Евгений Додолев - БереZOVский, разобранный по буквам
1996. Сенсационное заявление Коржакова
Октябрьский выпуск журнала «Лица» оглушил сенсацией, равной которой наши доблестные СМИ не порождали уже давненько. По доброй традиции коллеги упорно умалчивают о проекте «Лица»; даже Николай Сванидзе, который делал одну из лучших аналитико-политических передач на отечественном ТВ, лишь вскользь упомянул о неком интервью, где экс-охранник говорит о намерении «одного бизнесмена убить другого». Скандальнейшее заявление Коржакова, кое (заявление) быстро узурпировали электронные СМИ, подвинув истинных творцов Сенсации, вызвало массу кривотолков. «Новый Взгляд», кредо которого плюрализм, ознакомил своих читателей с первоисточником.
— Через пару дней после вашей отставки одна из газет опубликовала расшифровку разговора Федорова, экс-президента Национального фонда спорта, с анонимными собеседниками. Федоров рассказывал им, например, о связи Коржакова, Барсукова и Тарпищева с преступными авторитетами. Пленка вымышленная?
— Нет. Про пленку мы узнали еще в апреле. Я спросил тогда у Михаила Ивановича: «У тебя связь с Березовским сохранилась? Узнай у него, что там за пленка». Барсуков спрашивает по телефону у Березовского: «Что ты там за пленку состряпал?» Борис Абрамович тут же прибежал. Он был сильно перепуган — бледный, руки дрожат. Отдал пленку и даже распечатку к ней догадался принести, чтобы мы, как он выразился, свое драгоценное время впустую не тратили. И начал все валить на Федорова — дескать, это он придумал весь спектакль. Мы больше не думали об этой пленке. И вдруг, после нашей отставки, пленка попадает к Чубайсу. Он прослушал разговор и разнервничался. Кричал в предвыборном штабе: «Воры, убийцы. Пусть только рот разинут, так я их посажу». Шамиль Тарпищев очень переживал, что я изменю к нему после этого свое отношение. Я не изменил.
Разговор состоялся в доме приемов «ЛОГОВАЗа». Кроме Федорова там присутствовали Борис Березовский, журналист, ныне советник Чубайса Валентин Юмашев и дочь Бориса Николаевича — Татьяна. В сущности, вся комедия разыгрывалась ради нее, чтобы показать, какие все плохие, в том числе и Коржаков.
— А почему вы сразу на Бориса Березовского подумали?
— Потому что больше некому было такое придумать. У этого человека очень коварный ум. До встречи с ним я ни одного банкира, бизнесмена ни разу не принял. Считал, что, находясь на моей должности, этого делать не следует. Прежде всего, на меня подобные встречи невольно накладывали какие-то обязательства. Да и визитер после встречи мог спекулировать знакомством перед другими предпринимателями. Но однажды, после выборов 1993 года, когда Борис Николаевич задумал писать книгу, Валентин Юмашев уговорил меня принять Березовского: тот просто мечтал финансировать издание этой книги. Тогда я впервые встретился с Борисом Абрамовичем.
— Вы подружились?
— Нет. Что-то всегда меня внутренне сдерживало. Но я не сомневался, что Березовский лоялен к президенту. И вовсе не из-за того, что он очень любил Бориса Николаевича, — просто деваться ему было некуда. Выжить, разбогатеть, стать тем, кем он хотел, можно было только при демократическом правлении Бориса Ельцина. Книгу действительно издали в какие-то рекордные сроки. Причем в прекрасном оформлении. Мы зауважали Березовского как делового человека. Теперь Березовский уже не стеснялся заходить ко мне без Юмашева. Тогда же мне стали рассказывать, что Борис Абрамович повсюду хвастается нашими отношениями и на этом «влиянии» выстраивает свои контакты с другими бизнесменами. На него за это я не обижался. Частенько бывало — просидит у меня в приемной часа три-четыре, зайдет на пять минут, ничего особенного не скажет. Но ему важно было показать, что он поехал ко мне и проторчал в Кремле чуть ли не весь день.
Честно говоря, тогда я еще не был сильно искушен в интригах и все эти визиты Березовского с должной осторожностью не воспринимал. Когда он ко мне заходил — в любое время, — всегда начинал с одной и той же фразы: «Александр Васильевич! У меня ни крошки во рту сегодня не было, дайте, пожалуйста, хоть бутербродик с чайком». А я про себя думал: «Вот какой жадный миллионер попался! Столько ждал, а дойти до буфета и перекусить не мог». И только потом я сообразил — он же не поесть бесплатно хотел, а время тянул, чтобы подольше продержаться в моем кабинете.
