Александр Зиновьев - Иди на Голгофу. Гомо советикус. Распутье. Русская трагедия
Сравнение нас с хамелеонами удобно для успокоения советологов, но все-таки поверхностно. В нас все же есть устойчивая основа — наша историческая мания. И обратите внимание: ничто не является таким прочным в истории, как то, что не имеет внутренних основ, — мифы, религии, предрассудки…
О терроре
«Большевики были против индивидуального террора, — говорил Вдохновитель. — А почему? Потому что террор уже имел место и уже сделал свое дело: разрыхлил царский режим, подготовил массы людей к массовому террору. Когда речь идет о социальной революции, без индивидуального террора не обойдешься. Технически социальный переворот и начинается с устранения личностей определенного рода. После переворота на Западе мы сами прекратим индивидуальный террор и уничтожим террористов. И устроим там свой, массовый террор. Революция, технически говоря, и есть превращение индивидуального противозаконного террора в узаконенный массовый».
Когда я вспоминаю такие разговорчики Вдохновителя, меня посещают радужные идеи насчет развития терроризма в Советском Союзе. Например, послать бы пару квалифицированных специалистов из «Красных бригад» в Москву, они бы быстро наладили там подготовку террористов на европейском уровне. Не успел, однако, я додумать эту идею до конца, как почувствовал на расстоянии гомерический хохот Вдохновителя. «Вы там глупеете не по дням, а по часам, — прохрипел он, задыхаясь от смеха. — Ты позабыл, где эти специалисты для „Красных бригад“ и прочих организаций такого рода готовятся?! Да таких специалистов у нас самих пруд пруди. Только они нам без надобности у себя дома. Знаешь, сколько важных персон у нас погибает ежедневно только от пьянства и обжорства? К чему нам еще террористы?! Возьмем крайний случай: покушение на Брежнева. В него можно всадить хоть сотню пуль, ничего этим все равно не добьешься. Если нужно, с него сдерут шкуру, натянут на примитивнейшего робота, и тот будет еще лучше прежнего Брежнева исполнять его функции. А о покушении так никто и не узнает. Как будто его вообще не было».
Госпожа Анти
Позвонила госпожа Анти и предложила встретиться в кафе в десяти минутах ходьбы от Пансиона. Я согласился, надеясь на то, что она угостит меня хотя бы чаем или кофе.
Внешне госпожа Анти оказалась очень похожей на известную в Москве борциху (борциха — женский вариант борца) против антикоммунизма. По убеждениям же она оказалась ее противоположностью — борцихой против коммунизма. Явление поразительное: каждый советский прохвост имеет своего негативного двойника на Западе. Как и тот важный человечек, она начала меня поучать. Некоторое время я терпел. А потом сказал ей, что к такому обращению не привык, что даже в КГБ со мной беседовали с большим уважением, и попросил ее «заткнуться». Она заорала, что ей теперь ясна моя сущность (никогда раньше не предполагал, что у меня есть некая сущность!), что я — агент Москвы. Я попросил ее сообщить об этом тем, кто меня допрашивает, ибо доверчивые чиновники из разведывательных служб не верят в то, что я — агент КГБ. И от себя она может добавить, что я прибыл сюда не столько для установления коммунизма, который я не люблю (ибо испытал на собственной шкуре), сколько для разрушения капитализма, который я хотел бы испытать, но не на своей, а на чужой шкуре. Она ничего не поняла и пообещала разоблачить меня в прессе. Хотя чай заманчиво дымился на столике, я молча покинул госпожу Анти, дав себе слово никогда с подлинными антикоммунистами дела не иметь. Они отличаются от подлинных коммунистов только обратным знаком своей злобности и глупости. До полуночи бродил по безлюдным улицам чистенького города. Временами вспоминал предупреждения моих бывших соотечественников, что на Западе вечером выходить на улицу опасно — ограбят и убьют. Но на меня никто не обращал внимания. Где вы, грабители и убийцы? — тщетно взывал я. Ограбьте и зарежьте меня! А не то я сам от тоски кого-нибудь зарежу!
