Юлия Идлис - Рунет. Сотворенные кумиры
Для этих постов у Лебедева есть специальный тег: «лузер». Если читать записи в блоге tema под тегом «лузер» подряд, складывается ощущение, что читаешь какую-то помесь Хармса с Зощенко или, на худой конец, журнал «Крокодил». Фактически это захватывающий авантюрно-юмористический роман, состоящий из серии новелл, объединенных героем-рассказчиком. Некоторые из этих новелл представляют собой эксперименты с новым для такого жанра форматом блога: tema доводит очередную историю до кульминации — и на этом заканчивает пост, оставляя читателей и комментаторов самостоятельно додумывать и дописывать варианты дальнейшего развития событий.
ОкноВ ноябре я читал лекцию в Вильнюсе. Машину решил оставить в Шереметьево. Перед самым аэропортом я открыл окно пошире, и в этот момент стекло провалилось в дверь. Причем, провалилось не просто наполовину (в таком случае еще можно руками его вернуть на место), а просто упало на дно двери, мимо подъемного механизма.
Не полететь на лекцию я не могу, до вылета остается полтора часа, вернуться в центр я не успею, а оставлять машину с открытым окном даже на платной стоянке не стоит, тем более в тот день как раз пошел первый снег.
Из журнала tema, 25 декабря 2006
Под такими постами, естественно, вдвое больше комментариев, чем под остальными. Формат блога стирает грань между читателем и писателем, фактически снимая у человека «страх чистого листа», который еще иногда называют «писательским блоком»: комментарии — это просто зафиксированная на письме читательская реакция, непосредственная или уже отрефлексированная. Обычно — в традиционных литературных текстах — эта реакция остается как бы за кадром: читатель может думать себе все что угодно, до тех пор пока не станет писателем и не напишет сам, например, роман-продолжение или фанфик по мотивам прочитанного. В историях же про «лузера» из блога tema читательская реакция изначально встроена в композицию текста: именно ею, то есть сотнями комментариев с вариантами «продали машину прямо на стоянке парковщику» и «заклеить окно скотчем и запечатать магическим словом “хуй”», текст продолжается и заканчивается.
В новеллах про «лузера», кроме главного героя — самого лузера — есть и другие сквозные персонажи. Это стиральная машина, в которой три дня киснет белье, поскольку барабан после стирки остановился с водой (за эти три дня с Тёмой успевает произойти еще масса всяких казусов, в том числе и с участием этой самой машины). Это очки, которые падают в унитаз или которые ветром сдувает в пропасть. Моим личным фаворитом остается птица — или, вернее, две разные птицы. Одна из них — личный фаворит и самого Тёмы Лебедева.
ОмлетНикогда не забуду, как птица насрала прямо мне в омлет, пока я ходил налить молока.
Из журнала tema, 1 мая 2007
ПтицаПервое место в рейтинге случившийся со мной хуйни по-прежнему держит несчастная птица, попавшая в кухонную вытяжку с обратной стороны — то есть с улицы. Ценой своей жизни (два дня подавала сигналы) она доказала, что вытяжка действительно вытягивает воздух за пределы дома.
Мотор у вытяжки оказался неразборным и несъемным. На третий день птица отдала богу душу и принялась активно разлагаться.
Из журнала tema, 26 октября 2007
— Это все реальные истории?
— Абсолютно.
— И до сих пор у вас в жизни все так?
— Конечно.
— А почему вы перестали их публиковать?
— Ну, повторяющиеся истории нет смысла писать, — пожимает плечами Лебедев. — Есть некоторые очень смешные, но я вообще не могу написать их.
— Почему?
— Просто они непубличного характера, — отвечает он, и я впервые задумываюсь о том, что у блогера tema вообще может быть что-либо не публичного характера. А ведь и правда — живой же человек, что-то пишет, что-то скрывает. Как все мы.
— Вы дневник ведете полностью в открытом доступе?
- Да.
— То есть у вас нет подзамочных записей?
— А у меня некому читать подзамочные записи.
— Ну, у вас же есть 16 человек френдов.
— Но мне нечего им сказать.
— То есть для вас это все же не дневник в чистом виде? Это все не совсем про вас?
— Если раньше это можно было с натяжкой назвать дневником хотя бы на словах, то сейчас это, конечно, блог. То есть вот, я пишу какие-то записи с какой-то периодичностью, и их комментируют.
