Анна Гейфман - Революционный террор в России, 1894— 1917
На окраинах, как, например, в Латвии, сотрудничество социал-демократических боевиков, независимо от их партийной принадлежности, было еще более тесным. Всемогущий и вездесущий Федеральный комитет Риги, состоявший из большевиков, меньшевиков, бундовцев и латышских социал-демократов, санкционировал многочисленные террористические акты, в том числе уничтожение городовых и мелких чиновников, объявленных местными радикалами членами монархической «черной сот-ни»(44). Одним из наиболее крупных достижений этого комитета был дерзкий налет на центральную городскую тюрьму 7 сентября 1905 года, во время которого был освобожден Мартин Лацис (Крюгер), известный активист латышской социал-демократической организации(45). Члены Федерального комитета, многие из которых ранее были замешаны в нападениях на казенные винные магазины, стали заниматься экспроприациями, наиболее распространенной формой которых была конфискация ружей из частных оружейных магазинов(46). После октября 1905 года в нескольких городах Прибалтики были созданы отделения Федерального комитета. Следуя примеру центральной рижской организации, местные социал-демократы занимались террористической деятельностью как члены межфракционных боевых бригад (47).
И наконец, за пределами Российской Империи среди всех социал-демократов с террористическими наклонностями наблюдалась та же тенденция. Уже в 1905 году в Западной Европе несколько российских социал-демократов неопределенной партийной принадлежности обдумывали планы совместных террористических действий, которые, по сведениям полиции, включали в себя организацию небольшой боевой организации под руководством Марка Бройдо и его жены Евы (оба — близкие друзья Савинкова)(48). Представители различных социал-демократических организаций были готовы забыть о фракционных расколах ради сотрудничества в боевых действиях. Они также были готовы с этими же целями объединить усилия с революционерами других групп и партий, некоторые из которых стояли очень далеко от основных положений русской социал-демократии.
РУССКИЕ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ И ДРУГИЕ РАДИКАЛЫ
В своих публичных заявлениях и партийных изданиях лидеры РСДРП редко упускали возможность определить границы, отделяющие их от всех других революционеров, и осудить неортодоксальные взгляды и неосуществимые программы своих оппонентов. ПСР бросала наиболее грозный вызов образу мыслей социал-демократов, и потому на нее обрушивался шквал критики, оскорблений и обвинений во всех смертных грехах — от контрреволюционности до анархизма. ПСР отвечала подобным же образом, публично упрекая социал-демократов в поведении, недостойном революционеров, например — в растрате экспроприированных денег на алкогольные напитки(49). Временами соперничество эсеров и социал-демократов переходило в запугивание и угрозы, и есть указания на то, что иногда за этим следовали и практические действия. Например, в Баку группа эсеров санкционировала убийство местного меньшевика якобы как полицейского шпиона(50). И все же, несмотря на непрекращавшиеся взаимные обвинения во всех возможных грехах — от политической демагогии до измены революционным идеалам, — руководители обеих партий признавали, что споры могут быть отложены ради сотрудничества.
Согласно полицейским источникам, уже в феврале 1905 года быстро продвигались переговоры о возможном формальном объединении сил социал-демократов и эсеров для совместных террористических акций; такие видные эсеры, как Илья Рубанович, Марк Натансон и Михаил Гоц, обсуждали возможность террористической деятельности с ведущими представителями РСДРП за границей(51). В то же самое время организации эсеров и социал-демократов в России демонстрировали свою решимость вместе бороться с правительством террористическими методами, что они и делали в течение 1905–1907 годов(52).
Российские социалисты сотрудничали друг с другом и до начала революционных действий, но необходимость согласованных усилий стала особенно очевидна после 1905 года. Радикалы во всех частях страны не только время от времени оказывали друг другу помощь в выполнении ежедневных задач и поддерживали хорошие отношения, но и объединялись в полуформальные, группы и комитеты эсеров и социал-демократов для длительного сотрудничества во всех сферах революционной деятельности — от пропаганды до индивидуального террора и массовых восстаний(53). Под влиянием эсеров эти организации часто занимали очень радикальную позицию по вопросу о терроре. Боевики из Объединенной уральской группы с.-д. и с.-р., образовавшейся перед революцией, в 1905 году принимали участие во многих боевых операциях, в частности, они бросали бомбы в полицейских и казаков, пытавшихся разгонять противозаконные собрания рабочих(54).
