянских масс, тяготели к пролетариату и к его партии. Они боялись, однако, разрезать пуповину, которая связывала их со старой партией. Когда мы выходили из Предпарламента, они отказывались следовать за нами и предупреждали нас против «авантюры». Но восстание поставило их перед необходимостью выбора: за Советы или против Советов. Не без колебаний они собирали свои ряды по ту же сторону баррикады, где находились мы.
ОБРАЗОВАНИЕ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
В Петрограде была одержана полная победа. Власть находилась целиком в руках Военно-Революционного Комитета. Мы издали первые декреты – об отмене смертной казни, перевыборах армейских комитетов и пр. Но тут же обнаружилось, что мы отрезаны от провинции. Верхи железнодорожных и почтово-телеграфных служащих были против нас. Армейские комитеты, думы, земства продолжали бомбардировать Смольный грозными телеграммами, в которых объявляли нам прямую войну и обещали смести мятежников в короткий срок. Наши телеграммы, декреты и объяснения не достигали провинции, так как Петроградское Телеграфное Агентство отказывалось нам служить. В этой атмосфере изолированности столицы от остальной страны легко рождались и распространялись тревожные и чудовищные слухи.
Убедившись, что Совет действительно оказался у власти, что старое правительство арестовано, а на улицах Петрограда господствуют вооруженные рабочие, буржуазная и соглашательская печать подняла кампанию поистине несравненного бешенства; не было той лжи и клеветы, которой она не мобилизовала бы против Военно-Революционного Комитета, его руководителей и его комиссаров.
Днем 26-го происходило заседание Петроградского Совета при участии делегатов Всероссийского Съезда, членов гарнизонного совещания и многочисленной партийной публики. Здесь впервые после почти четырех-месячного перерыва выступили Ленин и Зиновьев, встреченные бурными овациями. К радости по поводу одержанной победы примешивалась, однако, тревога по поводу того, как откликнется на переворот страна и удержат ли Советы власть…
Вечером происходило решающее заседание Съезда Советов. Ленин внес два декрета: о мире и о земле. Оба они были приняты после коротких прений единогласно. На этом же заседании была создана новая центральная власть в лице Совета Народных Комиссаров.
Центральный Комитет нашей партии сделал попытку достигнуть соглашения с левыми с.-р. Им было предложено принять участие в образовании Советской власти. Они колебались, ссылаясь на то, что, по их мысли, власть должна иметь коалиционный характер в пределах советских партий. Но меньшевики и правые с.-р. порвали связь со Съездом Советов, считая необходимой коалицию с анти-советскими партиями. Нам ничего не оставалось, как предоставить партии левых с.-р. убеждать своих соседей справа вернуться в лагерь революции; а пока они занимались этим безнадежным делом, мы считали себя обязанными взять ответственность за власть целиком на нашу партию. Список Народных Комиссаров был составлен исключительно из большевиков. В этом была несомненно известная политическая опасность: поворот оказывался слишком крутым, – достаточно, в самом деле, вспомнить, что вожди этой партии еще до вчерашнего дня стояли под знаком обвинения по 108 статье, т.-е. в государственной измене. Но иного выбора не было. Другие советские группы колебались и уклонялись, предпочитая занять выжидательную позицию. В конце концов, мы не сомневались в том, что только наша партия способна создать революционную власть.
ПЕРВЫЕ ДНИ НОВОГО РЕЖИМА
Декреты о земле и о мире, утвержденные Съездом, печатались в огромных количествах и через делегатов с фронта, через приезжавших из деревень крестьянских ходоков, через агитаторов, которых мы отправляли в провинцию и в окопы, распространялись по всей стране. Одновременно шла работа по организации и вооружению Красной Гвардии. Вместе с старым гарнизоном и матросами она несла тяжелую караульную службу. Совет Народных Комиссаров завладевал одним правительственным учреждением за другим, но всюду наталкивался на пассивное сопротивление высшего и среднего чиновничества. Прежние советские партии прилагали все усилия к тому, чтобы найти в этом слое опору и организовать саботаж новой власти. Наши враги были уверены, что дело идет об эпизоде, что завтра-послезавтра, через неделю, Советская власть будет сброшена… В Смольном появились первые иностранные консулы и члены посольств, движимые столько же текущими деловыми потребностями, сколько любопытством. Корреспонденты спешили туда со своими записными книжками и фотографическими аппаратами. Все торопились посмотреть, как выглядит новая власть, ибо были уверены, что через день-два будет уже поздно.
В городе царил полный порядок. Матросы, солдаты, красногвардейцы держали себя в эти первые дни с превосходной дисциплиной и поддерживали режим сурового революционного порядка.
В лагере врагов начинались опасения, как бы «эпизод» не затянулся слишком долго, и вместе с тем наспех создавалась первая организация наступления на новую власть. Инициатива принадлежала с.-р. и меньшевикам. В прошлый период они не хотели и не смели брать в свои руки всю власть. В соответствии со своим промежуточным политическим положением они удовлетворялись тем, что состояли в составе коалиционной власти в качестве помощников, критиков, доброжелательных обличителей и защитников буржуазии. Во время всех выборов они добросовестно предавали либеральную буржуазию анафеме, а в правительстве столь же исправно объединялись с нею. За первые шесть месяцев революции они успели в результате этой политики окончательно утерять доверие народных масс и армии, а теперь ударом октябрьского восстания они отбрасывались от государственного аппарата. Между тем еще вчера они считали себя хозяевами положения. Преследуемые ими вожди большевиков жили нелегально, скрываясь, как при царизме. Сегодня большевики завладели властью. А вчерашние министры-соглашатели и их сотрудники оказались отброшенными в сторону и сразу лишились какого бы то ни было влияния на дальнейшее течение событий. Они не хотели и не могли верить в то, что этот крутой поворот означает начало новой эпохи. Они хотели и заставляли себя думать, что тут – случайность, недоразумение, которое можно устранить несколькими энергичными речами и обличительными статьями. Но с каждым часом они наталкивались на все более непреодолимые препятствия. Отсюда их слепая, поистине бешеная ненависть.
