Петр Подгородецкий - Русские идут! Заметки путешественника
Город Хо-Ши-Мин, он же Сайгон, хотя и уступает по своему географическому положению и народонаселению крупнейшим городам мира, тем не менее самый крупный во Вьетнаме. Многие здания остались еще от колониальной эпохи и к началу девяностых годов уже стали реставрироваться. Было видно, что инвестиции, в том числе и со стороны крупнейших мировых фирм, присутствуют. Нам с Алесеичем в Сайгоне больше всего понравился отель «Ритц», а точнее крыша этого отеля. В то время как вся группа «челноков», которую на день вывезли в столицу Южного Вьетнама, металась по местным рынкам и магазинам, мы в компании пожилого бельгийца со скромным «Ролексом» на руке наслаждались прохладной водой в бассейне на крыше гостиницы. Тут же, рядом с бассейном, стояла небольшая палаточка, в которой седой вьетнамец торговал алкогольными и безалкогольными напитками. Алексеичу удалось выяснить, что он работал еще при американском присутствии. Алексеич спросил, почему продавца не расстреляли вьетконговцы как коллаборациониста, на что тот, немного подумав, ответил, что тогда пришлось бы расстреливать большинство населения, как это, кстати, сделали в соседней Камбодже.
Отдых в бассейне мы проводили следующим образом: Алексеич медленно проплывал пятнадцать метров, пристраивался у стеночки и, не торопясь, выпивал «полтинник» виски со льдом, поставленный на бортик услужливым официантом. Затем то же самое проделывал и я. Отдохнув минут десять, мы так же медленно плыли в другую сторону, где нас ждали стаканчики ледяного джина с лимончиком. Через несколько часов такого плавания выбраться из бассейна оказывалось уже трудно. Пришлось перейти на минералку. В общем, проплыв изрядную дистанцию и выпив по полулитра виски и джина, мы с моим большим другом чувствовали себя прекрасно.
Понаблюдать за городской жизнью сверху тоже было изрядным удовольствием. Дело в том, что «Ритц» находится на пересечении центральных магистралей Сайгона, причем довольно широких. На них даже стоят светофоры. Так вот, Алексеич увидел сверху следующую картину: по одной улице шел поток мопедов и великов, а на пересечении с ней дожидались зеленого сигнала светофора по полтысячи «Хонд». В их среду каким-то образом затесывалось по одной-две машины. И когда вся эта армада трогалась, это было нечто! Напоминало атаку стаи саранчи на колхозное поле. Затем то же самое происходило на другой дороге. Сейчас, говорят, и машин больше, и уже не старые советские «Жигули» и «Москвичи» бороздят просторы вьетнамских дорог, а различные «японки» и «кореянки». Вьетнамцы, как я уже упоминал, пересели на байки. Великов много только в провинции. А вот традиция по вечерам кататься кругами по городу осталась неизменной. Мы еще тогда выяснили, почему все население вечером выезжает на большую дорогу. Дело в том, что в обычных «некондиционированных» домах находиться в жару просто невозможно. Поэтому жители Сайгона и ездят себе до наступления вечерней прохлады. И так каждый день в жаркое время года. (Самый холодный месяц – январь со средней температурой + 25 по Цельсию.)
Дорога домой заняла у нас те же 24 часа, однако показалась гораздо короче. Хотя бы потому, что мы набрали в сайгонском дьюти фри шесть литровых бутылок виски по 10 долларов, а также две здоровенных банки консервированных ананасов. Кто не закусывал виски ананасами, тот, смею вас заверить, потерял очень много. В общем, мы с Алексеичем быстро вошли в цикл: взлетели, выпили, заснули, приземлились, проснулись, взлетели – и так до самого…
Москва встретила нас обычными для мая двадцатью градусами тепла, что после раскаленного Вьетнама показалось нам холодильником. И мы с моим другом задумались, поехать ли нам в эту бесспорно интересную страну еще раз или нет. Думаем до сих пор…Курица – не птица…
Любой уважающий себя житель царской России тут же дополнил бы эту поговорку традиционным окончанием: «…а Польша – не заграница». Но последние лет девяносто наш (а теперь уже почти и не наш) западный сосед отходил от СССР, а потом и РФ, все дальше и дальше, словно с конца XVIII века Царство Польское и не было составляющей частью Российской Империи. Хотя в начале XVII века поляки сами воспринимали своего восточного соседа лишь как колонию и вместе с несознательными потомками викингов спалили Москву, но благодаря выдающимся личностям в лице Ивана Сусанина, князя Пожарского и гражданина Минина, в конце концов, были изгнаны прочь, прихватив, правда, изрядную долю западных российских земель. Но это так, для общего развития, ибо и в прошлом веке у нас было очень много занятных коллизий, которые до сих пор не дают нам жить как двум добрым соседям, хотя и с общей границей лишь в несколько десятков километров.
