Делия Гусман - Тайнопись искусства (Сборник статей)
словно «вечная струя», течет пушкинский стих. И нет уже мечтательницы Перетты, забыто назидание Лафонтена, даже прозаический кувшин не избежал чудесной метаморфозы! Ведь урна, круглая невысокая античная ваза с широким горлом, не простой сосуд. Лежащая на боку, с выливающейся из нее водой, она в искусстве и Древней Эллады, и эпохи Возрождения, и более позднего времени указывала на божество, обитающее в реке.
Быть может, не традициям своего времени следовал скульптор, когда изображал героиню басни в облике античной девушки, а хотел запечатлеть божество, обитающее в Царскосельском парке. Вот уже два столетия оно хранит это место, вдохновляет поэтов и всех, чья душа открыта гармонии… И потому хочется вновь и вновь приходить к прекрасной печальной деве, смотрящей на воду, слушающей тихий говор незримого гения, живущего в источнике, — а вдруг и тебе он нашепчет что-то чудесное.
Алтарь Отечества
(Дмитрий Зубов)
Хотите быстро и наглядно изучить русскую историю? Нет ничего проще: приезжайте в Великий Новгород, разыщите в самом центре древнего Детинца памятник «Тысячелетие России» и внимательно его рассмотрите.
Созданный по проекту молодого талантливого скульптора Микешина монумент повествует о многовековой, полной драматизма истории строительства русского государства. Несмотря на цензуру со стороны правящего дома Романовых и недоверие общества, 129 скульптурных фигур памятника довольно точно передают все перипетии истории России, ее взлеты и падения, представляют ее героев и недругов.
Микешин сделал все возможное, чтобы запечатлеть в своем творении самых достойных сограждан, а дух исторических событий передать с наибольшей достоверностью: «Я прибег за помощью и советом ко всем известнейшим нашим историкам и писателям, которые и не отказали мне в просимом содействии. Я просил к себе вечером, по четвергам, и тут-то, в этой закопченной мастерской, перебывало у меня много интересных и почтенных личностей, заводились жаркие споры о достоинствах того или иного исторического лица».
Рядом с сюжетами, иллюстрирующими мощь и славу российской державы, он честно изобразил эпизоды сложные, противоречивые, а порой и трагические. Именно о таких событиях будет наш рассказ.
Одна из тематических групп среднего яруса монумента называется «Начало династии Романовых». Она повествует о событиях первой четверти XVII века, периоде безвластия, за которым в истории России прочно закрепилось название «Смутное время». Особый интерес скульптурная группа представляет еще и потому, что с 2005 года этот исторический сюжет стал поводом для нового национального праздника — Дня народного единства. Что же мы празднуем 4 ноября?
После гибели царевича Дмитрия, последнего законного наследника престола, Россия погрузилась в многолетний хаос гражданской войны. Нарушение присяги, цареубийство, предательство становятся обыденным делом. «Верность считается преступлением, измена и воровство заслугою, разрываются все связи общественные и даже семейные». Брат шел на брата, а сын на отца. Шайки грабителей осаждали города. «Наступили времена ужаса, безначалия и буйства народного». Самозванцы угрожали Москве нападением, в Кремле хозяйничали поляки. Страна дошла до края бездны. «Люди уступили свои жилища зверям; медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях. Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и пещерах неведомых или в болотах, только ночью выходя из них обсушиться. И леса не спасали: люди ходили туда с чуткими псами на ловлю людей». Казалось, спасти страну было по силам лишь титанам… Спасли же ее обыкновенные люди. Три бронзовые фигуры изображают реальных исторических персонажей, двух из них легко узнать, так как их имена с детства знакомы каждому.
Первый — Козьма Минин, нижегородский мещанин, торговец, земской староста, «муж родом не славен, но смыслом мудр, смышлен и язычен», как характеризует его летописец. Когда грянула беда, Минин отдал на нужды ополчения не только «всю свою казну», но и драгоценные оклады икон, украшения жены, подав пример землякам. Его патриотизм, организаторские способности, а еще больше чуткое, внимательное отношение к людям, вставшим под знамена ополчения, принесли ему любовь и уважение сограждан. В руках простого нижегородского гражданина оказалась судьба России, неслучайно на памятнике он изображен коленопреклоненным, с государственными регалиями — скипетром и шапкой Мономаха.
