Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6398 ( № 51 2012)
- Почему же так? - спросил я сам у себя.
Какой простой вопрос - всего лишь одно незамысловатое слово. Всего-навсего - "почему?". Рискнёт ли кто-нибудь ответить? Хотя бы - попробовать дать ответ?
Автобус ненадолго почти утонул в казавшемся бесконечным туннеле. Но туннель, к счастью, закончился, и автобус поймал свет, как утопающий - воздух или соломинку.
Добравшись до перепутья, он нетерпеливо поигрывая мускулами хорошо накачанных колёс, уступил дорогу ночному, запыхавшемуся товарному поезду.
Больше всего на свете захотелось возразить, даже блокнот сам собой закрылся.
- Спор, - заметила она, - бессмыслен так же, как попытка доказать свою правоту.
- Но ведь в споре, - всё же попробовал я возразить, - рождается истина.
- Как человек рожавший, - расхохоталась она, - утверждаю: роды проходят иначе и дают принципиально другой результат. Она хохотала даже не глазами, а ресницами.
За автобусным окном улетало от нас поле, одно-единственное в своём роде, усеянное ягодами, словно лицо - веснушками. В ягоды превращались все цветочки, когда-то пообещавшие это и теперь выполняющие обещание. И все вместе - радостно переливались всеми цветами радуги через край, за горизонт. Разве что малиновые тихо позванивали.
Водитель хорошо знал своё дело. Автобус летел, свободно и легкомысленно, иногда останавливаясь и распахивая двери...
Словно увесистые оплеухи в неподставленную щёку, что-то развесистое, набухшее от вчерашнего дождя, стараясь, наверно, забрызгать блокнотные страницы, заколотило в автобусное окно, которое она мне заботливо прикрыла.
А ей - вдруг нужно было взять и уйти, оставив меня на сиденье у окошка, а мне - безнадёжно простой вопрос, на который, кажется, нет достойного ответа... Или есть, но она так же заботливо забрала его с собой, надеясь, что он перестанет досаждать мне, не будет больше пялиться на меня с каждой страницы блокнота?
Становилось поздно.
- Наверно, я могла бы ответить, но поздно уже... Поживёшь - увидишь. А пока - раскрой блокнот, так же, как открыл глаза. Открой его и прислушайся. Я знаю и буду знать: сейчас ты пытаешься услышать первую фразу. И последнюю: последняя тебе всегда даётся труднее остальных. Зато ведь даётся. Возможно - поэтому?
Я покачал головой, подчиняясь:
- Немного боязно. Снова открыл его и снова - боюсь утонуть в словах... Утонуть будет стыдно. Мне - за себя, тебе - за меня...
Она вздохнула - наверно, так, как когда я никак не успокаивался. Или как потом, когда успокоиться - снова по моей, только сейчас понятой вине - не удавалось ей.
- Мне кажется... - она не сомневалась, но не хотела навязывать свою уверенность, - мне кажется, что в словах утонет только тот, у кого в них, в этих словах, нет спасительного слова. Между словом и словами не существует ничего общего, даже внешне...
Она подумала:
- Пора выходить, ещё нужно успеть на поезд... Но если ты боишься стыда, мне за тебя не стыдно и стыдно не будет. Самый ужасный позор - тот, которого не осознаёшь: в нём невозможно раскаяться.
За автобусным окном яблоко смешно и беспечно упало недалеко от яблони.
- Знаешь, - сказал я. - Мне не удаётся раскаяться уже так давно...
Вокруг - по обе стороны автобусного окна - безнадёжно и безответно пахло июлем и кожаными автобусными сиденьями.
Ими почему-то больше не пахнет. Кто рискнёт ответить - почему?
- Такое уж покаяние, - шепнула она мне на ухо, вставая со своего сиденья в автобусном проходе.
Мне так хотелось это услышать... Обязательно - от неё. И чтобы прозвучало именно так - не успокаивающе, а твёрдо, даже настойчиво.
- Кто выходит? - спросил водитель.
Ему не ответили, выходили молча, не планируя заранее. Стало поздно, вот и выходили. Поспешно, неторопливо, насвистывая, кряхтя, в тесных шелках долгов. Не успев ответить. Иногда - даже спросить.
Я остался сидеть рядом с загодя занятым окошком, место рядом теперь пустовало...
У меня был - и остался со мной - такой важный вопрос. Был и остался - безответные вопросы всегда остаются.
Но она ушла, совсем не вовремя.
Впрочем, когда было бы вовремя? Может быть, ответит водитель? Может быть, для него этот вопрос окажется не слишком простым?
Но нет - водитель занят дорогой. Улыбнулся в зеркальце - теперь уже не нам, а мне, - и снова смотрит вперёд. Что он там видит?
Кому же сказать, что мой вопрос - проще не бывает? Вот он, в моём блокноте: на каждой странице, в каждой строчке. В каждом слове, среди которых, надеюсь и боюсь поверить, есть, не затерялось то самое... Как человек, не затерявшийся в толпе. Если в толпе, сказала бы она, можно не затеряться.
Мой вопрос крутится на языке, вертится белкой в колесе.
Боюсь задать его вслух. Не уверен, что кто-то рискнёт ответить. Не уверен, что на мой вопрос, такой для меня, оказывается, сложный, не наложено проклятие простого.
Проще моего вопроса нет ничего, правда?
Она молчит...
Двери автобуса открылись, выпуская одних и впуская других.
Она молчит... Значит, мне теперь вряд ли кто-нибудь ответит.
