Леонид Млечин - Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина
Кроме того, подозрительный Крючков распорядился организовать слуховой контроль телефонов своих соратников Лукьянова и Янаева, чтобы знать, не попытаются ли они вести двойную игру.
Прослушивание разговоров шло с 16-го по 21 августа. Этим занимались 3-й отдел управления правительственной связи и контролеры 6-го отделения 12-го отдела КГБ. Самую интересную информацию по указанию Калгина представляли в письменном виде Крючкову, в его отсутствие — Агееву.
Когда Ельцин вернулся в Москву вечером 18 августа, стали прослушивать все его аппараты — в Белом доме и на даче в Архангельском. 19 августа его телефоны отключили.
(21 августа, когда путч провалится, вылетая в Форос, Крючков приказал прекратить прослушивание и все материалы уничтожить, включая магнитофонные записи...)
16 августа после разговора с Крючковым Язов распорядился выделить военные вертолеты для скорейшей доставки председателя Верховного Совета Анатолия Ивановича Лукьянова, находившегося в отпуске, в Москву.
Будущие члены ГКЧП постоянно беседовали с Лукьяновым', от позиции которого многое зависело. Эти контакты зафиксированы, потому что они велись через оператора спецкоммутатора, пользоваться которым могли всего несколько десятков высших руководителей государства. Спецкоммутатор очень удобен: достаточно назвать оператору имя человека, с которым хочешь поговорить, и его отыщут, где бы он ни был — дома, на даче, в машине или даже в самолете — по закрытой космической связи.
Но о каждом разговоре операторы спецкоммутатора делают пометку в журнале с точным указанием времени разговора и его продолжительности.
8 августа Крючков разговаривал с Лукьяновым двадцать с лишним минут. Через день Крючков опять перезвонил Лукьянову. Потом с председателем Верховного Совета связался премьер-министр Павлов. 12 августа Лукьянову звонил еще один будущий член ГКЧП — секретарь ЦК Шенин, он же звонил Лукьянову 16 августа. Тот был занят и перезвонил попозже.
Для Лукьянова военные летчики подготовили два вертолета, оборудованные салонами для перевозки пассажиров литера «А». Но когда они прилетели на Валдай и сели на аэродроме Хотило-во, выяснилось, что страшно торопившийся Лукьянов уже улетел вертолетом спецподразделения гражданской авиации. При этом Анатолий Иванович тщательно скрывал свое намерение неожиданно вернуться в Москву от самых близких сотрудников.
Тогдашний председатель Совета Союза Иван Лаптев вспоминает, как 17 августа ему позвонил Лукьянов с Валдая:
— К подписанию Союзного договора все готово?
— Да, я только что заходил в Большой Кремлевский дворец, по-моему, все очень здорово.
— А сценарий Михаилу Сергеевичу послали?
— Еще вчера вечером.
— Ну, тогда, значит, так: я прилечу вертолетом в понедельник вечером, Михаил Сергеевич — утром во вторник. В двенадцать часов подпишем договор, мы с Горбачевым будем доотдыхать. Ты тоже можешь собираться в отпуск.
Лукьянов говорил все это Ивану Лаптеву, зная, что никакого подписания не будет. На языке спецслужб это называется «операцией прикрытия».
17 августа Крючков велел начальнику Седьмого управления КГБ вместе с министерством обороны спланировать операцию по задержанию президента России Ельцина.
Путч начался 17 августа 1991 года, в субботу, когда у Крючкова на все том же объекте «АБЦ» собрались Крючков, Язов, Павлов, Шенин, Бакланов, Болдин, Грушко, Ачалов и еще один заместитель министра обороны, главнокомандующий Сухопутными войсками генерал армии Варенников.
Валентин Павлов днем проводил заседание президиума правительства. Вернувшись в свой кабинет, распорядился вызвать машину, чтобы ехать на дачу. Вдруг позвонил Крючков. Это было около четырех дня. Председатель КГБ настойчиво попросил главу правительства заехать к нему, чтобы обсудить некоторые важные вопросы.
На объекте «АБЦ» расположились в беседке.
Павлов и начал разговор, сказал, что обстановка в стране сложная, положение с уборкой урожая тяжелое, нет топлива, стране угрожает голод и холод. Пора принимать твердое решение и вводить чрезвычайные меры. Причем это надо сделать до подписания Союзного договора. Если документ подпишут, будет уже поздно.
Крючков вытащил из папки документы, подготовленные Егоровым и Жижиным, и ознакомил с ними будущих членов ГКЧП.
Говорили сбивчиво, перебивали друг друга, хотя на самом деле основные шаги обсудили заранее. Генерал Варенников скажет потом на допросе: «ГКЧП был создан до моего участия в беседе 17 августа».
