Андрей Буровский - Да здравствует «Застой»!
Круг людей, часто видевших друг друга и всегда готовых помочь, был велик: десятки и сотни людей.
Много общались и в профессиональной среде. Совершенно исчезнувшая примета времени: профессиональные песни, гимны экспедиций, лабораторий и учреждений. Сочиняли их сами для себя и охотно пели на довольно частых сборищах. Профессиональный фольклор есть и сейчас, но он заметно беднее. Если в экспедициях и поют «профессиональные» песни, то все это песни одновременно и «исторические» — сочиненные десятилетиями раньше. Что-то неизбежно забывается, переиначивается, утрачивается, а нового почти что и нет. Жаль…
Активное общение так же типично для эпохи лет «застоя», как постоянное чтение книг, как интерес ко всему, что называется таким неопределенным словом: «культура». Как внимание и интерес к природе.
Если все время занят, все время мчишься куда-то, если «заработать на жизнь» занимает практически все время, физически не хватает времени и на общение, и на то, чтобы заметить, как встает серпик луны над домами. Нет времени посмотреть, как лед проносит мимо Петропавловской крепости, как утка играет с утятами или как растут новые побеги у орешника. Если и увидишь этот бледный городской серпик, скрывающийся за стрелкой Васильевского, он играет в жизни далеко не первое место… А в «годы застоя» — играл. Впечатления, переживания, ощущения, которые стали глубоко не главными сейчас, были как раз главными в жизни — тогда.
Много ли врали в «застой»?
Все современники оценивали «эпоху застоя» как лживую. Считалось, что все официальные лица врут, врут и врут. И вообще везде сплошные лживые лозунги…
Не буду спорить, лживых лозунгов было много, врали и официальные власти, и выступающие по телевизору. Но все же «застой» был временем, когда вранья сделалось заметно меньше прежнего.
Эпоха Сталина — это просто вал несусветного официозного вранья. Эпоха Хрущева — это обещание построить коммунизм к 1980 году, рассуждения о преступности как «пережитках капитализма» и о «наследии царизма» (это году так в 1960-м). «Боролись» и с «религиозным дурманом», и с «культом тлетворного Запада»… Не говоря о постоянном хватании за некий абсолютный инструмент мгновенного решения всех проблем — типа целины и кукурузы.
При Брежневе вранье почти полностью сводилось к произнесению обязательных, почти ритуальных формул. Делаешь свое дело? И делай. Нужно тебе для карьеры вступить в КПСС? Вступай, а потом дремли на собраниях, можешь и не выступать.
Врали — но масштаб вранья становился меньше с каждым годом. Ваш покорный слуга по окончании школы не более чем раза два, наверное, ходил на первомайские и ноябрьские демонстрации — в студенчестве. Не любил я их, вот и не ходил. С 26 лет само пребывание в комсомоле стало формальностью: надо состоять в сей организации до 28, но я же работаю во Дворце пионеров… Там всего два комсомольца, своей отдельной организации нет…
— Будете состоять в райкоме! — сказали мне. Я «состоял», но на собрания не ходил. Как так?! А вот так — не ходил. И ничего мне за это не было. И никто мне никак не мешал.
Оговорюсь — дело не в какой-то особой ненависти к режиму и к комсомолу… Просто мне было лень, и вообще почитать или погулять мне нравилось больше.
Поразительно — но когда вся жизнь была соткана из вранья, многие люди совершенно этого не ощущали. А вот как вранья стало намного меньше — окрестили эпоху «застойной» и лживой. Частично потому, наверное, что народ все больше разочаровывался в идеологии, которую полагалось ритуально почитать. Частично же потому, что нам просто хотелось видеть эту эпоху лживой и гнусной. Независимо от реальности.
Удачники и неудачники
В «годы застоя» жизнь не заставляла чем-то активно заниматься… Но и увлекаться отвлеченным, гореть в пламени идей никто не мешал. А жизнь была нетрудной, любая официальная работа оставляла много времени и сил. Важной становилась способность самого себя чем-то занять… Хоть собиранием марок, хоть полетами в космос. В «годы застоя» тот, кто был внутренне полон, жил напряженно и интересно!
Конечно, собирание марок само по себе не приносило ничего в плане материальном и социальном. Но можно было увлекаться и чем другим! Отличным полем приложения сил становилась наука: и занимаешь себя сам, и престижно.
С точки зрения общества, любые умственные занятия это были весьма уважаемые занятия. С точки зрения и государства, и общества, карьера в науке была одной из самых почтенных. Автор сих строк испытал это на себе: занимался наукой, и успешно. Это обеспечило мне уважение окружающих, поддержку начальников, интерес женщин.
