Сергей Кара-Мурза - Оппозиция, или как противостоять Путину
Понятия «правые» и «левые» привнесены к нам давно и издалека, смысл их уже на наших глазах не раз сменился. Исторически левые— те, кто подрывает порядок и сеет хаос. Правые — партия порядка. Когда левые за социальную справедливость, а когда за свободу наживы — зависит от того порядка, который они ломают. Если на дворе капитализм, они за трудящихся, если советский строй — они за буржуа. Люди запутались, коммунисты даже говорят, что они левые, но дело их правое.
Зачем же нам сейчас рассуждать в понятиях «правые-левые»? Больше пользы от «карты», полюса которой — фундаментальные ценности. Огрубляя, можно сказать, что население России разделилось на две части (не говорим о тех, кого реформа сбросила в бедствие и на время парализовала их гражданское чувство). Цель одних— переделать Россию в зону «нового порядка», пусть на задворках Запада, с потерей своей культуры и даже большинства населения, не способного перенести такую реформацию. Цель вторых — отвести от России эту угрозу, а затем договориться о приемлемом жизнеустройстве.
Внутри этой второй части общества есть шанс компромисса, но с первой частью — нет. Можно назвать первую силу антинациональной, ибо ее цель— сменить саму матрицу, на которой воспроизводится народ России. Вторая сила старается уберечь культурно-исторический тип народа. Это в интересах большинства — и русских, и других народов России. В составе обеих этих сил есть и правые, и левые. Антикоммунист Каспаров обнимается с «большевиком» Лимоновым, Зюганов цитирует антисоветчика Ильина. Союзы это непрочные, но таковы свойства хаоса.
Понятно, что исход этой холодной гражданской войны решает не численность «живой силы», а вся система боевых средств. «Вестернизаторы» оснащены лучше, за ними — деньги, СМИ, поддержка «мирового сообщества». Их утопия ясна, миф Запада добротен, шкурные мотивы эффективны. Но главный ресурс антинациональных сил— внутренняя слабость «национального» лагеря. Набирает силу противоречие между двумя течениями национализма — гражданским и этническим. Первое стремится вернуть Россию на имперский путь, вновь собрать «семью народов» вокруг русского ядра, второе — снизить статус России до национального государства европейского типа. Расхождения принципиальны.
Сегодня равновесие неустойчиво. «Оранжевые» принимаются плохо, наверное, готовят другой сценарий, но сильных идей пока не видно. В перспективе, думаю, шансы «оранжевых» будут уменьшаться. Сходит с арены восторженная антисоветская интеллигенция, а «дети страшных лет России» за «оранжевыми» не пойдут, достаточно их повидали.
Национальные силы понемногу укрепляются. Чем быстрее и добротнее будет построена платформа, на которой они смогут договориться, тем меньше будет риск «оранжевых» проектов по каким-то новым сценариям. Тем больше шансов так укрепить нынешнюю политическую систему, что сидящая на двух стульях правящая верхушка будет без катастрофы перетянута на «нашу» сторону. Тогда не понадобятся ни «оранжевая», ни «антиоранжевая» революции.
Но о платформе левых национальных сил надо говорить особо. Проблема стыковки социального и национального требует новых подходов.
2007 г.
Образ будущего — Пункт в национальной повестке дня
Проблема будущего России — тяжелая и неизбежная и для власти, и для оппозиции, и для всего населения. Политологи власти даже предложили обсудить такую тему: «образ будущего как национальный ресурс».
Сказать «будущее как ресурс» — почти все равно, что сказать «сознание как ресурс». Это бессодержательно, ибо вне сознания нет человека. Проблема возникает, когда каким-то образом блокируются некоторые функции и инструменты сознания, так что в каком-то частном и конкретном смысле сознание перестает для нас быть ресурсом. Тогда мы и начинаем копаться в функциях и инструментах, искать и устранять повреждение. Это именно наш случай.
Способность предвидеть будущее, то есть строить его образ в сознании (воображение), — свойство разумного человека. Прежде чем сделать шаг, человек представляет себе его последствия, строит в сознании образ будущего — в данном случае ближайшего. Если этот шаг порождает цепную реакцию последствий (как переход через Рубикон), временной диапазон предвидения увеличивается. Если человек мыслит о времени в категориях смены формаций и Страшного суда как вселенской пролетарской революции, то его диапазон предвидения отдаляется до горизонта истории — той линии, где кончается этот мир (мир предыстории). Во всех случаях производится одна и та же мыслительная операция — создание образа будущего. Инструменты для нее вырабатываются, начиная со скачкообразного возникновения человека.
