Синклер Льюис - Я бывалый газетчик
В один прекрасный день вышеупомянутый Смит, лучезарно сияя, подлетел ко мне, когда я проходил через холл отеля «Браун». И сказал мне Смит:
— У меня есть для вас замечательная история — ну, просто исключительная! Прошлой зимой у нас жила одна старуха из Коннектикута, ужасная брюзга, никак на нее не угодишь, — словом, настоящая Старая Карга. И был здесь мальчишка рассыльный, который уверял, что она страсть как похожа на его мамашу, и он никогда не сердился на нее и весело выполнял все, о чем бы она ни попросила, а по вечерам — заметьте, она никогда не давала ему ни цента! — по вечерам, в свободное время, он читал ей вслух, и все мальчишки издевались над ним и называли его подлизой. Ну, так вот, на днях она умерла там у себя, на Востоке, и оставила этому мальчишке все свое состояние — семьдесят пять тысяч долларов. Каково?
— Как его звали?
— Кого?
— Рассыльного.
— Ах, рассыльного? Вы хотите знать его имя? А нельзя ли?.. Впрочем, ладно, его звали Робертом.
— Фамилия?
— Мм… Джонсон.
— Где он? Я хотел бы задать ему несколько вопросов.
— А он поехал в ее родной город, в штат Коннектикут, поехал за наследством. Восемьдесят пять тысяч!
— Какой город?
— Медфорд.
— Медфорд в Массачусетсе.
— Ах, совершенно верно! Я имел в виду Массачусетс.
— Ладно. Пусть будет двадцать тысяч, и я возьму вашу историю.
— Вы хотите сказать?..
— Двадцать тысяч!
— Идет!
Конечно, моральная сторона этого предприятия выглядит не слишком привлекательно, но в моем пересказе истории Смита для «Бюллетеня» Бобби Джонсон так был внимателен к старшим, так любил чистить зубы и причесываться, так заботился о сбережении электроэнергии и всякой веревочки, что стал образцом для всех юношей на будущие времена. Даже сейчас, почти сорок лет спустя, вы, вероятно, чувствуете его благотворное влияние.
После того как рассказ был опубликован — на этот раз без всяких сокращений, — я встретил в соседнем баре репортера «Кроникл», который горько жаловался: «Смит предлагал мне эту историю раньше, чем вам, но мой редактор не пропустил ее. Это обман, говорил он. Вот, полюбуйтесь, каких тупиц насажали на голову бедным репортерам!»
— Я имел неосторожность объявить, что Бобби Джонсон вернется на этой неделе в Сан-Франциско со своими двадцатью тысячами, чтобы обласкать всех рассыльных и научить их ухаживать за старушками и беречь всякую веревочку. А душещипательным отделом «Бюллетеня» в это время заправляла сама «королева сердцебиений» Бесси Битти,[7] прославившаяся выступлениями по радио. Мой редактор сказал:
— Я поручу Бесси интервьюировать вашего парня. Пустим это в субботу на развороте и дадим фото.
— Лучше пошлите меня, — взмолился я.
— Вас? Тут нужен трогательный, проникнутый человечностью рассказ — это не по вашей части. Вот Бесси-другое дело!
Мое детище, плод моей фантазии! Мой маленький лорд Фаунтлерой,[8] собиратель веревочек, отважный борец с вредоносными сигаретами! Я, я не сумею написать его биографию!
Я не стал объяснять, почему Бобби на этой неделе не вернется домой. Пусть мистер Смит из отеля «Браун» выкручивается как умеет. Сам же я обратился на путь чести и неуклонного следования истине и, как всем известно, шествую этим путем до сих пор, в отличие от многих беллетристов, имена которых я мог бы назвать и в частной обстановке нередко называю.
Несколько месяцев спустя, когда я работал в Ассошиэйтед Пресс — это было после того, как меня прогнали из «Бюллетеня», и как раз перед тем, как меня выгнали из АП, то есть перед провалом № 4, - итак, несколько месяцев спустя мистер Смит показал мне папку с вырезками из газет, посвященными Истории Рассыльного и Старой Карги. И тут я опять совершенно запутался в морально-философских проблемах. Вся эта история просто не вязалась с этическими принципами, которые я почерпнул у Спинозы и Горацио Альджера-младшего.[9] Я написал немало дышащих чистотой картинок, посвященных выставкам цветов, знаменитым приезжим пловцам или случаям из жизни диких лебедей; их никто даже не читал, включая и редактора городского отдела, который просто швырял их в корзину. А вот мерзкую, бессовестную, слезливую болтовню о мифическом сопляке Роберте читали и любовно перечитывали во всем мире, с обязательным упоминанием названия отеля. Просмотрев папку этого проклятого Смита, я увидел, что история рассыльного обошла все американские города (и кое-где удостоилась даже хвалебных передовиц), а кроме того, Париж, Лондон, Берлин, Рим, Пекин, Кандагар.