В «годы застоя» удачлив и ярок был тот, кто умел сам себе создать занятие. Тот, кто умел занимать и развлекать себя сам. Увлеченность чем бы то ни было становилась способом самореализации и путем в благополучные, все время чем-то занятые люди. Причем в сфере науки и культуры все время происходило что-то интересное.
Вот если человек чем-то занять себя не умел, не был ничем увлечен, он рисковал оказаться ничем определенным не занятым. И такому человеку становилось жить попросту скучно. Особенно если нет вкуса к личной жизни, к взращиванию детей…
Я просто физически не могу понять людей, которым в «эпоху застоя» было скучно жить, но факт остается фактом — они были.
Вот в годы «перестройки» некая дама охала, что жаждет ничем не ограниченной свободы.
— Так ведь где она ничем не ограничена, преступность страшенная. В том же Нью-Йорке вас запросто могут убить.
— Лучше погибнуть в Нью-Йорке от рук убийц, чем подыхать в Москве от скуки!
Как эта дама ухитрилась подыхать от скуки? Объяснить это я берусь только одним нелицеприятным способом: дама не умела сама себя хоть чем-то занять. Она внутри настолько пуста, что, оставшись наедине сама с собой, тут же начинала умирать от скуки. Ей необходимо было, чтобы кто-то ее развлек и занял чем-нибудь.
И воспитывать собственных детей ей тоже было не интересно. И общаться — не интересно.
«Годы застоя» обернулись суровым испытанием для многих людей: именно потому, что никто ни к чему не принуждал, а уровень социальной защищенности оставался исключительно высоким. Благополучная эпоха заставила нас быть теми, кем мы достойны были быть.
Война и тюрьма заставляли делать не то, что ты хочешь и можешь, а чего требуют война и тюрьма. Но они ведь и списывали многое.
Пронзительное место из «Звездных кораблей» И. Ефремова: когда профессор Шатров ищет в подбитом танке драгоценную тетрадь: его ученик разрабатывал новую теорию движения солнечной системы в пространстве и погиб «в грандиозной танковой битве». Он с майором, бывшим командиром Виктора, находят подбитый танк, похожий на «огромный исковерканный череп, зияющий черными дырами больших проломов». И обнаруживают «на уцелевшем сиденье планшетку, засунутую сзади подушки, у перекладины спинки».[138] В планшетке и лежит бесценная тетрадь, содержащая необходимые расчеты.
Читая книгу в свои 14 лет, я подумал — а вот чуть в другое место ударил бы снаряд… И не было бы теории, необходимой для научного прорыва! В научной среде много ходило историй про незавершенные исследования, несделанные открытия, недописанные или неизданные книги. Человек мог погибнуть, быть сосланным, рукописи конфисковывались или горели при бомбежках…
Мы принадлежим к поколению, которому не списать недоделанное на «снаряд». Тюрьма, сума и война нам не грозили. Если мы чего-то в своей жизни не смогли — крайне трудно найти причины вне самого себя.
Хорошо, если ты состоялся. Пусть плохо, тяжело, поздно, не ко времени, со слишком большими усилиями… Но — состоялся. Если ты перепрыгнул пропасть и притом зашиб ногу, не беда. Ты ее уже перепрыгнул, это главное.
Но пропасть нельзя перепрыгнуть на 90 или 99 %. Ты ее или перепрыгнул, или нет. Ты или состоялся, или не состоялся.
А что делать, если нет таланта? — спрашивал один герой романа Д. Гранина. Действительно, а что тогда делать? Что, если творческих способностей у тебя намного меньше, чем амбиций? Если хочется иметь много красивых престижных вещей, но ужасно не хочется работать? Если эти красивые престижные вещи важнее и чувства собственной значимости, и работы, и ее результатов?
Тогда — ничто не сможет помочь, даже «какая-нибудь» диссертация и материальная обеспеченность.
Если человек становится неудачником, ему ну очень хочется обвинить в неудаче не себя, а кого-то или что-то вне себя. Если некого — он будет сердиться как раз на того, кто мешает ему сложить с себя груз ответственности. Разочарование в Системе очень помогает в таких случаях.
Эмигранты последних 20 лет очень типичны: большинство их них живут в состоянии хронической разочарованности. В США и в Германии состав водки такой же, как в СССР, — разве что качество хуже. Жить на пособие легко, прямо как в «годы застоя». Но какое жалкое впечатление производят 90 % эмигрантов! Какие перлы комплекса неполноценности являет эта среда — наименее благополучная среда мира «лет застоя»!
