Геннадий Смолин - Как отравили Булгакова. Яд для гения
Когда я наклонялся к нему, он ощупывал мое лицо руками и узнавал меня. Лену (Елену Сергеевну. – Л.Д.) он узнавал по шагам, едва только она появлялась в комнате. Булгаков лежал на постели голый, в одной набедренной повязке (даже простыни причиняли ему боль), и вдруг спросил меня: „Похож я на Христа?..” Тело его было сухо. Он очень похудел…» (запись 1964–1965 гг.).
Свои дневники, ведшиеся на протяжении 7 лет, Е. С. Булгакова заканчивала с последним вздохом Михаила Афанасьевича: «10.03.1940. 16 часов. Миша умер».
В доме начались обычные в подобных ситуациях заботы: появился скульптор Меркуров, снявший с лица М. А. Булгакова посмертную маску, оригинал которой ныне хранится в музее Художественного театра.
На 11.03.1940 была назначена панихида в Союзе писателей СССР. По предварительному ритуальному протоколу, после траурного митинга по пути в крематорий Донского монастыря предполагалась остановка в Художественном и Большом театрах. В булгаковедении обсуждался вопрос, почему М. Булгакова кремировали, а не предали земле, что было бы естественно для верующего человека. Е. А. Земская упоминала о заочном отпевании в церкви на Остоженке, устроенном сестрами писателя. Итак, с одной стороны – кремация, с другой – заочное отпевание. Почему? Ответа на этот вопрос Е. С. Булгакова не дала.
Таким образом, на сегодняшний день причина ХПН у М. А. Булгакова осталась окончательно не расшифрованной и составляла одну из его тайн, хранившихся вместе с прахом писателя под могильным камнем на Новодевичьем кладбище. Под этим камнем, к тому же овеянным мистической аурой и взятым якобы с могилы Н. В. Гоголя, лежала еще и другая тайна Мастера. Это тайна его редкостного, мало с чем сравнимого таланта, завораживающего каждого читателя. И разгадать эту тайну будет гораздо сложнее, если вообще окажется возможным.
Булгаков на пороге вечности
Я шел во тьме, и вдруг ко мне подлетело существо, которое я могу назвать Крылатым Гением. Оно было похоже на человека, только совсем призрачного, с телом, сотканным как бы из неясного света, и с крыльями прелестнейшей бабочки. Весело улыбаясь, он спросил меня, кто я такой и откуда иду. Я ответил, но он вряд ли полностью понял меня и сказал, что уже в третий раз прилетел из своей далекой бесконечности к Светозарным, потому что они гораздо более гостеприимны, чем драконы… Тогда я спросил его: идет ли от их бесконечности Золотая Лестница к верхам несказанным и поднимаются ли по ней ее обитатели?
Крылатый Гений с легкой печалью ответил:
– Да, и от нас восходит Золотая Лестница, но подниматься по ней может только тот, кто на протяжении трех тысячелетий не согрешил ни делом, ни словом, ни помышлением, а таких очень мало. Вот и я уже в четвертый раз изживаю свои три тысячелетия…
Легенды русских тамплиеров, «Исповедь»10 марта 1940 года, Москва, дом № 3 Нащокинский переулок (несуществующая улица Фурманова) …
4.39 пополудни…
В тот момент, когда солнце опустилось за крыши домов Первопрестольной, великий писатель Михаил Афанасьевич Булгаков вернул Богу свою могучую русскую душу. Весть эта мгновенно облетела Москву.
«На следующее утро, а может быть, в тот же день, – вспоминал друг Михаила Афанасьевича режиссер Ермолинский, – у Булгаковых зазвонил телефон. Подошел я. Говорили из секретариата Сталина. Голос спросил:
– Правда ли, что умер товарищ Булгаков?
– Да, он умер.
Трубку молча положили…»
Пресса СССР отреагировала достойно. 15 марта в «Литературной газете» появились фотография и некролог: «Умер Михаил Афанасьевич Булгаков – писатель очень большого таланта и блестящего мастерства…» И коллективная подпись – «Президиум Союза советских писателей». Некролог был подготовлен А. Фадеевым, подготовлен сердечно, без казенщины…
Разумеется, пресса не заговаривала о возможной причине его смерти. Да и спустя семьдесят с лишним лет после ухода великого русского писателя ничего нового не было сказано, а только избитое и затертое: нефросклероз, уремия с добавлением о том, что болезнь сия наследственная: его отец Афанасий Булгаков скончался именно от того же и в том же возрасте – на 49-м году жизни.
