Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита
Местное самоуправление по устоявшейся примиренческой традиции и есть тот третий путь между избыточным индивидуализмом, с одной стороны, и исходящей извне формальной властью – с другой. Эта сила не в физическом понимании, когда одно крупное тело осуществляет давление на тело меньшего объема. Это сила скорее биологического характера, когда все члены экосистемы осуществляют едва заметный контроль над всеми в интересах процветания всей системы.
Именно такого рода давление душило старую богему. Именно оно заставляло их бежать из маленьких городков в безликую свободу большого города. Сегодня же большинство бобо ценят сообщество и контроль выше раскрепощения и свободы. Бобо стали консерваторами.
Консерваторы в джинсах
Когда я называю представителей образованного класса консерваторами, я употребляю это слово не в республиканском понимании, подразумевающем четкую позицию по снижению налогов, ограничению роли правительства и повышению оборонного бюджета (хотя многие бобо, безусловно, ее и поддерживают). Я имею в виду то старое понимание консерватизма, которое описывает скорее темперамент, характер, нежели идеологию, и в этом значении объединяет большинство бобо.
Эдмунд Берк называл современных ему крупных собственников «балластом на судне государства». В некотором смысле это верно и для сегодняшних собственников из верхушки среднего класса. Сегодняшние бобо стремятся сохранить созданный ими мир, в котором буржуазия примирилась с богемой. Поэтому они высоко ценят цивилизованность и ненавидят любые проявления страстной приверженности, которые только мутят воду. Они хотят сохранить простые вещи, выдержавшие испытание временем. Они вовсе не прочь восстановить благородные авторитеты. Религию они признают важнейшим институтом, если она подается в духе умеренности, без излишнего пыла и пафоса. Они очень любят хорошие манеры, местные обычаи и традиции. Они также ценят то, что Берк называл «маленькой пожарной командой», местные установления и организации, которые определяют облик своего района, своего города. Продвижению радикальных перемен они предпочитают восстановление порядка.
Британский консерватор XIX века Уолтер Баджет писал: «Чрезвычайно важно, чтобы среди наиболее состоятельных и благополучных граждан было достаточное количество тех, кто смолоду приучен к трезвости и сдержанности». Сегодняшние бобо в полной мере привержены этим добродетелям, пусть даже их представления о трезвости и сдержанности ближе к рекомендациям Американской медицинской ассоциации, нежели к суровой викторианской морали.
Консерваторы по духу бобо почти всегда отказываются от грандиозных рационализаторских проектов, понимая, что мир слишком сложноустроенная штука, чтобы его можно было улучшить с помощью чьих-то умопостроений. При том что их превосходство зиждется, прежде всего, на образовании, к силе научного знания они относятся без придыхания. Напротив, бобо обладают обостренным пониманием того, как мало знают о мире даже лучшие умы и как сложна реальность по сравнению с нашими о ней представлениями. Благодаря таким событиям, как война во Вьетнаме, им известно, что решение, принятое технократами без учета всего разнообразия местных контекстов, может привести к чудовищным последствиям. Благодаря краху плановых экономик Восточной Европы им известно, что эффективное управление сложной системой должно быть децентрализовано. Иными словами, они весьма сдержанны в оценке своих познавательных способностей, чего от них и ждали консерваторы типа Берка и Оукшота.
Они предпочтут сохранить несовершенные институты, которые тем не менее доказали свою, пусть ограниченную, дееспособность, нежели увлекутся непроверенным визионерством. Из истории им известно, что за революцией всегда следует реакция и что постепенное реформирование – лучший способ социальных преобразований. Многие бобо из кожи вон лезут, лишь бы их только консерваторами не назвали, однако патлатые парни в конопляных штанах чаще всего самые охранители и есть. В Беркли и Берлингтоне можно воочию убедиться, как непосредственно из либеральных устремлений рождается такого рода консерватизм.
Достижения бобо
Во многом благодаря влиянию бобо-истеблишмента мы живем в сравнительно стабильную эпоху. Политические партии, по крайней мере их руководство, взяли курс на центризм. Впервые с 1950-х годов можно сказать, что между партиями нет глобальных идеологических разногласий. Старая шутка о том, что основная конкуренция в президентской гонке разворачивается между Траляля или Труляля, снова становится актуальной.
