Елена Прудникова - 1953. Роковой год советской истории
Ладно, допустим, что за двадцать пять лет он деградировал, разучился обращаться с русским языком. Но Сергей Кремлев приводит один из последних документов Берии, который он даже не написал, а продиктовал стенографистке (что еще труднее, поскольку приходится обходиться без черновика). Вот отрывок из него:
Документ 1.6.
«За последнее время в КБ-11 участились аварии, повторение которых может привести к более тяжелым последствиям.
9 апреля с.г. при производстве измерений на опытном реакторе научным сотрудником была допущена грубейшая ошибка, в результате которой тот реактор вышел из строя.
11 мая с.г. при перевозке специального груза произошла авария, потому, что это дело было поручено работникам, не знающим правил перевозки и не имеющим на это право, а шофер был в нетрезвом виде.
Авария от 9 апреля свидетельствует о том, что контроль за деятельностью лабораторий, выполняющих важнейшие опыты, ослаб и сотрудники безответственно относятся к порученным им работам.
Авария, произошедшая 11 мая, говорит о неудовлетворительном положении с системой допусков на особо режимные объекты КБ-11, несовершенством инструкций о порядке выдачи и транспортировки особо важных грузов и наличием нетерпимой, преступной недисциплинированности среди некоторых работников объекта.
Эти факты говорят о том, что Вы и некоторые другие руководящие работники объекта, недооцениваете еще в полной мере своей ответственности за порученное Вам Государством дело и не всегда помните о том, что малейший недосмотр или неточность в работе персонала объекта могут привести к чрезвычайно серьезным последствиям». И т. д. и т. п…
В этом тексте я выделила жирным шрифтом… не то чтобы ошибки, ошибок здесь нет, но определенную бюрократическую тяжеловесность слога. Если бы письмо после того, как его продиктовали, при перепечатывании редактировалось, эти места бы поправили. Стало быть, оно не редактировалось вовсе - как продиктовано, так и отправлено.
И кто-то хочет нас уверить, что эти два отрывка и тот косноязычный поток сознания, который им предшествует, написаны одной и той же рукой?!
Зачем были нужны «письма из подземелья» - понять нетрудно. Они «доказывали», что Берия после 26 июня был жив. Ну и попутно служили средством обработки партийного общественного мнения - вот, мол, какой трусливый и двуличный гад этот Берия.
А графологическая экспертиза может показывать не только подлинность почерка, но и меру умения тех, кто его подделывал. Кстати, а проводилась ли она вообще?
Ну и чтобы два раза не возиться, давайте проделаем ту же операцию еще с одним документом - так называемыми «письмами Меркулова». Не то чтобы это нужно для раскрытия темы, но данные письма пачкают очень достойного человека, как и Берия, заплатившего жизнью за свою работу и свои убеждения.
Считается, что многолетний заместитель Берии Всеволод Меркулов, еще будучи на свободе - то есть его наверняка не били - написал в адрес ЦК два письма, где рассказывал о том, какой плохой человек был Лаврентий Павлович. Приведем отрывок из одного письма (второе примерно аналогичное по стилю), опубликованного в довольно солидном издании, работавшем с архивами (это надо оговорить особо, поскольку к прочим прелестям жанра добавляются еще и разночтения в разных публикациях данного документа), -сборнике «Неизвестная Россия» издательства «Историческое наследие»:
Документ 1.7. Из «письма Меркулова» в ЦК КПСС
«…Очевидно, именно Берия увидел во мне человека, владеющего пером, умеющего литературно излагать свои мысли, т. е. он увидел во мне то, чего сам был лишен и чего ему никогда недоставало - грамотности.
Должен сказать (сейчас, спустя 30 лет, полагаю, могу это сделать без риска быть обвиненным в самовосхвалении), что в этот период, несмотря на свои 27 лет, я был наивным, очень скромным и очень застенчивым человеком, несколько замкнутым и молчаливым. Речей я не произносил и так и не научился произносить их до сих пор. Язык у меня был словно чем-то скован, и я ничего с ним не мог поделать. Другое дело - перо. С ним я умел обращаться. (По этому опусу не скажешь! - Е.П.)
Не был я также никогда ни подлизой, ни подхалимом или выскочкой, но держал себя всегда скромно и, думаю, с чувством собственного достоинства.