Реальные и мнимые агенты
Угроза госпожи Анти разоблачить меня публично как советского агента рассмешила меня. Я уже точно знал, что она этого ни в коем случае не сделает, потому что считает меня настоящим агентом, а не мнимым. А знал я это по той причине, что уже открыл здесь одно удивительное явление. В КГБ мне о нем почему-то не сообщили. Неужели не заметили? Если так, то я преувеличивал их интеллектуальные способности. Явление это состоит в том, что здесь публично разоблачают как советских агентов лишь ни в чем не повинных людей, а настоящих агентов не разоблачают или разоблачают тогда, когда они арестовываются и предаются суду (очень редко) или высылаются (ибо имеют дипломатический иммунитет). Почему? Потому что невинные люди больше похожи на агентов, чем реальные агенты. Последние быстро приспосабливаются и начинают вести себя так, как хотелось бы их возможным разоблачителям. Невинные люди еще пытаются вести себя независимо, чем вызывают раздражение у разоблачителей. Разоблачать реальных агентов опасно, а невинных людей — безопасно. Известны случаи, когда реальные агенты подавали в суд на своих разоблачителей и выигрывали процессы. Случаи же, когда в суд подают невинные люди, практически не встречаются. Говорят, был всего один такой случай, причем невинно оклеветанный человек процесс проиграл.
Допрос
Дом, куда я время от времени хожу для бесед, строился в гитлеровские времена. И потому очень похож на московские здания сталинских лет. На фасаде — три скульптуры: рабочего, крестьянина и женщины с ребенком. Рабочий — с молотком, а крестьянин — с косой. Если бы он был с серпом, то сходство с Москвой было бы полным. Женщина с ребенком символизирует Родину. Она режет хлеб. Обе руки у нее заняты. Младенца она не держит совсем. Тот сам вцепился своими детскими ручонками прямо в сонную артерию мамы. Впечатление жуткое.
— Что вы думаете о деятельности западной пропаганды в Советском Союзе?
— Она построена так, чтобы провоцировать в Советском Союзе именно такие явления, которые здесь, на Западе, можно истолковать как оправдание затрат на нее. Так что она работает в основном на себя.
— А в чем, по-вашему, должна выражаться реальная эффективность нашей пропаганды в Советском Союзе?
— В явлениях внутренней советской жизни, т. е. в явлениях несенсационных и часто недоступных западным наблюдателям. Люди, поддавшиеся влиянию западной пропаганды, должны оставаться в Союзе, должны жить и действовать в глубинах советской жизни, не рассчитывая на известность и помощь со стороны Запада.
— Но тогда невозможно будет проконтролировать работу лиц, вовлеченных в эту пропаганду.
— Этим делом должны заниматься умные и образованные люди, настоящие знатоки советской жизни, которым можно будет доверять.
— А где таких людей взять?
— Несколько человек можно найти готовыми, остальных можно подготовить.
— Но это — единицы, от силы — десятки. А нам нужны тысячи.
— Для настоящего дела важнее качество, а не количества Лучше одна толковая статья, переданная по радио несколько раз, чем десятки пустяковых материалов, мелькающих один за другим и не западающих в душу. Лучше заслать одну стоящую книгу, но заслать на самом деле и в больших количествах, чем десятки книжонок, годных лишь на макулатуру…
— Такая перестройка…
— Я не предлагаю ничего перестраивать. Я предлагаю лишь кроме того, что у вас уже есть, наладить серьезное изучение советского общества. Чтобы наносить врагу эффективные удары, надо знать его подлинную натуру. Ваше дело — наносить удары по вашему врагу, мое дело — изучать вашего врага.
— И вашего.
— Советское общество не враг мой, а лишь объект изучения.
В пансионе
Вечером пансионеры рассаживаются перед телевизором и смотрят все передачи подряд. Считается, что это — лучший способ изучения иностранного языка. Удовольствие получаешь. И никаких усилий прилагать не надо. Язык сам входит в тебя. Это мнение справедливо лишь отчасти: так легко усваивается лишь язык жестов, мычания и воплей. Потому наши пансионеры до сих пор объясняются с местными жителями на пальцах. Самые способные добавляют всякого рода «эки», «ики», «ммыки» и прочие мычащие звуки. Энтузиаст (как самый способный) пошел дальше всех — использует в своих содержательных беседах даже жесты ног. Зримое и слышимое, но непонимаемое в телевизоре дает повод для разговоров, на какие упрощенный и стерильный западный человек не способен. Сейчас показывают «Дон Жуана».
— Когда это сочинили, а они до сих пор показывают, — говорит Нытик.
— Неужели им не надоело?
— Совратил пару девиц, а шуму не оберешься, — говорит Циник. — У нас в школе был учитель физкультуры. То, что он целый педагогический совет совратил (у нас почти все учителя были женщины), это не в счет. Он совратил больше сотни несовершеннолетних девочек. И что же? Даже в стенгазете ни строчки об этом не напечатали. Даже из партии исключили лишь с банальной формулировкой «за морально-бытовое разложение». Здесь о таком человеке все газеты и журналы трубили бы. По телевизору показали бы. Кино сняли бы. А у нас…