Рядом с ним вторая фигура: человек в воинственной позе, обороняющий мечом родную землю. Это князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Несмотря на незалеченные раны, воевода возглавил народное войско в освободительном походе на Москву. Проявив чудеса дальновидности и политической мудрости, он сумел придать войне национальный характер. Сосредоточив в своих руках военную и государственную власть и одержав долгожданную победу, он на пике своего триумфа ушел в тень и продолжил служить России на весьма скромных должностях.
Оба героя, без сомнения, достойны памятника. Каждый принес на алтарь Отечества все, что имел: один — деньги и гражданскую твердость, другой — силу духа, бескорыстие, верность долгу.
А что же третий герой? На памятнике мы видим статичную фигуру, чуточку отодвинутую в глубь композиции; молодое невыразительное лицо, невысокий рост, в руках символ царской власти — держава (непомерно большая и тяжелая для столь юного существа). Перед нами Михаил Федорович Романов, первый из новой династии русских царей… Говорили, что Микешин изобразил его только для того, чтобы угодить Александру II, фактическому заказчику монумента, и что, несмотря на все старания скульптора, на фоне подлинных героев того времени юный царь смотрится бледно. Историки не видели в этом государе ничего выдающегося, дежурно отмечали, что он лишь «отбывал номер», а правили за него другие, более мудрые и сильные. Но так ли случайна и необязательна фигура Михаила в этом сюжете?
После освобождения Москвы осенью 1612 года главной задачей ополчения стало преодоление «великой разрухи». Нужен был новый царь, способный собрать и успокоить мятежную страну. По призыву Пожарского из русских городов съехались в столицу выборные люди и на соборе, вместе с боярами и духовенством, вынесли решение: быть государем Михаилу Федоровичу Романову.
В Кострому, где в то время с матерью проживал будущий правитель, отправили внушительное посольство. Но послов ждало горькое разочарование: 16-летний Михаил, страшась новой для себя роли, «с великим гневом и плачем» отверг предложение. Его поддержала и мама, инокиня Марфа, заявив, что «сын ея не в совершенных летах, да и Московского государства всяких чинов люди измалодушествовались: дав свои души прежним государям, не прямо служили». Не помогали ни огромное стечение народа, ни авторитет видных посланников, таких как архиепископ Феодорит и Авраамий Палицын.
Долго им пришлось уговаривать сына и мать не противиться Божьей воле, а прийти на помощь страждущему Отечеству. Что творилось в душе юного избранника, трудно представить, но легко понять: горькую и незавидную долю предлагали ему. В стране воцарился хаос и разруха, в головах и сердцах людей поселилась смута, а московский престол уже давно стал местом смертельно опасным. Царевич Дмитрий, семья Годуновых, Василий Шуйский — сколько людей погибло, приближаясь к заветному трону, сколько было исковеркано жизней и изломано судеб! А тут еще и родной отец, митрополит Филарет, в польском плену: как бы не сделать ему хуже своим поспешным выбором… Но если не он, то кто? Поиски нового правителя займут годы, а значит, смута будет длиться и длиться…
Когда согласие было все же дано, а слезы горя сменились на слезы радости, все вдруг увидели, какую великую жертву принес на алтарь своего Отечества юный Михаил Романов. Он отдал ему не много и не мало, а все: свою юность, беспечное будущее, вольную жизнь. И, увы, дальнейшие события лишь подтвердили опасения: Михаил Федорович заплатил очень высокую цену за успокоение страны. Его первую невесту Марью Хлопову, которой Михаил особенно благоволил, «испортили» завистники — приписали ей несуществующую неизлечимую болезнь. Марью с родней выслали в Тобольск; когда же заговор раскрылся, единственное, что смог сделать царь для своей избранницы, — это выхлопотать ей достойную жизнь в почетном изгнании. Вторая царская невеста, княжна Долгорукова, в дни свадебных торжеств неожиданно занемогла и вскоре скончалась, став новой жертвой придворной борьбы. Третью невесту, Евдокию Стрешневу, Михаил специально избрал из незначительного и малоизвестного рода, чтобы никому больше не давать повода для зависти и интриг.
Государственными делами Михаил почти не занимался, за него правили более волевые и энергичные родители. Вынужденная бездеятельность и малоподвижный образ жизни скоро сказались на его здоровье: он так «скорбел ножками», что не мог передвигаться самостоятельно, его возили на специальной повозке. «От „многого сидения“, — пишет историк Пресняков, — организм слабел. Под конец жизни врачи отмечали в нем „меланхолию, сиречь кручину“».
