Гибель империи. Уроки для современной России - Гайдар Егор Тимурович
В своей работе “Долгое время” автор обращал внимание на то, что Россию от стран – лидеров современного экономического роста [35], наиболее развитых государств мира – на протяжении последних полутора веков отделяет дистанция примерно в полвека, два поколения [36]. Обсуждая сегодняшние российские проблемы, полезно помнить, что эпоха заката мировых империй началась примерно полвека назад.
Все страны, которые называли себя империями в начале XX в., в разных формах – добровольно или вынужденно – избавлялись от колоний, предоставляя им свободу. Это трудно объяснить случайным стечением обстоятельств. Для России этот опыт важен. Если извлечь из него уроки, он поможет не повторить ошибки, приводящие к политическим поражениям.
В начале XX в. противоречие между жесткой структурой контроля над территориями, сложившимися в эпоху британской финансовой и военно-морской гегемонии XIX в., и растущей экономической и военной мощью стран, оказавшихся обделенными к моменту раздела мира, стало важным фактором международной политики. Урегулировать эту проблему мирно было непросто. Решать силовым путем – значило открыть череду кровопролитных войн. Именно это стало реальностью в 1914–1945 гг. [37].
§ 2. Кризис и демонтаж заморских империй
Империи XIX–XX вв. – продукт подъема Европы, современного экономического роста, создавшего на десятилетия асимметрию финансовых, экономических и военных сил в мире. Но это были хрупкие образования, которые нелегко трансформировать, приспособить к изменяющимся реалиям, к иным представлениям о разумном политическом устройстве, к другой системе комплектования вооруженных сил, к новым формам применения насилия.
На протяжении XX в. мир стал иным. Доминирующая идеология, в рамках которой “бремя белого человека” воспринималось как данность, уступила место картине мира, в которой представление о разделении народов на господ и рабов неприемлемо. Формы отношений между метрополией и колониями, органичные для XIX в., стали невозможными в середине XX в. В интеллектуальной атмосфере 1940-1960-х гг. объяснить, почему Британия должна управлять Индией, другими своими колониями, оказалось нереализуемой задачей.
С течением времени трансформируются представления о том, что метрополия может делать для сохранения своего господства. Жесткий мир начала XIX в. не знает жалости к слабым.
Трансформирующиеся в XX в. социально-политические реальности диктуют новые правила поведения. Когда англичане в Малайе в начале 1950-х гг. применяли жесткие меры борьбы с повстанцами – брали заложников, уничтожали посевы в непокорных деревнях, – эту практику осуждают в парламенте, называют преступлением против человечества. То, что дозволено в начале XIX в., общество середины XX в. не приемлет.
Из территориально интегрированных империй Первую мировую войну – в измененной форме – пережила лишь Российская. После Второй мировой войны начинается череда распада имеющих заморские территории Британской, Французской, Голландской, Бельгийской, Португальской империй. На начало 1990-х гг. приходится период краха последней территориально интегрированной империи – Советского Союза, а также Югославии – страны, не бывшей в собственном смысле этого слова империей, но столкнувшейся с проблемами, сходными с теми, которые порождают крах территориально интегрированных империй.
Кризис 1914–1945 гг. радикально изменил мир. Миф о непобедимости европейцев, укорененный в общественном сознании конца XIX – начала XX в., но подорванный Русско-японской войной 1904–1905 гг. [38], был окончательно дискредитирован крахом европейских колониальных империй в Юго-Восточной Азии во время Второй мировой войны. Европейцы не могли больше надеяться на то, что покоренные народы сохранят убежденность в божественном праве завоевателей ими править [39].
С конца 1940-х – начала 1950-х гг. само слово “империя” и “империализм” становятся немодными. В 1947 г. премьер-министр Англии Клемент Ричард Эттли говорит: “Если в настоящее время и существует где-либо империализм, под которым я подразумеваю подчинение одних народов политическому и экономическому господству других, то такого империализма определенно нет в Британском Содружестве наций” [40].
