Юрий Жуков - Сталин: операция «Эрмитаж»
Но даже эту скромную деятельность в сентябре пришлось прервать. После сдачи немцам Риги Временное правительство во главе с Керенским считало вполне возможной сдачу и столицы. И поэтому всем четырем художественно-историческим комиссиям поручили упаковать экспонаты Эрмитажа для отправки их в Москву.
…После установления советской власти могло сложиться впечатление, что памятники искусства и старины отныне больше никому не нужны, обречены на гибель, забвение. Ведь претендовавшие на роль выразителей большевистских взглядов поэты громогласно проповедовали откровенно нигилистическое, варварское отношение ко всей мировой культуре.
Так, в начале 1918 года сборники и журналы Пролеткульта десятками тысяч экземпляром тиражировали стихи рабочего поэта Владимира Кириллова:
Мы во власти мятежного, страстного хмеля;
Пусть кричат нам: «Вы палачи красоты».
Во имя нашего Завтра сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.
В газете «Искусство коммуны» – органе отдела изобразительных искусств Комиссариата просвещения Северной области – ему вторил Владимир Маяковский:
Белогвардейца
Найдете – и к стенке.
А Рафаэля забыли?
Забыли Растрелли вы?
Время
Пулям
По стенам музеев тенькать.
Стодюймовками глоток старье расстреливай!
К счастью, все это оказалось лишь эпатажем, сознательным преувеличением для усиления впечатления. Ни Кириллов, ни Маяковский, ни их соратники по Пролеткульту, по футуризму и не собирались уничтожать творение Растрелли – Эрмитаж, сжигать картины старых мастеров, разорять музеи.
Действительность оказалась иной.
Уже 7 ноября (25 октября) 1917 года Петроградский военно-революционный комитет (ПВРК) счел крайне необходимым назначить комиссаров по защите музеев и художественных коллекций, возложив эти обязанности на Бернгарда Давидовича Мандельбаума и Григория Степановича Ятманова. Прежде всего те поспешили обеспечить охрану Русского музея, оказавшегося в зоне возможных боевых действий, а на следующий день, уже вместе с художником А. Н. Бенуа, взяли под свой контроль Зимний дворец, добились вывода из него всех солдат и матросов, помогли Петроградской художественно-исторической комиссии 9 ноября возобновить нормальную работу.
Верещагину и его двоим помощникам пришлось заново оценивать состояние бывшей императорской резиденции и удостовериться в том, что этот уникальный памятник почти не пострадал. Правда, при проверке имущества по описям обнаружились новые утраты: коллекция оружия и монет Александра III, из золотого кубка, подаренного Петру I в Саардаме, вырвали его миниатюрный портрет…
Но могло быть и хуже. Ведь, как справедливо отмечал журнал «Аполлон» в редакционном комментарии, «еще до 25 октября ясно обозначилась неизбежность вооруженных столкновений. Не безумно ли было другой стороне, стоявшей в то время у власти, превратить в крепость драгоценные русские музеи?»[17]
Но как бы то ни было, будущее петроградских музеев и дворцов требовало принятия самых решительных мер. И они последовали незамедлительно. 12 ноября нарком просвещения Луначарский подписал распоряжение, которым Зимний дворец объявлялся государственным музеем, а дальнейшая забота о нем возлагалась на Петроградскую художественно-историческую комиссию и Б. Д. Мандельбаума, назначенного правительственным комиссаром по охране художественных сокровищ дворца.
Неделей позже, 18 ноября, ПВРК уполномочил комиссию Верещагина начать официальный розыск похищенных вещей. Луначарский со своей стороны не только вторично юридически подтвердил существование всех четырех художественно-исторических комиссий, но и поручил им «работу по проверке описей, приемке дворцового и составлению художественно-исторического каталога всех выдающихся и заслуживающих внимания в художественном и историческо-бытовом значении предметов, находящихся в Зимнем дворце и других государственных дворцах Петроградского района, при участии правительственных комиссаров Ятманова, Мандельбаума и Игнатьева»[18].
Между тем Верещагин с помощью выделенных ПВРК специальных нарядов частей гарнизона проводил массовые обыски в антикварных магазинах, ломбардах, лавках старьевщиков, на рынках. Вскоре многое украденное из Зимнего удалось найти. По свидетельству американского журналиста Джона Рида, кое-что было обнаружено в багаже иностранцев, уезжавших из России.
Завершились розыски похищенного только в конце января 1918 года, после ликвидации силами уже ВЧК шайки самозванных «князя и княгини Эболи», которые специализировались на кражах в Зимнем дворце.
