Александр Никонов - Формула бессмертия. На пути к неизбежному
— Можем не успеть. Несмотря на все разговоры о близкой победе над старостью, исследования пока что ставят больше вопросов, чем дают ответов. Даже если, как обещают некоторые геронтологи, нам удастся сделать мышь, которая живет вдвое-втрое дольше сородичей, это, во-первых, не решит проблему бессмертия, во-вторых, не факт, что результаты, полученные на мышах, удастся перенести на человека. Ведь одни и те же вещества на разные виды животных действуют по-разному. Скажем, антиоксидант ионол продлевает жизнь мышей, но укорачивает жизнь дрозофил. Мыши, в отличие от человека, не болеют атеросклерозом, у них не бывает инфарктов. Да и вообще пока нет ни одного исследования, насколько я знаю, которое достоверно показало бы возможность продления человеческой жизни с помощью каких-либо препаратов. Так что до бессмертия многие не доживут.
— На этот случай есть крионика. Она — тот запасной «аэродром подскока» к бессмертию носителя, который позволит дождаться. И заодно избежать экономической катастрофы. Основная доля долгового навеса, который грозит погрести под собой Штаты, — медицинские расходы. Подсчитано, что главными тратами человек обременяет общество на последнем-предпоследнем году жизни. Допустим, у человека рак простаты. За шестьсот тысяч долларов ему можно продлить жизнь еще на месяц-другой. Но дешевле и разумнее его за гораздо меньшую сумму просто заморозить, а разморозить тогда, когда медицина научится лечить рак. Крионика стоит на порядок дешевле не только бессмысленного лечения рака, но даже и приличных похорон. В принципе, все похороны надо было бы заменить крионированием, а кладбища — криоцентрами.
— Еще одна новая индустрия? Ее один новый спрос? Для экономики это хорошо. Но…
Я повернул голову в сторону минарета, откуда раздавались заунывные крики служителя культа, и подумал… Вернее, представил себе, что в Древнем Шумере или Египте научились замораживать людей. И начали замораживать всех, в расчете на то что добрые люди будущего разморозят их, оживят и позволят жить в новом, дивном мире. Сколько накопилось бы замороженных с тех времен? И что бы мы тут в постиндустриальном обществе делали с сотнями миллионов древних гончаров, козопасов и крестьян — диких, фанатичных в своей религиозности, неграмотных? Чем они тут будут заниматься? У нас нету столько коз и такой потребности в горшках, чтобы загрузить их работой. К тому же они начнут стремительно размножаться!.. Мы и со своими-то современными дикарями Третьего мира не знаем, что делать!.. Конечно, мне могут возразить, что в далеком светлом будущем нам всем сделают апгрейд, загрузят в мозг все нужные знания и цивилизованные привычки, чтобы мы не задыхались от возмущения, увидев какой-нибудь гей-парад генетически модифицированных гермафродитов, которые занимаются фантастически нетрадиционным сексом прямо перед новостными стереотелекамерами. Но что-то подобная перспектива представляется мне, во-первых, сомнительной и, во-вторых, опасной для целостности моей личности, которая и есть совокупность привычек, реакций и знаний. Если меня в будущем убьют методом полной переделки личности, почему бы мне тогда не умереть здесь и сейчас традиционным способом?
Да даже если никто и не будет меня переделывать ментально, если даже всех размороженных разобьют на исторические группы и поместят в резервации, соответствующие привычной им эпохе, все равно — мне бы не хотелось жить в зоопарке, зная, что паровоз прогресса умчался далеко вперед, а мы тут непонятно зачем коптим небо. К тому же, если правы люди, утверждающие, что сознание можно перенести на иной носитель, мы никогда не поймем, живем ли мы в резервации будущего реально или нас, разморозив, переписали на кристаллы и мы существуем в виртуальной реальности.
И с какой бы вообще целью разумным существам будущего (не смею называть их людьми, потому что мы — всего лишь промежуточный этап эволюции) воскрешать и, тратя ресурсы, содержать миллиарды дикарей из прошлого? Пусть даже и не миллиарды. Если на заморозку согласятся всего тысячи, это еще хуже! Я бы не хотел проснуться один в совершенно непонятном мне будущем, без единого родного человека и без единого знакомого предмета вокруг, в окружении непонятных существ на колесиках, которые в тыщу раз умнее меня и осторожно пододвигают мне палкой миску с пищевой протоплазмой.