Таким я и предстал перед Берия, когда он меня тогда вызвал. Не надо было быть особо проницательным, чтобы понять все это, и, мне думается, Берия с первого взгляда разгадал мой характер. Он увидел возможность использования моих способностей в своих целях без риска иметь соперника или что-либо в этом роде.
Короче говоря, в конце того же мая месяца 1923 г. я был назначен Берия начальником экономического отдела ЧК Грузии (в то время я работал в ЭКО уполномоченным или старшим уполномоченным, не помню, была ли тогда такая должность).
Вскоре в ЧК Грузии прибыл некий Станский. Его надо было устроить на ответственную работу. Берия вызвал меня и спросил, не буду ли я возражать, если он назначит Станского начальником ЭКО, а меня -его заместителем.
Вынужден здесь снова сказать о себе несколько слов: во мне никогда не было и нет и тени честолюбия (что, может быть, плохо), я никогда не гнался и не гонюсь за должностями, наградами, орденами и пр. Я об этом и т. Сталину писал в 1946 г. Думаю, что знающие меня могут подтвердить эту черту моего характера. Должность, положение никогда не имели для меня значения. Для меня важно было, чтобы характер и содержание самой работы меня удовлетворяли и чтобы она была мне по силам. Поэтому я, конечно, сразу же согласился на предложение Берия.
Я упоминаю об этом незначительном случае, во-первых, для того, чтобы указать, что Берия на этом факте легко мог убедиться с первых дней своего знакомства со мной в отсутствии у меня честолюбия и, во-вторых, для того, чтобы попутно сказать, что Берия в дальнейшем не раз предлагал мне разные должности, более высокие, чем я к тому времени занимал, и я каждый раз отказывался.
Моя искренность в этом вопросе, очевидно, настолько была тогда ясна Берия, что он в более поздние годы даже считал возможным обходить меня, не считаться со мной. Так, например, когда в 1936 г. в связи с 15-летием со дня советизации Грузии орденами и медалями было награждено большое количество работников, Берия не включил меня в их число.
Как-то мы отдыхали в Гаграх, и т. Сталин должен был приехать на обед к Берия. К этому дню в Гагры были вызваны из Тбилиси многие работники. Во время обеда Берия по очереди представлял т. Сталину всех своих работников и о каждом говорил несколько слов, но я был пропущен, хотя на обеде присутствовал.
Тогда Берия, очевидно, не считал нужным этого делать. Но в 1953 г., когда я его упрашивал не выдвигать мою кандидатуру на должность первого заместителя наркома внудел СССР, он не обратил внимания на мои доводы.
Позже, обдумывая этот вопрос, я понял, что мое выдвижение на эту должность было осуществлено им главным образом потому, что в его окружении из чекистов я был единственным русским, которого он хорошо знал».
Что особенно забавно - в 1953 году Берия как раз не выдвигал Меркулова на должность своего первого заместителя. Во-первых, тот уже занимал очень важный министерский пост, во-вторых, незадолго до того перенес инфаркт, и для усугубления состояния только работы в МВД ему и не хватало. А вот сам Меркулов… полстраницы терпения, господа! Теперь прочтем подлинные письма Меркулова, который был не просто «интеллигент», как Берия, - он был литератор, писал пьесы и слог имел соответствующий. Первое письмо предположительно датируется 1928 годом, второе - 1953-м.
Документ 1.8.
«Дорогой Лаврентий!
Здесь у нас распространились слухи о якобы предстоящем твоем уходе из Тифлиса. Я не вдавался в оценку правильности этих слухов, вероятности их и т.д., но в связи с ними у меня к тебе глубокая просьба: не забыть меня. В случае если ты действительно решил уехать из Закавказья, я очень прошу тебя взять меня с собой туда, где ты будешь работать. Город и должность меня не интересуют: я согласен работать где угодно.
Не переоценивая себя, все же полагаю, что, если я приналягу (а это делать при желании я умею), то справлюсь с любой работой, которую ты мне поручишь.
Тебя во всяком случае никогда ни в чем не подведу. Ручаюсь тебе в этом всеми ошибками прошлого, которые лишний раз вспоминать мне очень тяжело.
Надеюсь будешь иметь меня в виду. Это моя самая большая просьба с которой я когда-либо обращался к тебе. Писать много не хочу и не умею, но уверен, ты поймешь и поверишь не всецело.
Крепко жму руку.
Всегда твой Меркулов».
Документ 1.9.
«Дорогой Лаврентий!
Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь. За последнее время я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением, и, думаю, теперь я сумею работать лучше, чем раньше.