А меня, автора этого дополненного и еще более мерзопакостного издания «Крошки Тима»,[10] не только прогнали с работы, но уже готовились прогнать вторично. В один прекрасный калифорнийский вечер, сидя за столом ночного редактора Ассошиэйтед Пресс, мой непосредственный начальник — к тому времени тихий, близорукий, добросердечный кабинетный человечек, увлекающийся спиритизмом, а в прошлом известный своей неутомимостью иностранный корреспондент Карл фон Виганд посмотрел на меня сквозь толстые стекла своих очков и буркнул:
— Послушай-ка, шеф собирается выставить тебя завтра утром за то, что ты прозевываешь самые лучшие новости. Лучше опереди его, пока не поздно.
На следующий день я приплелся в кабинет шефа Чарли Клебера и, явно подражая героям английских романов, протянул:
— Дружище, мне не хотелось бы ставить в затруднительное положение твой маленький штат, и без того перегруженный работой, но я просто не могу больше оставаться здесь. Тут у вас такое литературное убожество!
Чарли был виргинцем с мягким выговором и добрыми глазами; ему случалось играть в покер на Аляске, и в Лиме, и в Хельсинки. Я надеялся, что он придет в ярость, теряя такое сокровище, но он задумчиво посмотрел на меня и вздохнул.
— Я бы дорого дал, чтобы узнать, кто это проболтался, что я решил выставить тебя.
Так случилось, что я вернулся на Восток и занял Ответственный Пост в «Волта Ревью» — журнале, посвященном преподаванию в школах для глухих; мои познания в этой области были даже меньше, чем в радиолокации, несмотря на то, что радиолокация тогда еще не была изобретена. Жалованье составляло пятнадцать долларов в неделю; к сожалению, меня не захотели там держать; я был литературным отцом мифа о Непорочном Рассыльном, и это их не устраивало. Не прошло и года, как я вернулся в Нью-Йорк, где поступил редактором в книгоиздательство, и, сами понимаете, в моем возрасте-двадцать пять лет! — мне не пристало получать какие-то жалкие пятнадцать долларов в неделю.
Нет, я получал двенадцать пятьдесят!
Как видите, не имея влиятельных знакомств, единственно благодаря своей деловитости и таланту я преуспевал не только в общественном, но и в финансовом смысле. Менее чем за два года мой оклад поднялся с 35 долл. в «Бюллетене» до 30 долл. в Ассошиэйтед Пресс, потом до 15 долл. в «Волта Ревью» и, наконец, до 12 долл. 50 ц. в солидной и почтенной фирме «Фредерик А. Стокс Компани».
О молодость, о слава!
Я надеюсь, что вы, молодые люди Середины Века, узнав из этой хроники, как энергично пробивались сверстники ваших отцов, поднатужитесь, в свою очередь, и оттесните нас. Но не зарывайтесь, мальчики, не зарывайтесь!
1947
Примечания
1
Профессор Мориарти — персонаж рассказов Конан Дойля, несколько раз совершавший покушения на жизнь Шерлока Холмса.
2
Грили, Гораций (1811–1872) — видный американский радикальный журналист, владелец и издатель газеты «Нью-Йорк трибюн», аболиционист.
3
Джеймс, Генри (1843–1916) — американский писатель и критик, мастер формы, тонкий психолог и стилист.
4
Мейн-стрит — обычное название центральной улицы в маленьких американских городках. Бикон-стрит — одна из главных улиц Бостона; здесь противопоставляется демократизм Джека Лондона аристократической изысканности Генри Джеймса.
5
Золотые ворота — залив, соединяющий бухту Сан-Франциско с Тихим океаном.
6
Питт, Уильям-младший (1759–1806) — английский государственный деятель.
7
Битти, Бесси (1886–1947) — радикальная американская публицистка, начала литературную деятельность в 1904 году в Калифорнии. В 1917 году вместе с Д. Ридом. А. Р. Вильямсом, Л. Брайант была очевидцем Октябрьского восстания в Петрограде, о чем написала в книге «Красное сердце России» (1918). В 1918 и 1921 годах встречалась с В. И. Лениным, в 1921 году вместе с М. И. Калининым была участником агитпоезда «Октябрьская революция», направленного в голодающее Поволжье. В дальнейшем работала радиокомментатором.
