Андрей Немзер - Дневник читателя. Русская литература в 2007 году
Есть надежда, что уже знакомая и еще не знакомая проза Хемлин в новом году сложится в книгу.
Майя Кучерская
Роман «Бог дождя» (М.: Время) не вошел в короткие списки «Большой книги» и Букера. Тем хуже для этих почтенных институций. Роман удостоился Букера студенческого – тем лучше для всех нас, ибо не нами литература началась, не нами и кончится, а решение молодых филологов позволяет веселее глядеть вперед.
Героине Кучерской выпали два трудных и совпавших во времени испытания – верой (с обретением которой не кончаются, как хотелось бы, но начинаются настоящие духовные трудности) и любовью (конечно, для романа важно, что запретной, к монаху, – но в этом далеко не вся суть). Навсегда сломать молодого человека может любое из них. Финал романа – открытый, но его недоговоренность (мы не знаем, где на последних страницах сон переходит в явь) дарует надежду на то, что героиня взлетит над угрожающими безднами безверья и безлюбья. А то, что Кучерская, рассказывая о тернистом пути юной неофитки, ее болях, помрачениях и обидах, одновременно поведала о силе живой жизни и странном сродстве молодости и счастья, укрепляет наши надежды. И не только в отношении героини.
Андрей Дмитриев
...Что вы, все пишущие, пишете о сломанных, раздавленных и сдавшихся людишках? Что вы все пишете о том, как жизнь нас опускает на колени, еще и накрывает медным тазом, потом еще и припечатывает сверху? Вы написали бы о том, как человек встает с колен. Вот почему прошу тебя внимательно обдумать все, что я тебе тут написал, и, если у тебя будет желание и вдохновение, профессионально написать о том, о чем тебе я написал. Пусть не рассказ. Пусть очерк.
Косноязычный, но «выпрямившийся» персонаж берет за горло живущего своей жизнью автора. «Меня это покоробило. Ну что за наглая манера «выкать», обобщая! Ну что за глупая уверенность, что твои частные проблемы – всегда желанная находка для писателя, которому и делать больше нечего, как только переписывать тебя!
И все же я Стремухину не отказал». Едва ли Андрей Дмитриев действительно получил «социальный заказ» от забытого одноклассника. Но голос персонажа писатель (а не внутрироманнный автор!) услышал. И написал не очерк, а роман «Бухта Радости» («Знамя», № 4; книжное издание – М.: Время). Дмитриев рассказывает о людях, не желающих стоять на коленях, подчиняться нахрапистому, пошлому и бездарному злу, быть «материалом» для мерзких – ведет ли их тоталитарное государство или шайка глупых жуликов – игр («проектов»). Да, в романе представлены и персонажи иного сорта, те, что по глупости или из жадности готовы стать «материалом» и, подчиняясь злу, множить его силу. Дмитриев думает и о них, но все же – во вторую очередь. В первую – о тех, кто ищет путь в Бухту Радости. Но… Иными – лучшими – словами говоря:
Но туда выносят волны
Только сильного душой!..
Смело, братья, бурей полный,
Прям и крепок парус мой.
19 декабря
Круглый год
Вальтер-Скоттовский историзм, его русские изводы и «Князь Серебряный»
Александру Алексеевичу Долинину
В недавно опубликованной работе А. А. Долинин убедительно показал, сколь существенны различия между романами Вальтера Скотта, в конечном счете утверждающими торжество прогресса и неизбежность общественного компромисса, и «Капитанской дочкой», где последовательное переосмысление Вальтер-Скоттовских повествовательных приемов, мотивов и иделогем превращает текст в «метаисторический роман, предвосхитивший и подготовивший <…> славянофильскую мифологизацию русской истории» [1] . Глубокие наблюдения исследователя могут быть дополнены сопоставлением финалов «Капитанской дочки» и «Роб Роя», который А. А. Долинин – вслед за М. Г. Альтшуллером – признает «главным образцом» пушкинской повести [2] . Фрэнк Осбалдистон награжден за благородство, верность долгу и человечность как соединением с возлюбленной – Дианой Вернон – и примирением с отцом, так и титулом баронета и дядюшкиным замком со всеми угодьями. Со временем он унаследует и процветающую (после временных неприятностей, в преодоление которых Фрэнк внес весомый вклад) фирму отца. Ясно, что устойчивое и достойное положение героя символизирует в очередной раз достигнутую социальную гармонию, исчерпанность общего конфликта «старого» и «нового» («дворянского» и «буржуазного») укладов и отражавшего его конфликта внутрисемейного. (Напомним, что Осбалдистон-старший был изгнан из отчего дома, а его законное наследство отошло к младшему брату, чьим наследником – в силу сложного стечения обстоятельств – в итоге становится герой романа.) В отличие от Фрэнка (или героя волшебной сказки [3] ) Гринев обретает только семейное счастье – получает царскую (капитанскую) дочку, но без положенного «полцарства в придачу», что явствует из приписки Издателя:
...Потомство их благоденствует в Симбирской губернии. – В тридцати верстах от *** находится село, принадлежащее десятерым помещикам [4] .