Университетские кампусы давно не озаряются пламенем борьбы и яростных протестов. Интеллектуальная жизнь по-прежне му разнообразна, но говорить о злободневности левого или правого радикализма не приходится. Страсти поутихли. В Вашингтоне стало скучновато. (Поверьте, я сам там живу.) За последние 30 лет общество пережило драматические преобразования. Стране совсем не повредит немного спокойной жизни, чтобы успели сформироваться и окрепнуть новые общественные нормы и окончательно утвердился новый бобо-консенсус.
Пока все идет по плану. Многие язвы общества, распространявшиеся со скоростью эпидемии в 1960-е и 1970-е, стали понемногу рассасываться. Снизился уровень преступности, стало меньше разводов, абортов, кокаина на улицах, подросткового пьянства и беспорядочных связей. В то же время национальная экономика, которая существует не в отрыве от национальной культуры, бьет рекорд за рекордом.
Вклад, который внесли бобо в развитие своей страны, достаточный повод для гордости. Где бы они ни обосновались, жить становится веселее (для тех, кто может себе это позволить). Улучшается ассортимент магазинов, несравнимо лучше становится еда в ресторанах и продуктовых лавках. По районам рассыпаны места для отдыха и встреч. Жилье становится менее формальным и более комфортабельным. Более того, бобо удивительным образом повлияли на американский капитализм. Бизнесмены из бобо создали корпоративный стиль, настроенный под информационную эпоху, с упором на творческую активность, горизонтальную иерархию, гибкость и свободу выражения. Ни с чем не сравнимый успех, которого американские информационные технологии достигли за последнее десятилетие, оспаривать бессмысленно.
В конечном счете интеллектуальная жизнь тоже стала богаче. Конечно, накал интеллектуальных споров поугас. Немногие теперь живут идеями, как когда-то авторы Partisan Review. Но тот утонченный и изысканный мир замыкался сам на себя, даже несмот ря на то что его обитатели боролись за права рабочего класса. Они были оторваны от политических и общественных реалий. Сегодняшние интеллектуалы-карьеристы обеими ногами стоят в мире пенсионных накопительных планов и социальной мобильности, и поэтому у них больше непосредственного опыта той жизни, которой живет большинство их соотечественников. Сегодняшние интеллектуалы куда обстоятельнее, куда менее склонны к полубезумным идеям, нежели интеллектуалы прошлого, которые увлекались марксистскими утопиями и идеализировали революционеров типа Че Гевары. В конечном счете вменяемый и практичный интеллектуал, пожалуй, даже лучше глубокомысленного, но вдохновенного деструктивными идеями.
Разнообразнее стал и отдых. И пусть экологические туры в джунгли или блуждания меритократов по деревушкам Тосканы неизменно собирают хороший урожай насмешек, само побуждение к поиску духоподъемных впечатлений вполне достойно восхищения. Кроме того, бобо умудрились найти здоровый баланс между беспечной сексуальностью и чопорным пуританизмом. Они приручили многие чувственные удовольствия, и теперь ими можно наслаждаться, не слишком угрожая общественному порядку. И это тоже вполне себе достижение.
Вспомнив пройденный нами материал о нравах и манерах бобо, можно сказать, что среди них есть и смехотворные, и прекраснодушные, но есть и просто замечательные. Бобо начали создавать нравственные и поведенческие стандарты для нормального функционирования в новом столетии. И жизнь в бобо-мире легка и приятна.
Век благодушия
Не хочется заканчивать книгу панегириком бобо. Духовная жизнь бобо вялая и невзыскательная. (Действительно, несложно представить, что следующие поколения, устав от наших консенсусов, прагматичной амбивалентности и половинчатости, устремятся к очищающей чистоте жанра, и нашему материализму предпочтут духовный пыл, а нашей талой морали – ортодоксальный пуризм.)
Более того, достигнутое нами сравнительное спокойствие, к которому, учитывая возможные альтернативы, не стоит относиться с пренебрежением, может привести к застою. Продвигая политиков компилятивно-центристского толка и предпочитая поместную утилитарность обсуждению серьезных идеологических и общенациональных вопросов, мы рискуем утратить связь с высокими устремлениями, всегда выделявшими Америку среди других стран.
