С Рейсер - Некоторые проблемы изучения романа Что делать
Все это звучит явно иронично: Чернышевский подчеркивает, что изменения если и произошли, то лишь в отношении людей высшего класса. Учтем и другое. Действие этой главы отнесено приблизительно к концу 1855 г. (через полгода, в июле 1856 г. произошло "самоубийство" Лопухова). Значит, "лет восемь тому назад" - это конец 1847 г., т. е. начало эпохи "мрачного семилетия".
Около половины августа 1855 г. {Год не указан, но легко определяется в июле следующего, 1856 г. Лопухов симулировал самоубийство.} работницы швейной мастерской вместе с Верой Павловной и Лопуховым отправились в загородную прогулку на Острова (6 главы третьей). С ними поехали "молодой офицер, человек пять университетских и медицинских студентов" (505), в этом же пикнике участвовал и "ригорист", т. е. Рахметов. Во время пикника двое студентов стали изобличать Лопухова в "неконсеквентности, остатках прокислой гегелевщины, модерантизме, консерватизме и - что уже хуже всего - в буржуазности - и что еще хуже самой буржуазности - в скептицизме" (505-506). Один из студентов встал на сторону Лопухова, но офицер и двое других студентов присоединились к нападающим. Спор длился долго: часть отстала, но двое - "его постоянные противники и упорнейшие поклонники" - долго его продолжали. Несколько позднее друзья стали рассуждать об Огюсте Конте: в его системе "видели очень много верного, но слишком много непоследовательной примеси средневековых понятий - тут не было разноречия" (506).
В окончательном тексте это место претерпело изменения. Двое студентов, поклонники Лопухова, и он сам "отыскивали друг в друге неконсеквентности, модерантизм, буржуазность" (143): "прокислая гегелевщина" и "консерватизм" исчезли. Зато у одного студента нашли романтизм, у другого - ригоризм, а у Лопухова - схематистику. Офицер был "уличаем в огюст-коитизме" (143). Несколько позднее роли переменились: в огюст-контизме обвинялся уже Лопухов, а в схематизме - офицер.
Очевидно, что, называя грехи передового деятеля эпохи, Чернышевский воспроизводит политические и философские споры и терминологию эпохи.
Роман был адресован самым широким кругам читателей того времени. Трудно предположить, что автор употреблял бы слова, непонятные этому кругу: очевидно, перед нами распространенные слова эпохи.
"Гегелевщина" - т. е. все то, что восходило к идеалистическому миропониманию 1840-х годов, - надо полагать, не требовала особых пояснений для читателя первой половины 1860-х годов. Как ни велико было значение Гегеля для русской умственной жизни первой половины XIX в., и в частности для самого Чернышевского, {А. И. Володин. Гегель и русская социалистическая мысль XIX века. М., 1973, стр. 204-211.} все же для эпохи революционной ситуации он уже никак не был актуален - употребленный Чернышевским суффикс "-щина", "прокислая гегелевщина" черновика это выразительно подчеркивает. Консерватизм и скептицизм тоже едва ли требовали комментариев - это были ходовые понятия эпохи. Консерватор - это, скажем, Павел Петрович Кирсанов из "Отцов и детей" Тургенева; скептик - человек, не верящий в прогресс и в близкие перемены, а эпоха требовала веры в положительный идеал, без которого борьба становилась бесперспективной, лишенной цели. Так, в популярном в те годы "Философском лексиконе" С. С. Гогоцкого, куда как далекого от материалистического мировоззрения, было сказано, что скептицизм "не имеет прочного положительного значения Значение скептицизма только условное, переходное, возбуждающее вслед за собою новые исследования и потребности положительных убеждений" (т. IV, Киев, 1872, стр. 349).
Но и эти три понятия были из окончательного текста сняты и заменены другими. Некоторые из них не требуют пояснений. Романтик в устах, например, Базарова было едва ли не бранным словом. Схематистика - нечто оторванное от жизни и уже по одному тому неприемлемое. Буржуазность была всем понятна: о ней много было сказано у Герцена в "С того берега" (1850).
Ригоризм, воплощенный в Рахметове, - это было нечто вроде его прозвища, - понятие более сложное. Словари определяют ригоризм как безусловную строгость "в исполнении должного по его убеждению" (Даль). В этом и была для современников привлекательность ригоризма: на фоне Рудиных и Агариных требовательность к себе была положительным качеством. Но в жизни законченный ригоризм вызвал и некоторое небрежение. "Не следует увлекаться педантическим ригоризмом", - писал Писарев в "Цветах невинного юмора"; {Д. И. Писарев. Соч., т. П. М., 1955, стр. 360.} вот эта чрезмерность отождествлялась с педантизмом и могла вызывать неприязненное отношение. Нужна была законченная, величественная в своих конечных целях устремленность Рахметова, чтобы вызвать к ней уважение. Впрочем, ригоризм был обнаружен только у одного студента и подвергался относительно меньшим нападкам, чем другие идейные пороки эпохи.
