Витаутас Петкявичюс - Корабль дураков
От себя могу добавить, что эти нападки были подстроены специально, поскольку младшему Ландсбергису нужно было как–то прикрыть деяния отца. Никто этого человека не агитировал и не звал в Литву. Как отработавшего разведчика его вернула домой Москва, несмотря на возражения А. Снечкуса и М. Шумаускаса. Еще позднее в Москве была издана книжица о необыкновенных подвигах этого человека — о том, как у него на квартире скрывался легендарный разведчик Юозас Витас (Вайткунас), который некогда на Алитусском мосту послал меткий выстрел в офицера Юозапавичюса. После проверки выходных данных книжки нетрудно было убедиться, что заказчиком ее была всемогущая госбезопасность. .
Потом все перевернулось вверх ногами. Паулаускаса сменил ромас Мисюнас, который на деньги цру издавал журнал «ВаШс forum»и сколотил вокруг себя группу литовских «диссидентов» во главе с Т. Вянцловой И А. Штромасом. Интересно, что советолог Р. Мисюнас был арестован в Москве как американский разведчик, а потом его обменяли на русского. После обретения независимости этот «диссидент» стал послом Литвы в Израиле, хотя наше законодательство строго запрещает работникам спецслужб других государств занимать подобные посты. Все решили старые связи и совместные подвиги «на благо нации».
Но вернемся к «Саюдису». В то время я сам относился к его деятельности с большим скептицизмом: ну выбрали, ну выполню свой долг — и точка… Но мне очень понравилась перспектива работы независимого журналиста — проникновение в сущность только что зародившегося явления и поиск какой–то общей правды. Порой заигрывался, перегибал палку или только для виду скромничал, поэтому некоторые из коллег на меня стали коситься: Вот–де, и этот лезет во власть. Но это всего лишь предположение, сочиненное Витаутасом Бубнисом и другими писателями. Я всегда старался быть в оппозиции любой власти и не только тогда, но и сейчас считаю, что святой долг человека творчества — быть на стороне обиженных.
Когда мне в очередной раз предложили председательствовать, я попробовал отказаться, заявив, что эту обязанность должен выполнять каждый из нас согласно установленной очереди. Предложение приняли, против были только Бронюс Гензялис, Ю. — Буловас и еще несколько человек.
— Ты очень хорошо дирижировал борьбой против добычи нефти в Ниде. С тебя и началось все наше движение.
— Пускай работает молодежь.
— Они только грызутся и никак не могут разобраться, кто из них главнее, — возразил Бронюс. — Кроме того, они запачканы.
— Что ты имеешь в виду?
— Сам знаешь, из какого чистилища человек выходит еще более грязным.
— Правильно, — поддержал и самый старший член нашей группы Буловас. — Если мы — какая–то организация, движение, то пора принять соответствующий документ, положение, представить программу.
Мы образовали рабочую группу для подготовки этих документов. Мне и Озоласу было поручено составление политической программы «Саюдиса», другим достались правовой, экономический, культурный, экологический и иные разделы.
Однажды, сидя у Ромаса дома во время шлифовки уже сделанной работы, я сцепился с ним не на шутку:
— В политическую программу такую бредятину я писать не буду, — заявил я категорически. — Никаких революций, ни поющих, ни свистящих. Довольно, люди от них устали. Все нужно начинать с общечеловеческих, цивилизованных реформ. — В то время я читал П. Столыпина и выучил наизусть азбуку различных реформ, которую впоследствии изложил на совете у М. Горбачева.
Озолас выскочил из–за стола, стал кричать, топать ногами, потом затрясся и упал на пол. Я поднял и уложил его на диван, смочил водой лицо и грудь. Мое первое впечатление было очень странным: Господи, какой он легкий!.Полупустой. Но часы показывали половину второго ночи! Мы перетрудились, поэтому я не вытерпел и разбудил его жену:
— Извиняюсь, — говорю, — не знаю, что делать. Надо немедленно вызвать «скорую».
— Не надо, — спокойно ответила она, — с ним такое случается.
Она принесла какие–то лекарства, специальную воронку, я разжал стиснутые зубы… Лекарство подействовало. Когда Ромас совсем пришел в себя, я попрощался и посоветовал:
— Тебе нельзя напряженно работать, особенно по ночам. Нужно лечиться. Подорвешь здоровье — никакой «Саюдис» тебе не поможет.
— Нет! — категорически возразил он. — Этот вопрос обсуждению не подлежит. Чувствуешь важность момента? Если не мы, то кто? Я поставлю «Саюдис» на ноги. Смотри, Ландсбергис здоровехонек, а я прихворнул. Заключим мужской союз? — протянул мне руку.