Сделанное словно бы мимоходом (но от того не менее значимое) замечание о незавидной доле наследников Гринева может интерпретироваться по-разному, но несомненно вносит печальную ноту в «сказочный» финал «Капитанской дочки». Соблюдение норм, зафиксированных в «сюжетогенных» пословицах («Береги платье снову, а честь смолоду» и «Долг платежом красен»), следование заветам «русской христианской этики» [5] не гарантируют земного благополучия героев. Маша и Гринев сберегают свои души, обретают личное счастье, но социально-политические проблемы, обусловившие их злоключения, остаются не снятыми и, следовательно, угрожающими их потомкам – разумеется, не только десятерым симбирским помещикам, но и всему старинному дворянству, которое ныне обречено либо на униженное существование, либо на бунт (ср. дневниковую запись Пушкина от 22 декабря 1834 о разговоре с великим князем Михаилом Павловичем [6] ). Амбивалентность финала «Капитанской дочки» обусловлена пушкинской трактовкой «русской гражданской войны», где – по точной характеристике исследователя —
...ни у одной из враждующих сторон <…> нет определенной политической программы, идеологии, экономического плана или религиозной идеи, приговоренных историей к уничтожению, или, наоборот, триумфу [7] .
Цикличность русской истории, раз за разом проходящей сквозь очередное «смутное время», неотделима от того доминирования религиозной этики над собственно политикой, что и обеспечивает личное счастье героев-праведников [8] .
Многоплановый финал «Капитанской дочки» предполагал, кроме прочего, вопрос о возможности личного счастья безусловно благородных героев при отсутствии общественного благополучия и порядка. Отрицательный ответ на него, по нашему мнению, был дан в романе А. К. Толстого «Князь Серебряный», строящемся с постоянными оглядками и на романы Вальтера Скотта, и на русский извод вальтер-скоттовской традиции (прежде всего – на «Юрия Милославского»), и на «Капитанскую дочку» [9] .
В конце романа Серебряный, сохранивший моральную чистоту, отвергнувший путь Курбского, не нарушивший данного царю слова (из темницы разбойники его освободили насильно), оказавший Иоанну важные услуги (спасение царевича на Поганой Луже, победа над татарами, удавшийся призыв к разбойникам явиться с повинной) и «реабилитированный» ходом событий (Вяземский, которого Серебряный тяжело ранил в доме Морозова, теперь «назначен» изменником и казнен), должен получить награду. Царь предлагает ему вписаться в опричнину и сулит место «выбылого Вяземского» [10] . Ничто не должно помешать и браку Серебряного с возлюбленной – вдовой казненного Морозова; перед смертью боярин говорит:
...Вдове же моей прощаю (имеется в виду любовь к Серебряному. – А. Н .), и вольно ей выйти за кого похочет (401).
Серебряный, однако, отвергает царскую милость и во главе «разбойничьего» полка отправляется на сторожевые рубежи, а Елена принимает постриг. Дело здесь не сводится к повышенной совестливости однажды согрешившей Елены (она, любя отбывшего в Литву Серебряного, вышла замуж за старика Морозова, дабы спастись от притязаний Вяземского, а потом не смогла одолеть старого чувства). При прощании с Серебряным Елена, ставшая сестрой Евдокией, после «частных» мотивировок («Кровь Дружины Андреевича была бы между нами. За меня он пошел под опалу, я же погрешила против него, я виновница его смерти!» [11] ) обобщает:
...…мы не могли быть счастливы. Да и кто теперь счастлив? (430).
Счастье невозможно, потому что источник его тот же, что и у былых несчастий (и неотделимых от них прегрешений) героев – царская воля. Царь, намеревавшийся сосватать Елену Вяземскому, вынудил ее стать женой Морозова (отступиться от любви к Серебряному и обмануть старика); царь казнил Морозова, тем самым дав возможность соединиться Елене и Серебряному (и так вновь согрешить перед Морозовым); царь же скрыто отнимает и этот шанс (если бы герои решили им воспользоваться), ибо посылает Серебряного на смерть. В последней главе о Серебряном говорится:
