Александр Минкин - Президенты RU
Кандидат в президенты Элла Памфилова идет, «чтобы приободрить женщин». Кандидат Юрий Скуратов – чтобы получить трибуну для поливания грязью семьи Ельцина (ибо Скуратову кажется, что чем больше он выльет грязи на других, тем меньше ее останется на нем самом. Заблуждение.) «Юра»[153] не отмоется никогда. Никогда не станет ни президентом, ни генеральным прокурором человек, чей голый зад показали по ТВ с двумя телками и комментариями Доренко.
Даже Зюганов в теперешней ситуации может рассчитывать только на второе место – по форме почетное, а по существу унизительное. Ибо разве это не унижение – быть для власти удобным спарринг-партнером?
Итак, кремлевская технология по производству президента Путина гениальна и неотразима? Нет.
Есть способ, который позволит чисто, честно, открыто и весело уничтожить «гениальный и мужественный» кремлевский замысел. Способ, который позволит честно, спокойно и обдуманно выбрать президента страны, вместо того чтобы подчиниться чьей-то технологии. Вместо того чтобы согласиться стать пешкой в чужой игре.
Именно невыносимое ощущение, что тебя превратили в пешку, что за тебя и за всех решили, кто будет президентом то ли на четыре, то ли даже на восемь лет; ощущение, что полдюжины хитрецов, пользуясь своим положением и связями, придумали, как уложить под своего ставленника всю страну… Я прямо-таки видел, как они потирают руки и хихикают: «Как мы их всех отымели, а?!»[154]
Способ простой. Надо перенести президентские выборы на полтора года, на осень 2001-го. Все, кажется, согласны, что Путин победит в марте. Ну так и незачем «выбирать». Пусть работает. Он уже президент. Приставка «и.о.» не уменьшает полномочий ни на йоту. Раз уж президенты СНГ выбрали нашего и.о. своим председателем, значит, эти буковки не мешают ему быть первым среди равных.
Он уже президент. Победа его в марте неизбежна. Зачем же выборы? Зачем выбирать президента президентом? Да еще спустя всего лишь три месяца, как он начал работать. Зачем частить?
Ельцин его выбрал 31 декабря 1999-го. Мудро. Вот и пусть поработает, а мы его выберем в 2001-м.
Успокоимся. Увидим работу. Некоторые сетуют, что темная лошадка, – вот и успеем рассмотреть. Испытательный срок в полтора года для такой должности, как Президент Великой России, – вовсе не большой. Он же не готовился. Пусть спокойно постажируется. Пусть у него будет время оценить собственные подвиги.
Одно дело – поднять всем пенсии и зарплату к марту, то есть к выборам. Другое – справиться с инфляцией в октябре. А уж к осени 2001-го мы увидим и результаты экономики, и результаты войны.
Путину же лучше. Сейчас у него психология «гоп-стоп»: налететь, ухватить… А что там из этого выйдет – наплевать, он уже президент на следующие четыре года, а то и на больше. Исполняя обязанности президента, он вместо того чтобы управлять страной, управляет своей пиаровской кампанией (да и он ли управляет – вопрос).
Близкие выборы толкают Путина на популистские, безответственные ходы. А вот если выборы будут в 2001-м, то надо срочно проявлять не прыть, а государственную мудрость. Надо добиться реального подъема экономики, реального роста благосостояния и безопасности людей. За полтора года и преступность можно прижать, если захотеть.
Да мы его с криками «Ура!» внесем в Кремль, если у него хоть немного получится.
А если не получится, если война обернется катастрофой, а добавки и надбавки – инфляцией, нищетой[155] и всё тем же надоевшим за десять лет враньем, – не прогневайся. Значит, ты не мудрый правитель, а жулик, очередной строитель Нью-Васюков. (Остап Бендер выиграл в Васюках деньги, хотя проиграл все партии. А потому выиграл, что внезапно сократил время своего пребывания в роли шахматного лидера.)
Единственное препятствие для этого плана – Конституция. Но не человек для субботы, а суббота для человека. Не Россия для Конституции, а Конституция для России.
Представьте, Государственная Дума решит перенести, Совет Федерации утвердит, и – все. Если можно вести незаконную войну, почему нельзя законно передвинуть выборы?
Мы видим, как дергаются от нетерпения технологи. Им хочется, чтобы выборы были вчера. Два оставшихся месяца кажутся им непомерно долгим сроком. Опасным сроком. Вдруг что-то случится, вдруг в Чечне… Вдруг общество перестанет одобрять, и придется снова взрывать жилые дома для того, чтобы страх (жуткий страх человека, что уснешь в своей квартире и не проснешься, страх за родных, за детей) опять оправдал любые военные неудачи, любые потери…
Черномырдин, Кириенко, Примаков, Степашин… Чем Путин так от них отличился? За счет чего он со своим рейтингом обскакал всех предшественников и конкурентов? Только за счет войны. Ни на чем больше рейтинг Путина не основан.