— А из-за чего вы с Борисом Березовским поссорились?
— Да мы с ним и не ссорились. Спустя полгода после знакомства, в 1993-м, Березовский начал уговаривать меня убить г-на Гусинского. Рассказывал про него страшные вещи. Где-то компрометирующие документы добывал. Лично я Г усинского тогда в глаза не видел. Но я знал, что он хотел со мной встретиться и объясниться. Но после рекомендаций Березовского я избегал встречи. Потом у Березовского появилась новая версия — и врагом стал Юрий Михайлович Лужков. Будто все беды у нас от Лужкова, а Гусинский задумал сделать его президентом. Наконец, Березовский еще две жертвы наметил — очень уж ему не нравились Иосиф Давыдович Кобзон и Лисовский. Он тогда такую хитроумную операцию придумал — как их убрать, — что я даже стал сомневаться: может, Борис Абрамович сумасшедший?
— Но ведь вроде бы все эти люди сейчас дружны между собой? Мне трудно поверить, что Владимир Гусинский, например, забыл подобные козни против себя со стороны Березовского?
— Они уже простили друг друга. Этой зимой, после поездки в Давос, ко мне приходит Березовский и говорит: «Мы с Гусинским задумались — а зачем нам воевать-то? Давайте его пригласим, подружимся, он обещал, что будет за президента». Я оторопел. «Да ты что?! — говорю ему. — Ты мне про Гусинского несколько лет гадости рассказывал, а теперь предлагаешь дружить всем вместе.»
— Грустно признавать, но лично у меня ваш рассказ вызывает пораженческие настроения, — может, и вправду было бы лучше, если бы коммунисты на какое-то время опять к власти пришли?
— Они абсолютно неприемлемы! Это пройденный этап в истории России.
— А вы знакомы с Зюгановым?
— Давно. Когда я работал у Бориса Николаевича один, он в то время жил с Зюгановым в одном подъезде, тот — этажом ниже Бориса Николаевича. И пока я ждал шефа, мимо часто проходил Геннадий Андреевич. Мы с ним всегда болтали. Он в то время тоже не любил Горбачева. А снова мы встретились лишь года три назад, когда поехали в Орел на празднование годовщины победы Курской битвы. Там было торжественное заседание. За несколько минут до начала я посмотрел на президиум, который собрался около сцены, и увидел Зюганова. Все ждали Бориса Николаевича. А президент в это время с Егором Семеновичем Строевым разговаривал. Я захожу к ним в комнату и спрашиваю: «Как же так, Егор Семенович, вы Зюганова в президиум пригласили?!» Строев смутился — не знал, говорит.
Я спрашиваю: «Вы разрешаете мне Зюганова из президиума попросить?» — «Да-да, конечно». Я подхожу к Зюганову. Это была наша первая встреча после разговоров у «парадного» подъезда: «Геннадий Андреевич, прошу, покиньте президиум. В партере есть место, вас проводят. Я не позволю вам подставлять президента». Внутренне я приготовился к скандалу. Но Зюганов глаза опустил и без звука, смирненько переместился в партер. Я поразился. Можно, оказывается, с коммунистами разговаривать, только чуть-чуть пожестче, и сразу понимают.
— Александр Васильевич, скажите, вы антисемит?
— А вы?
— Нет, разумеется.
— Ияне антисемит. У меня среди друзей есть евреи. Гена Хазанов, например, мне часто говорит: «Саша, добавь к своему русскому характеру немного еврейской хитрости».
— Александр Васильевич, у вас есть комплексы?
— От разговора с вами, видимо, появятся новые. А постоянных — три. Они связаны с фигурой, прической и манерой говорить. Но я терпимо отношусь, когда в прессе обсуждают мой нос или форму живота. Все эти анатомические размышления почему-то очень занимают журналистов. Наверное, политику этого не избежать. Меня вдохновляют исторические примеры по этому поводу. Однажды Черчилль принимал ванну, а в это время к нему пожаловал Рузвельт. И они встретились в коридоре. Черчилль появился совершенно раздетым и смутил гостя. Тот даже хотел уйти. А Уинстон жестом его остановил: «Мне нечего скрывать от американского президента».
— Вы много читаете?
— У меня образ жизни в последние несколько лет был такой, что я ложился спать в два часа ночи, а вставал в половине седьмого. В семь тридцать я уже должен был быть на корте.
— Изматывались?
— Изматывался. Но меня спорт спасал. После тренировки — контрастный душ. А если время есть, тоив бассейне плавал. Читал только служебные бумаги и прессу. Физически найти время на чтение было нереально. Я ведь еще домой брал документы для работы. А когда-то мне Тургенев очень нравился. Читал и получал удовольствие.