Сначала мы отомстили вероломным полякам, которые воспользовались неразберихой после Брестского мира и, как обычно, оттягали у нас часть Украины и Белоруссии. В 1920 году Тухачевский и Буденный даже дошли до Варшавы, положив при этом несколько десятков тысяч «панов», но потом отступили. Затем в 1940 году, обговорив детали с Гитлером, завершили процесс. Украинские и белорусские земли отошли к нам, а остальное – к бесноватому фюреру. При этом мы, естественно, расстреляли большинство офицеров, священников, государственных чиновников, а тех, кого не расстреляли, сослали в Сибирь. Помните замечательный фильм 60-х «Четыре танкиста и собака», снятый по книге Зигмунда Пшимановского? Лояльные Советам поляки, до того почему-то отправленные осваивать таежные просторы, храбро воюют бок о бок с русскими против фашистов. Так вот, сейчас в Польше этот фильм находится под строгим запретом как «антигосударственный» и «антиисторический». Выводы делайте сами. Оказывается, никакого Яна Коса, русской девушки Маруси и польской Лидки, силача Густлика и даже усатого грузина, не говоря уж о собаке Шарике, не было. А если и были, то вели они себя совсем по-другому: если и шли вперед, то лишь потому, что сзади них располагались заградительные отряды НКВД с пулеметами, которые при малейшей попытке отступить безжалостно косили всех подряд. А всяких танкистов-летчиков, воевавших в Войске Польском добровольно, современные поляки считают предателями Родины, сотрудничавшими с захватчиками. И ничего тут не попишешь: захватили мы часть Польши перед войной, а после нее – всю остальную и уподобились тем самым Адольфу. В общем, скажем честно, любить нас полякам особенно не за что. Да и нам всякая там «Солидарность» и гданьские восстания стояли поперек горла и мешали строить социалистический лагерь. Тем более что жили наши польские «братья» несколько свободнее, хотя и ужасающе бедно. Даже анекдот был на эту тему. Приезжает советский руководитель высокого ранга в Варшаву, ходит по улицам. Видит, водка продается свободно, джинсы – тоже, всякие там жвачки, сигареты… А в кино – Джеймс Бонд и даже «битлы»! Ну и на встрече с польскими товарищами начинает их укорять: «Что же вы так народ-то распустили? Битлзы всякие, жвачки с джинсами, а лагерь-то у нас все-таки один – социалистический…» А поляки ему отвечают: «Пшепрошем пана, лагерь-то один, но у нас барак повеселее!»
Вот в этот «веселый барак» и решили выпустить «Машину времени» осенью 1986 года. В это время я в коллективе не работал, но соратники столько рассказывали о «волшебном таинственном путешествии», что не воспользоваться их воспоминаниями было бы просто грешно.
Итак, какого черта «Машине времени» понадобилось в Польше и почему ее туда послали – до сих пор неясно. Тупые чиновники Министерства культуры, по всей видимости, долго чесали репу, пытаясь понять, что представляет из себя фестиваль альтернативной музыки «Морковка-1986». Это сейчас любой пацан знает, что «альтернативщики» – это люди, которые не умеют ни петь, ни играть, ни танцевать, зато, как они сами считают, выражают некую «идею», понятную только им самим, а также родственникам и фанатам-наркоманам. Но приглашение от польской стороны было получено, и выездная комиссия Минкульта решила, что лучше всего с задачей не уронить достоинство отечественной эстрадной музыки, пусть даже и альтернативной, справится именно «Машина времени». Удивительно, но даже Макаревич, который, казалось бы, был весьма осведомлен о музыкальных течениях, не мог себе представить, что же это за «альтернативная музыка такая». Они с Кутиковым долго дискутировали и пришли, наконец, к выводу, что это некое «новое слово» в роке, и главное – нужно было чем-нибудь выпендриться, особенно тем, чего у других нет. А выпендриться чем было! В то время для придания программе пущей концептуальности и более яркого иллюстративного ряда в состав коллектива включили балет. Первый состав этого искрометного шоу состоял из одной «профессионалки» – Наташки Чичеровой по прозвищу Чича, которая до того долго-долго работала в Ансамбле эстрадного танца «Сувенир». С ней пришли еще три симпатичные девочки лет 18–20 от роду: Танька Бехтерева, Ольга Горелова и Надежда Колодько. На сайте «Машины времени» Макаревич почему-то пишет фамилию последней как «Колотько», что в корне неверно. Алексеич, у которого память-то будет получше и который с этой танцовщицей дружил, знает точно. И я ему верю.
Этот состав поработал весну и лето, а потом его заменили на профессионалов и профессионалок из того же «Сувенира». Там, кстати, Сашка Зайцев, игравший в то время на клавишах, и присмотрел себе супругу, став одновременно отцом ребенка афроамериканского происхождения. И никто ему не сказал, как в фильме «Цирк»: «Петрович, у этой женщины черный ребенок, она жила с негром!» А может быть, «полковник» был истинным интернационалистом или ему, время от времени находившемуся под воздействием некоторых препаратов, все было по фигу. В общем, чужая душа – потемки…