Почти каждый день в репортажах из Чечни мы видим по телевизору очень важную деталь, но, кажется, не замечаем. Или не хотим ее замечать. То один, то другой солдат проговаривается: «Должны кончить к выборам, но вряд ли успеем». Это значит, бесчеловечная кровавая манера «взять город к празднику» по-прежнему действует. Действует, несмотря на слова и.о.: «Сроков нет, всё решают военные исходя из обстоятельств».
Из военных обстоятельств, Владимир Владимирович? Или – из политических?
Дальше – тишина[156]
23 марта 2000, «МК»
– Разговорчики в строю!
Угрожающий окрик ефрейтора– Ничего изменить нельзя! – это говорят все. Те, кто за Путина, – с удовлетворением. Те, кто против, – с горечью.
Говоря «ничего», имеют в виду только одно: результат выборов. И значит, в представлении людей, это «одно» определит все. Все дальнейшее.
Не навсегда, конечно. Но на долгие годы.
Сколь долгие? Кто ж это знает. Большевики продержались семьдесят лет, а Третий рейх – всего двенадцать. Но мало никому не показалось.
В конце недели Россия пройдет историческую развилку. 26 марта сами выберем судьбу.
Уже ученые, битые, тертые – выберем помесь КГБ с Гайдаром якобы в надежде, что эта помесь нам чего-то такое насчет всеобщего счастья и светлого будущего.
Назначенного победителя (сделанного технологами) большинство уже путает с предназначенным (дарованным свыше).
Ничего райского он вроде бы и не обещал. Но если люди идут на выборы, значит, надеются.
Да если бы и обещал, даже если бы поклялся… «Как не нарушить клятву ради трона?! Чтоб день царить, я сотни их нарушу!» – говорит у Шекспира циничный Ричард III.
Ничего изменить нельзя, правда. Развилка уже пройдена. Курьерский летит на всех парах… вдруг в трехстах метрах – пропасть. Машинист может хоть повеситься на стоп-кране – все равно тормозной путь полтора километра. Остаток недели пройдем по инерции. В воскресенье правильно проголосуем, потом ВЦИК еще более правильно посчитает…
Цель этих заметок поэтому скромная: изменить не судьбу родины, а всего лишь незначительные детали в личной жизни некоторых читателей.
Когда после очередной Эпохи наступал краткий период разоблачений, дети начинали мучить родителей вопросом:
– Как же вы могли?!
После стальных сталинских лет родители отвечали:
– Сынок, мы же не знали!
После гнилых брежневско-черненковских:
– Пойми, от нас ничего не зависело!
Уважения такие ответы не прибавляли. Жить тридцать лет при Сталине и «не знать» – сильно надо было зажмуриться. Жить двадцать лет при Брежневе – и ежедневно притворяться, что веришь…
Но у тех родителей все же было оправдание. Сталина им назначил больной Ленин, Брежнева над ними поставили члены Политбюро. Никто не предлагал даже возможности выбрать. А сейчас – сами возведем на трон. (Похоже на анекдот хрущевских времен. Де Голль и Кеннеди безуспешно стараются накормить кота горчицей. Все в крови, жутко исцарапанные, сдаются. А Никита взял за шкирку, мазнул горчицей причинное место; кот вылизывает, дико мяукая, а Хрущев гордо говорит: «У нас все так: добровольно и с песнями!»)
…У тех, кто читает в газетах такие заметки, уже не будет возможности говорить «Сынок, мы не знали… а что мы могли?..» Знали. И могли.
В 1991 году мы были лучше. Мы были умнее, честнее, чище. Цинизма в обществе было в миллион раз меньше, чем сейчас. И грязи было в миллион раз меньше.
Скажи тогда кто-нибудь, что следующим президентом Демократической Свободной России станет гэбэшник, – посмотрели бы как на идиота. Никто бы даже не засмеялся.
В 1991-м и Собчак, и Чубайс, и Ельцин, и все, кто потом двигал и делал Путина, на такое предположение ответили бы: «Этого не может быть».
Что же случилось? Почему в 1991-м – «не может быть», а в 1999-м – «лучше не придумаешь»?
Это не Путин изменился. Это изменилось общество. В нем произошло моральное изменение, а лучше сказать – моральная измена. Не разграбление страны, а разграбление души – вот главный результат деятельности тех, кто рулил. Перечислять ли имена?