Про Артемия «tema» Лебедева — одного из самых активных и много пишущих блогеров, про блогера, который сделал написание постов исключительно о себе и «из себя» своей идеологической позицией, — на самом деле известно довольно мало. Вернее — и в этом заключается эффект популярного блога — много, но не того.
Скажем, более 40 тысяч интернет-пользователей могут с определенной долей уверенности говорить, что видели трусы Артемия Лебедева. Их фотография на ручке окна в гостиничном номере появилась в посте «Советы путешественнику» от 10 января 2009 года вместе со следующим текстом: «Иногда трусы полностью промокают (в данном случае — в результате турпрограммы, включающей проплыв лодки под водопадом Игуасу, в результате чего сухих не остается). В номере кондей, с ним нихуя не насушишься. На улице +35, самое оно. Надо открыть окно, повесить труселя на ручку. Остается одно «но» — как сделать так, чтобы ветер их не сдул? Надо прижать сверху гостиничным стаканом». При этом мало кто из этих 40 тысяч может сказать, женат Лебедев или нет, как он проводит время, когда не работает и не пишет в ЖЖ, и есть ли у него такое время, есть ли у него дети, с кем он дружит и что в действительности думает, например о родине, политике и сексе. Все это — в отличие от трусов и сисек — сфера непубличного.
У прочих популярных блогеров публичным и непубличным может быть что-то совершенно другое. Каждый из них, становясь известным в сети, заново определяет для себя границы этих понятий. В сущности, о каждом из них мы знаем только публичные вещи — то, что они сами нам о себе рассказывают, то, из чего складывается образ этого конкретного блогера, а не человеческая личность. Просто этот образ разные люди предпочитают лепить из разного материала — может быть, из того, что не жалко. А может — и это более вероятно — из того, что вызывает у пишущего чувство умиления от собственной жизни. То есть из самого что ни есть личного.
Весной 1992 года лучший друг повел меня в гости к своей знакомой паре.
Лиза была скульптором, Артем — дизайнером.
Двухэтажная мастерская на Арбате, скульптуры по углам, фотопроявочная в коридоре, чайное застолье и аэрограф произвели на меня огромное впечатление. Я в это время готовил дембельский альбом с фотографиями одноклассников и газетными заголовками в качестве повествовательной части. Поэтому я выпросил разрешение прийти еще раз, чтобы украсить альбом аэрографией.
Творческая атмосфера хороша тем, что она сама по себе является сытной пищей. В творческой атмосфере можно промолчать неделю и не поглупеть.
Мы подружились с Артемом. Ходили на фотосессии по Москве, печатали фотографии по ночам, вырезали из летрасетов буквы, чтобы потом их переснимать. Я тогда уже четыре года сидел за Макинтошем, но у меня был малопригодный для взрослых дизайнов матричный принтер. Меня тянуло к пиксельной графике, но я не знал, что с этой тягой делать.
Собственно, в мастерской я и определился с профессией. Всем родственникам и знакомым сообщил, что я теперь дизайнер. Артем был моим первым учителем и наставником, хотя его методы работы мне категорически не нравились — он тупо пиздил идеи из западных журналов. Открывал какую-нибудь понравившуюся рекламу и фигарил аэрографом как с натуры.
Все равно никто не найдет исходника. В оправдание Артема можно сказать, что 99 % художников-оформителей в СССР делали так же, совершенно не переживая ни секунды. Крут был тот, кто хоть как-то умел пиздить западные дизайны. Мне повезло с тем, что я ни одного дня в жизни не испытывал творческого кризиса, а любую композицию или идею придумываю на лету.
Летом 1992 года позвонила Лиза и сказала, что они с Артемом разводятся.
И предложила забрать его к себе, тем более что у меня есть свободная комната. Артем переехал.
У Артема был приятель — тоже Артем. Раньше такого количества Артемов на квадратный метр не встречалось — в школе, например, меня все звали Артемом, и тетрадки я всегда подписывал «Артем Лебедев». Поэтому было решено поделить именное пространство. Я стал Тёмой или Артемием (как в паспорте), Артем стал Артемом, а второй Артем — Крысой.
Еще у Артема был другой приятель — харизматичный татарин Тимур. Тимур сидел на задворках гостиницы «Центральная» в помещении какого-то бывшего овощного склада. Тимур где-то нашел банк под названием «Эра», которому нужен был логотип. Банк платил какие-то нереально большие по тем временам деньги — почти 50 тысяч долларов. Можно было несколько квартир купить в Москве.