Характерная черта империй – отсутствие всеобщего избирательного права подданных [41]. Адам Смит писал о целесообразности предоставления избирательного права североамериканским колониям. Предметом серьезного обсуждения британскими политиками это не стало. То, что лозунг “Нет налогообложения без представительства” был одним из ключевых в истории американской революции, – факт общеизвестный.
В венгерской части Австро-Венгрии из почти 11 млн человек, достигших возраста 21 года, лишь 1 млн 200 тыс. имели право голоса. Вопрос о том, могут ли фронтовики, мобилизованные во время Первой мировой войны из невенгерских частей королевства, иметь избирательное право, стал предметом острой политической дискуссии. Принять решение по нему правительство не смогло. Премьер-министр Венгрии граф Тисса категорически отказывался предоставить избирательное право фронтовикам, не относящимся к титульной нации. Попытки федерализации Австро-Венгрии, направленные на спасение монархии, столкнулись с упорным сопротивлением венгерской политической элиты любым уступкам славянским народам [42].
Мировой опыт свидетельствует: империя и политическая свобода, если речь идет о реальном демократическом избирательном праве для всех подданных, несовместимы [43].
В начале 1950-х гг. Франция отказывалась признать принцип равенства избирательных прав европейского и коренного населения в Алжире, территорию которого рассматривала как свой департамент. Правило двух избирательных коллегий означало, что один голос европейца считался равным восьми голосам мусульман. В 1954–1958 гг. позиция французских властей меняется. Они наконец осознают неизбежность предоставления всеобщего избирательного права, понимают, что без этого удержать Алжир невозможно. Однако тогда ничто меньшее, чем полная независимость, лидеров освободительного движения уже не устраивает [44].
Ограничение избирательных прав населения колоний соответствовало реалиям XVI–XVII вв., когда начиналось формирование европейских империй, миру XVIII–XIX вв., в котором готовились предпосылки современного экономического роста. Однако оно противоречит представлениям о разумном государственном устройстве, характерном для второй половины XX в. К этому времени в мире укоренилось убеждение в том, что не сформированные на основе всеобщего избирательного права, равноправной конкуренции политических сил органы власти не легитимны. И метрополии, пытающиеся сохранить свои колонии, и элиты колоний об этом осведомлены. Для сохранения империи остается одно средство – насилие, необходимое, чтобы принудить живущие в колониях народы принять устоявшийся режим как данность, с которой невозможно спорить. Но империи сталкиваются с проблемой, обозначенной одним из соратников Наполеона – Талейраном: “На штык можно опереться, а сесть нельзя”.
Во второй половине XX в. в политической риторике, аргументах тех, кто выступает за сохранение колоний, акцент все в большей степени делается не на то, в какой степени это выгодно метрополии, а на пользу сохранения империй для самих колоний, на то, что метрополия помогает им создать правовую систему, развитую инфраструктуру.
Меняется и финансовый контекст функционирования империй. До конца Первой мировой войны общепринятым было представление, что колонии должны себя финансово обеспечивать, оплачивать функционирование колониальной администрации. Под влиянием меняющейся в развитых странах интеллектуальной атмосферы уже в 10-х гг. XX в. эта традиция уходит в прошлое. Возникает парадигма, в рамках которой метрополии должны выделять финансовые ресурсы на ускорение экономического развития колоний [45]. Власти, стремящиеся доказать, что империя полезна для подданных, вынуждены инвестировать все больше в инфраструктурные проекты и социальные программы на подконтрольных территориях [46]. Это приходится делать за счет средств налогоплательщиков метрополии. Последние относятся к подобной практике с сомнением. За империю приходится платить, и чем дольше – тем больше. В обществе растет убежденность в том, что есть немало нерешенных проблем, которые приходится откладывать из-за помощи колониям. Ко второй половине XX в. и элиты, и общество империй убеждаются – империи слишком дороги, чтобы их можно было себе позволить.