Пока я предавался этим печальным мыслям, разговор продолжался, постепенно выруливая в ту сторону, которая и мне, и вам, дорогой читатель, наиболее интересна, — к психологии бессмертных, нужности бессмертия для вида и, наконец, к обсуждению феномена сознания.
— …Цель нашего института — фундаментальные исследования биологии старения. Программа-максимум — вечная жизнь. Если и когда мы ее достигнем, это полностью изменит все наше существование и психологию цивилизации. Люди перестанут хапать. Система ценностей поменяется.
Я не согласился:
— А вот не факт, что она поменяется в лучшую сторону. Поскольку смерть мотивирует: «Мне уже скоро сорок, а что я успел?» А если впереди вечность… О, я всегда успею! И можно ничего не делать, пинать балду… Вот у меня есть один знакомый — доктор Блюм. В пятьдесят лет он женился и начал обратный отсчет жизни: до шестидесяти осталось девять лет, восемь, семь… Он на этом этапе родил троих детей, начал быстрее двигать какие-то проекты… Мотивировка: надо успеть! И потом, бессмертие замедлит науку. Если академик занял место, его уже не сдвинешь. Он укоренился навсегда, и будет тормозить все революционные исследования. Ведь в науке новые точки зрения побеждают только после смерти поколения мастодонтов, выросших на старой парадигме, которая когда-то была передовой. А молодежь легко подхватывает все новое. Поэтому смерть нужна виду для обновления. И цивилизации, как видим, тоже.
После этой моей тирады поднялся гвалт. Мне возражали все хором — так им хотелось жить вечно, этим молодым ребятам. А я — тоже не очень старый, но дико мудрый — не соглашался:
— Яот лица эволюции высказываю сомнение в том, что цивилизации, то есть человечеству в целом нужно бессмертие.
— А есть ли у человечества интересы, отличные от интересов отдельного человека?
— Конечно. Интерес популяции превыше интересов особи!
— А какое нам дело до того, что считает по этому поводу природа или эволюция?
— Но представьте, что цивилизация перестанет развиваться из-за того, что особи достигли бессмертия.
— Почему?
— Да по тем причинам, что я уже перечислил! Смена научных парадигм обеспечивается умиранием старперов и притоком молодых кадров, которым новые гипотезы уже не кажутся столь еретическими. Которые не обросли социальной коростой — научными званиями, полученными за старое, и им, соответственно, не нужно защищать свой уровень жизни, как это нужно делать старикам, которые взросли до академических высот на когда-то передовых, а ныне устаревших теориях… Далее — причины психологического порядка: «Мне уже тридцать лет, а что я сделал?»
— И что начинает делать человек после этой мысли? Становится академиком и изобретает нечто новое? Если он бездарь, он таким и помрет, а если гений, то не сможет не изобретать.
— Это верно. Но верно и другое: зачем мне вообще подниматься с пляжа и дописывать книгу, если я «всегда успею»? И получить образование «всегда успею».
— Для зарабатывания денег. Деньги ведь никто не отменял. Или вы хотите провести вечность дворником? Но, в конце концов, девять из десяти пусть лежат на пляже, а те, кому это будет интересно, станут продвигать цивилизацию вперед, потому что им это интересно — изобретать, писать книги, доказывать теоремы. Всегда ничтожная доля людей двигала цивилизацию вперед. И делала это не из-за денег, а из-за интереса. Каменный топор, копьеметалка, лук — все это изобрел один человек из десятков тысяч. Если человек задумается «мне уже сорок, а я еще ничего не сделал», это не сделает его изобретателем. Плебеев будут мотивировать деньги, а умных людей — интерес.
— Молодой человек легко обходится без денег, лежа на пляже. И только взрослея, начинает пахать, меняя свободу безденежья на комфорт рабочей несвободы. А бессмертному спешить некуда — он вечно молод и потому всегда успеет и семью завести, и образование получить. Куда интереснее поиграть в карты на пляже с ребятами. Карьера никуда не убежит… Разве что поддержание бессмертия будет требовать денег. Вот это стимул! Да еще какой… Но это и вечное порабощение. И, кстати, вопрос о пенсиях мы так и не решили. Они будут?
— Зачем пенсия человеку, который может работать?
— Для большинства людей развитого мира пенсия — символ грядущего счастья, когда силы еще есть, а на постылую работу ходить не надо: деньги платят задаром! Можно путешествовать.
— А я, может, и в тридцать лет хочу поездить! Не вопрос, накопил денег — ушел на несколько лет лежать на пляже. Можете назвать это личным пенсионным фондом, какая разница?