Сложнее было отношение Чернышевского к Огюсту Конту. Он читал его впервые в 1846 г. Сначала Конт ему понравился, но вскоре он заподозрил, "не вздор ли все это" (I, 197). Впрочем, в статье "Июльская монархия" ("Современник", 1860, ЭЭ 1, 2, 5) Конт назван "одним из гениальнейших людей нашего времени" (VII, 166). А в письме к сыновьям из Вилюйска 27 апреля 1876 г. Конт подвергся решительному осуждению: "Есть другая школа, в которой гадкого нет почти ничего (если не считать глупостей ее основателя, отвергнутых его учениками), но которая очень смешна для меня. Это огюст-контизм" (XIV, 651). Далее следовала суровая критика Конта: в заключение он был назван "запоздалым выродком" "Критики чистого разума" Канта.
Учение Конта пользовалось в России 1840-х/и последующих годов немалой популярностью. В 1860-е годы близкие Конту идеи развивал П. Л. Лавров. Следует учитывать, что при отсутствии научного материализма в середине XIX в. позитивизм оказывал воздействие на радикалов - от В. Н. Майкова и до Писарева; не мог пройти мимо него и Чернышевский. Во всяком случае современники хорошо понимали смысл этих споров и знали их адресата (или адресатов).
Итак, перед нами целый ряд идеологических понятий эпохи. Все эти формулы были чужды и даже враждебны правящему классу, но все же были цензурно приемлемы.
Но первые два слова окончательного текста совсем иного характера. Сложно звучащие, малораспространенные в обиходе неконсеквентность и модерантизм были воскрешенными архаизмами, в качестве своеобразных политических эвфемизмов эпохи намеренно употребленными Чернышевским в контексте других, более невинных терминов.
Модерантизм - политический термин эпохи французской революции. Так монтаньяры называли сначала жирондистов, а потом дантонистов. Вожди модерантизма - Демулен и Дантон - 5 апреля 1794 г. были гильотинированы. Термидорианская реакция и была победой принципов модерантизма, т. е. - в точном русском переводе - умеренности. В качестве особой словарной статьи модерантизм и модерантисты введены в знаменитый "Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка" Н. С. Кириллова (вып. 1, СПб., 1845, стр. 194).
В более позднее время это слово несколько раз было употреблено Чернышевским в Э 9 "Современника" за 1859 г. в обзоре "Политика": "Этих реформаторов, проповедующих вражду против революционеров, назовем хоть модерантистами, по выражению конца XVIII века сословия, участвующие до некоторой степени в просвещении и благосостоянии, - распадаются на три партии: реакционеров, модерантистов и революционеров" (VI, 338 и 339). В следующих строках это слово употреблено еще три раза. Модерантистами названы Кавур и орлеанисты. Одним словом, модерантисты - это для России либералы, постепеновцы. Русский перевод - умеренные - не раз употребит Герцен в работе "С того берега", оно встретится в статье Добролюбова "Из Турина" (1861), но Чернышевский предпочел употребить эвфемизм, точнее говоря - кальку с французского.
Примерно то же самое и с термином консеквентность. Этимологически слово означает последовательность (от франц. consequence). Популярная в свое время книга С. С. Г "Философский словарь, или Краткое объяснение философских и других научных выражений, встречающихся в истории философии" (Киев, 1876, стр. 36) определяет этот термин так: "Консеквентностью называется не вообще последовательность мыслей, но последовательность в выводах и заключениях из каких-нибудь предпосланных начал или положений". В этом же значении слово зарегистрировано и в "Словаре русского языка" Академии наук в 1912 г. (т. IV, вып. 6, стлб. 1862). Слова эти не получили особого распространения в русском языке, но в 1840-х годах встречаются в языке Герцена и Белинского. 22 сентября 1842 г. Герцен записывает в дневник: "Геройство консеквентности, самоотвержение принятия последствий так трудно, что величайшие люди останавливались перед очевидными результатами своих же принципов". {А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. II. М., 1934, стр. 229. - А. Ф. Ефремов ошибается, считая слово новым в эпоху 1860-х годов; см. его статью: Иноязычная лексика в языке Н. Г. Чернышевского и ее обработка. - Уч. зап. Сарат. гос. ун-та, 1948, т. XIX, стр. 118.} В напечатанной в ноябре того же года в "Московских ведомостях" статье "Публичные чтения г. Грановского" снова встречаем: "Мы породнились с Европой, когда феодализм, последовательный и неумолимый в консеквентности, своими ногами стал себе на грудь...". {А. И. Герцен. Собр. соч. в тридцати томах, т. II, стр. 113.} "Во всем нужна консеквентность", - писал Белинский в одной из рецензий 1845 г. {В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. IX. М., 1959, стр. 337.} 6 сентября 1847 г. он же писал В. П. Боткину: "Они люди неконсеквентные". {Там же, т. XII. М., 1956, стр. 323.} Этот философский термин встречается в письмах и материалах, касающихся Б. Н. Чичерина 1850-1860-х гг., и т. д.