— За чужими спинами не привык. — Я кивнул головой и вышел у меня и сейчас не идет из памяти подергивающийся на полу Наполеон — его горящие сумасшедшие глаза и просто демоническое стремление любой ценой превозмочь самого себя, свою слабость и стать непомерно великим… Хотя бы перед самим собой.
Когда улеглось первое впечатление, я подумал, что все это временно, что это неврастения, следствие сложной ситуации, но, оказывается, я ошибался. Когда он в издательстве «Минтис» выпустил карту «Великой Литвы», на которой основательно обкорнал земли всех соседей, а потом, ссылаясь на такой «документ», начал выступать с националистическими речами, я понял: в психике кратковременных кризисов не бывает. Когда впоследствии Ландсбергис, удовлетворяя его не вполне адекватное заявление, принял постановление Верховного Совета о том, что Ромуалдас Озолас — не латыш, а литовец Ажуолас, спорить уже было неудобно — этому великану рощ требуется не микстура, а более эффективное лечение.
Таких людей с неуемной или болезненной фантазией среди нас было больше чем следует. Когда ко мне обратился Юозайтис и изложил свою идею «Северных Афин», мне стало не по себе. Господи, подумал я, еще сами не сбросили с себя крепостное иго, а уже готовы других посадить на барщину. Попытался обратить все в шутку:
— Арвидас, в этом ничего нового. Все это уже было. Северным Иерусалимом (Nord Jerusalaim) Вильнюс уже провозглашали. Но это для евреев, разбросанных по северо–западной части Российской империи. А кого объединит твоя идея? Где за пределами республики Имеются такие, что–то сделавшие, литовские диаспоры? А может быть, хватит изданной Озоласом карты?
— Мы — сердце Европы!
— Хорошо, но почему все наши окраины так быстро русеют, ополячиваются?
— Потому что литовцы не объединены никакой общей идеей. — Так что, снова «от моря до моря»? Огнем и мечом?
— Нет, прогрессом и демократией. Нам нужно только начать.
— Ну ладно, вильнюсцы уловят эту мысль, но кого мы будем учить? А главное — кто у нас будет учиться? Кто и кого будет объединять? Где то величие культуры и деяний, где те наши достижения, к которым следует стремиться другим?
— Ты не веришь в творческие силы нации. Если мы и при рабстве были передовыми, то при свободе добьемся таких высот, что…
— Верю, но послушай, что о нас пишут те, кого ты собираешься воспитывать: литовцы как нация — высоконравственные и угнетенные, а как индивидуумы — угнетатели и жулики. Так, может быть, сначала чего–нибудь добьемся, а потом будем бормотать? Не слишком ли громко сказано — «сердце Европы»? Это токование глухаря против осуществляемой евреями глобализации. Тебе знакома сказка о крепостном, которого хотели поставить королем? Когда его спросили, что он сделает, став монархом, наш афинянин ответил: буду спать на соломе, питаться салом, но уж своих холопов плясать заставлю! Твоим последователям не хватит даже своего сала.
— Эта идея теплится в сердце каждого литовца… — Он вещал только заголовками собственных мыслей.
Может быть, когда–то и теплилась, даже горела, но когда этот тлеющий трут ребятки Ландсбергиса как следует раздули, то за десять лет литовцы окончательно утратили веру в самих себя, превратились в банановую республику и свалку Европы. Вот куда ведет не сдерживаемая житейской практикой болезненная фантазия. По словам У. Черчилля, «когда государством начинают управлять не влезающие в собственную шкуру экспериментаторы, остается только быть твердым, несгибаемым консерватором и спасать старых, знающих свое дело трудоголиков».
Так случилось и с преувеличением самостоятельности «Саюдиса», И со скрытностью его действий. Нами руководили и дирижировали определенные люди из КГБ. Несмотря на все «Декларации единения», «Заявления о верности», каждый из членов Инициативной группы работал только на себя или своих шефов. Внезапно появилась видеозапись, снятая в подвале Дворца пионеров. Агент работал со скрытой камерой. Очень неумело. Иногда картинка пропадала, закрытая полой пиджака, иногда объектив шарил возле ног или поднимался до потолка, но фонограмма оставалась четкой, каждый голос можно было без труда различить.
Вдвоем с Жебрюнасом мы очень быстро вычислили «оператора», однако допросили и нашу хроникершу Пангоните.
— Я не прячусь, — заявила она. — Я профессионал, а это работа плохого любителя. Вспомните, кто во что одевается, какие носит ботинки, и виновники найдутся сами собой.