Первые коллективные представления — о мире. Они вырабатывались в сфере религиозного (поначалу мифологического) сознания. По данным антропологов, создаваемые таким сознанием образы мира (в том числе в движении) носили системный характер и в этом отношении мало уступали науке.
Сфера религиозного и мифологического сознания и присущий ей инструментарий действуют и поныне, хотя и в разных формах (в том числе маскируясь под науку — такова мода Нового времени): С самого начала одна из главных функций шамана или жреца заключалась в том, чтобы говорить с духами или богами и получать от них сведения о будущем.
Для сознания необходим поток сообщений особого типа — Откровения. Выполнение социальной функции добывать и передавать эти сообщения оформилось очень рано и приобрело изощренные формы. Так, сивиллы, действующие под коллективными псевдонимами прорицательницы, были важным институтом Малой Азии, Египта и античного мира в течение 12 веков. Они оставили целую литературу — oracular sibillina, 15 книг, из которых сохранились 12. На бытовом уровне важной фигурой стали гадалки и ясновидящие. «Откровение» тайн будущего (апокалиптика) — изначально и поныне столь важная часть общественной жизни, что, по выражению немецкого философа, «апокалиптическая схема висит над историей».
Для нашей темы актуальна издавна сложившаяся классификация типов и оснований предвидения будущего. Эти системы сосуществуют, а периодически теснят друг друга. Так, в истории была эпоха пророков. Их деятельность закладывала основы мировых религий как систем. Пророки — выдающиеся личности, гармонично сочетавшие в себе религиозное, художественное и рациональное сознание. Кооперативный эффект взаимодействия всех трех типов сознания придавал предсказаниям пророков убедительность и очарование.
Пророки, отталкиваясь от злободневной реальности, задавали траекторию ее движения в очень отдаленное будущее, объясняли «тайны Царствия Божия» и судьбы народов и человечества. Воспринятые народом как личности, Слышащие глас Божий и избранные Богом для сообщения его Откровения, пророки приобретали такой авторитет, что их прорицания задавали матрицу для строительства культуры, политических систем, социальных и нравственных норм. В их лице соединялись духовные и общественные деятели, выполнявшие ключевую роль в «нациестроительстве».
Пророчество как система построения образа будущего, с его очевидной значимостью как ресурса, нисколько не утратило своего значения и в наши дни. В переломные периоды это проявляется наглядно, достаточно вспомнить роль Маркса, который, судя по структуре своего учения, был прежде всего пророком. Пророками были и Махатма Ганди, и Гитлер.
Эпохи пророков можно, в качестве аналогии, уподобить периодам научных революций, приводящих к смене парадигм. В период стабильности, а тем более упадка, предвидение будущего организуется подобно «нормальной науке». С.Н. Булгаков дал обзор этого перехода на примере иудейской апокалиптики («Апокалиптика и социализм», 1910). В отличие от пророков эта деятельность напоминает работу безымянных научных коллективов. Их тексты более систематичны и упорядочены. Они не претендуют на то, чтобы сообщать Откровение самого Бога, а дают трактовку прежних пророчеств.
Уже в иудейской апокалиптике возникают формы абстрактного, обезличенного и не привязанного к конкретно-исторической обстановке знания. Его можно уподобить теоретическому знанию «объективных законов исторического развития». Эти тексты были востребованы, поскольку служили людям средством ободрения, особенно в обстоятельствах кризиса. Прогнозы апокалиптиков включали в себя множество сведений из самых разных областей, что придавало им энциклопедический характер. Апокалиптическая литература такого рода — необходимый ресурс революций, войн, катастрофических реформ. И учение Маркса, и доктрина реформ 90-х годов в России — замечательная иллюстрация канонов апокалиптики такого рода.
В любом случае предвидение опирается на анализ предыдущих состояний, для чего необходим навык рефлексии — «обращения назад». В «откровении» будущего соединяются философия истории с идей прогресса. Это хорошо видно на материале знакомого старшему поколению исторического материализма Маркса.