В конце концов сговорились лететь в Форос, чтобы заставить Горбачева ввести чрезвычайное положение. Если он откажется — пусть подает в отставку и передает свои полномочия другим. В крайнем случае объявить его больным, изолировать в Форосе. Руководство страной примет на себя вице-президент Геннадий Яна-ев. Для руководства страной будет сформирован Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР.
Крючков многозначительно сказал, что относительно охраны Горбачева беспокоиться не надо, Плеханов обо всем позаботится, связь у Горбачева отключит и вообще примет меры. Какие именно меры — никто интересоваться не стал.
На следующий день утром Язов провел совещание в министерстве со своими заместителями и начальниками главных управлений. Он приказал командующему Московским военным округом генералу Николаю Калинину быть готовым ввести в Москву 2-ю мотострелковую и 4-ю танковую дивизии. Грачев получил приказ привести в повышенную боевую готовность 106-ю (Тульскую) воздушно-десантную дивизию.
Крючков поручил заместителю председателя КГБ Валерию Федоровичу Лебедеву установить наружное наблюдение за группой депутатов, которых после введения чрезвычайного положения предполагалось подвергнуть административному аресту и изолировать на территории воинской части, расположенной в поселке Медвежьи Озера.
18 августа около часа дня в Крым вылетели Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников; их сопровождали Плеханов, Генералов, сотрудники управления правительственной связи (чтобы отключить Горбачеву все телефоны) и группа офицеров 18-го отделения службы охраны КГБ, вооруженные автоматами.
В Крыму на военном аэродроме Бельбек прилетевших из Москвы по приказу Язова встретил командующий Черноморским флотом адмирал Михаил Николаевич Хронопуло.
Увидев Плеханова, охрана президентской дачи беспрепятственно пропустила нежданных гостей. Плеханов и Генералов зашли в комнату начальника личной охраны президента Владимира Медведева в гостевом доме. Тот был поражен: еще вчера он разговаривал с Плехановым, и тот сказал, что прилетит 19 августа, а приехал днем раньше.
Плеханов переподчинил охрану президентской дачи непосредственно Генералову. Тот приказал отключить все виды связи, перекрыть доступ на президентскую дачу, заблокировать подъезд к резиденции и вертолетную площадку. Из своих людей установил дополнительные посты.
Плеханов приказал Медведеву:
— Доложи, что к Михаилу Сергеевичу приехала группа товари-• шей. Просят принять.
Горбачев сидел в теплом халате — его прихватил радикулит — и читал газету.
— А зачем они прибыли? — удивился Горбачев.
— Не знаю, — искренне ответил Медведев.
Михаил Сергеевич надолго задумался. Он сразу понял то, что никак не мог сообразить его главный охранник: эти люди приехали к нему с ультиматумом, и вообще возможно повторение хрущевской истории — Никиту Сергеевича тоже сняли, когда он отдыхал на юге.
Члены ГКЧП надеялись в последний момент заставить Горбачева примкнуть к ним и согласиться на введение чрезвычайного положения в стране. Они предложили ему подписать указ о введении чрезвычайного положения и сообщили, что намерены арестовать Ельцина, как только он вернется в Москву.
Горбачев не согласился ввести чрезвычайное положение, интуитивно понимая, чем это кончится. В случае успеха это перечеркнуло бы все им достигнутое с 1985 года. А в случае неуспеха... Мы уже знаем, чем закончился путч.
Когда гости из Москвы вышли от Горбачева, генерал Плеханов спросил президентского помощника Болдина:
— Ну, что там?
— Да ничего не подписал, — разочарованно ответил Болдин.
Но Горбачев — и в этом его вина — не выполнил своего президентского долга: не подавил путч в самом зародыше. Он всего лишь пытался переубедить заговорщиков, он их уговаривал, а должен был назвать их преступниками и приказать начальнику своей охраны задержать незваных гостей. Сам он обязан был немедленно вылететь в Москву.
Но во-первых, сказалась свойственная Горбачеву нерешительность. Как замечает его бывший пресс-секретарь Андрей Грачев, «при личном общении он мог пасовать и даже теряться перед проявлениями бесцеремонности и откровенной грубости». Во-вторых, Михаил Сергеевич, надо полагать, чисто по-человечески испугался за свою жизнь и жизнь своей семьи, да и, наверное, не верил, что его охрана, состоявшая из офицеров КГБ, выполнит такой приказ. Да и какой в этом смысл, если главные заговорщики остались в Москве и они в ответ могут приказать уничтожить и Горбачева, и его семью?