Понадобятся поэтому долгие годы, прежде чем появится достаточно солидное «медицинское досье» и историки начнут поиск возможных причин смерти Булгакова, о трупе которого справедливо было сказать, что его попросту нет, поскольку тело писателя было сожжено в крематории при Донском монастыре. Причем так и осталось тайной, кто отдал «команду» кремировать останки писателя. Поскольку не сохранилось на сей счет ни завещания писателя, ни дневниковых записей жены Елены Сергеевны, ни каких-то иных свидетельств верующих родственников Булгакова. Более того, не удалось отыскать эпикриз результатов патологоанатомического вскрытия и заключения, а перед кремацией эта процедура была обязательной. Все необходимые документы о скоропалительной кончине Булгакова оформлялись только по свидетельству о смерти согласно справке из поликлиники.
В этом смысле интересно мнение выдающегося историка, доктора Поля Гарнье, который в связи смертью Наполеона справедливо заметил, что «соответствующие тексты не всегда были составлены с желательной точностью. Кроме того, врачи, по причине либо некомпетентности, либо недобросовестности, либо из желания обелить себя, слишком часто расплывались в лишенных интереса соображениях, намеренно неточных и даже противоречивых. Наконец, весьма трудна и деликатна задача перевести прошлое в настоящее, учитывая неизбежные изменения в способах интерпретации и приемах логических рассуждений».
Поэтому прежде, чем сформулировать правдивое мнение, нужно взвесить все «за» и «против» и не пытаться выдавать это за стопроцентное резюме.
В поисках «истины» нужно всегда сомневаться – этого требует знак строгой научной дисциплины. И когда без доказательной базы патологоанатомического вскрытия тела Булгакова уверенно утверждают спорный диагноз – склероз почек, то дискуссия выглядит закрытой.
Причем речь не шла только о простом «споре врачей», и только потому что вращалась вокруг словосочетания «склероз почек», когда не удавалось точно определить природу болезни и когда хотели этим словосочетанием скрыть все колебания и сомнения. Об этом словосочетании известно только то, что оно производило впечатление и заставляло замолчать «толпу», которую завораживала роковая неумолимость этой «тяжелой болезни», как о ней писали в некрологах. Тогда его «закатный» роман «Мастер и Маргарита» сразу же становился своеобразным Реквиемом Моцарта (который, кстати сказать, на самом деле оказался мифом, а проще говоря, наживкой для просвещенных дилетантов).
В самом деле, удобнее всего говорить о наследственной болезни, если хотелось придать спору о смерти Булгакова эмоциональный характер, кладущий конец всякой дискуссии, потому что вокруг фатального словосочетания сгущался естественный страх, порождаемый бессилием.
Если гипотеза нефросклероза почек сегодня в «моде», то версия об отравлении, напротив, единодушно отвергалась и осуждалась, как если бы такая возможность была абсурдной в принципе и даже рассматривать ее было бы преступлением: «оскорблением великого писателя Булгакова».
Конечно, сразу после смерти Булгакова многие считали, что он умер «естественным образом» именно из-за наследственного нефросклероза почек.
Но вот прошло более семидесяти лет, прежде чем версия об отравлении, очищенная от налета страстей, порождавшихся поклонением Булгакову, смогла быть представлена строго научно.
И случилось так, что первое солидное исследование на эту тему было опубликовано в 2010 году в журнале «Клиническая нефрология» (№ 4) доктором медицинских наук, профессором Леонидом Ивановичем Дворецким под названием «Нефрология в литературе и искусстве. Болезнь и смерть Мастера (О болезни Михаила Булгакова)». Эта публикация была встречена, по крайней мере в России, скептическими улыбками, вялой критикой. Некоторые посчитали, что это «просто полицейский роман», плод излишне разыгравшегося воображения. Другие оппоненты с большим интересом восприняли исследования профессора Л. И. Дворецкого. Эта статья ученого, как показалось этому кругу лиц, открывала для поиска перспективы, которые не следовало отторгать с порога или игнорировать «на умолчании».
И вот в течение 25 лет автор вкупе с реальными персонажами проводил многопрофильное «полицейское расследование», изучая тексты подлинных документов, писем, бумаг, свидетельств еще живых персоналий, а также сравнивая диагнозы, рецепты или эпикризы, анализируя поведение действующих лиц, разбираясь в безнадежных и запутанных ситуациях, находя движущие мотивы, преследуя возможных виновников и участников трагедии Булгакова, одновременно консультируясь с историками, следователями и токсикологами.