Но еще раньше, 30 ноября, отлично понимая ответственность за свои действия, все четыре художественно-исторические комиссии приняли решение объединиться (правда, неофициально) и образовать так называемую Соединенную комиссию под руководством все того же В. А. Верещагина. Она-то и приступила к спасению брошенных на произвол судьбы владельцами художественных коллекций дворцов Шереметевых, Строгановых и других.
10 февраля 1918 года Соединенная комиссия официально объявила о своей опеке над дворцом Шереметева на Фонтанке и направила в него своего комиссара Н. Г. Пиотровского.
Шереметевский дворец являлся не только памятником архитектуры XVIII века, но и хорошо сохранившимся бытовым памятником. Он отражал жизнь одного из самых богатых в России помещичьих родов во второй половине XVIII – первой половине XIX века, хранил память о живших в нем представителях отечественного искусства и науки И. и Н. Аргуновых, О. Кипренском, П. Вяземском. Здесь находился обширный архив рода Шереметевых, редчайшая коллекция русского оружия XVI – XVIII веков. Залы дворца украшали работы кисти Ф. Рокотова, Д. Левицкого, И. и Н. Аргуновых, Пуссена, Рубенса, многих иных известнейших живописцев.
Во второй половине февраля сотрудники Соединенной комиссии начали планомерное изучение дворцов столицы, хранивших художественно-исторические сокровища Мраморного дворца, дворцов великого князя Николая Михайловича, принца Ольденбургского. К счастью, ни летом, ни в дни октябрьских боев и юнкерского мятежа они совершенно не пострадали.
Наиболее уникальные вещи из этих дворцов перевозили в хранилища Зимнего, в Эрмитаж, Русский музей, остальные описывались и под расписку передавались на временное хранение комендантам зданий. Затем пришла очередь и общественных зданий: были осмотрены помещения министерств – иностранных дел, финансов, военного, а также Пажеский корпус, полковые музеи, находившиеся в Петрограде. Все наиболее интересное, ценное из них также перевезли в хранилище Зимнего дворца.
В марте настал черед и для частных собраний. Первой была взята под охрану государства коллекция ведущего специалиста по палеографии профессора Петроградского археологического института, помощника директора Публичной библиотеки, члена-корреспондента Российской академии наук Н. П. Лихачева. За долгие годы он сумел собрать уникальные образцы письменности всех времен и народов – от египетских папирусов и клинописных табличек древнего Междуречья до образцов почерков XIX века, а также водяные знаки бумажных фабрик всех стран Европы за четыре столетия, свыше шестисот русских печатей.
Следующей под охрану перешла коллекция живописи Т. Н. Мятлевой, насчитывающая свыше ста пятидесяти ценнейших холстов. Среди них оказались произведения французского портретного искусства XVIII века, работы таких прославленных мастеров, как Доре, Ван Лоо, Сильвестр, Биго, Даржильери, Панини, Хальс и многих иных.
Затем охранную грамоту выдали на огромный дворец графа Бобринского. Эта чудом уцелевшая чуть ли не в центре столицы, на Галерной, классическая усадьба XVIII века была частично перестроена в 1823 – 1825 годах. Огромные художественные богатства, собранные несколькими поколениями Бобринских, уже через три месяца позволили приступить к созданию историко-бытового отдела Русского музея.
Наконец 11 марта 1918 года по предложению Г. С. Ятманова решено было взять под охрану произведения искусства, находившиеся в ораниенбаумских дворцах – Большом, Петра III, Китайском, Катальной горке.
Этим свои заботы о культурно-историческом наследии Соединенная комиссия не ограничила.
Она направила в Москву послание, выразив в нем озабоченность судьбою таких усадеб, как Кусково, Остафьево, Михайловское, и подготовила заодно список тех, которые следовало взять под охрану: Марьино и Выбити – в Новгородской губернии. Михайловское, Тригорское, Петровское – в Псковской, Полотняный Завод – в Калужской, Отрада, Архангельское, Ярополец, Никольское-Урюпино – в Московской…
Беспокойство комиссии было обоснованным: прошел год, как напуганные начавшейся революцией помещики бежали из усадеб, и все чаще доходили до столицы сведения о разорении и гибели дворянских гнезд. Крестьяне самовольно делили не только помещичью землю, инвентарь, но и имущество, среди которого были старинная мебель, музыкальные инструменты, фамильные портреты. Особая опасность угрожала семейным архивам, не представлявшим, с точки зрения неграмотного крестьянина, никакой ценности.