Социал-демократы и эсеры также вместе занимались вымогательством и экспроприацией частной собственности, особенно на Кавказе, несмотря на официальное осуждение таких действий лидерами обеих партий. В Кутаисе, например, социал-демократы обложили специальным революционным налогом зажиточных местных граждан, главным образом — купцов. Под угрозой конфискации всего имущества купцы должны были собирать определенные суммы и ежемесячно давать социал-демократическим организациям, как минимум, пятьсот рублей. Видя, какую выгоду извлекают их товарищи-социалисты, местные эсеры захотели участвовать в дележе будущих прибылей и получили разрешение социал-демократов (контролировавших рынок) собирать по триста рублей ежемесячно на их собственные нужды(55).
Последователи Ленина были наименее догматичны в своем подходе к политическому насилию, и фракция большевиков активно сотрудничала с другими организациями в террористической деятельности. Еще до того, как революционные события 1905 года достигли своего зенита, большинство лидеров большевиков благосклонно относилось к совместным с эсерами боевым действиям. Во время дебатов на съезде РСДРП весной 1905 года большевик М. Г. Цхакая, уверяя товарищей, что эсеры недостаточно сильны, чтобы быть серьезными соперниками, отдавал должное их боевым отрядам и призывал во время революции использовать их помощь и объединяться с ними(56). Точку зрения Цхакая разделяло большинство присутствовавших, и на
съезде была принята резолюция, поручавшая членам партии выступать против эсеров по идеологическим и программным вопросам и в то же время разрешавшая совместные боевые операции. Как говорил Ленин, большевики и социалисты-революционеры должны идти порознь, но бить вместе(57).
Большевики, действовавшие на территории России и сталкивавшиеся с реальными трудностями революционной работы, не очень серьезно относились к первой части этой резолюции — об идеологических разногласиях, но зато всецело поддерживали вторую — о совместных действиях. Конечно, между революционерами по-прежнему бывали и трения, и открытые конфликты, но, по всей видимости, большая часть разногласий была результатом соперничества в практических вопросах, например, в вопросе о контроле над партийными финансами и кадрами. И соперничество уравновешивалось тем, что и в столицах, и на периферии в большинстве случаев обе стороны могли рассчитывать друг на друга при проведении самых разнообразных совместных акций.
В духе такого товарищества многие социал-демократы охотно снабжали эсеровских боевиков деньгами, предоставляли убежище и оказывали любую необходимую помощь. Жена известного левого меньшевика Николая Суханова, большевичка, помогала Петру Романову, эсеровскому боевику, разыскиваемому за убийство начальника жандармерии в Самаре в 1907 году, скрываться от полиции(58). Отдельные члены боевых отрядов большевиков, участвовавшие ранее в политических грабежах, совершали вместе с эсерами мелкие теракты, не запрашивая на то официального разрешения партийных органов(59). Большевики даже признавались, что в некоторых районах их отношения с эсерами были лучше, чем с членами братской фракции меньшевиков(бО).
В столицах большевики так же охотно помогали эсерам при проведении различных операций. Красин был готов в любую минуту протянуть руку помощи любому представителю радикального лагеря. Так, в 1907 году во время суда над эсерами, арестованными по делу Северного летучего боевого отряда, Красин и несколько его соратников по Военно-технической группе вынашивали планы освобождения подсудимых, среди которых были их личные друзья и знакомые. Эти планы, однако, не осуществились из-за своевременного вмешательства полиции(61). Красин организовал в Петербурге военно-техническое бюро — лабораторию, производившую бомбы, гранаты и «адские машины», и его знакомые эсеры были поражены качеством большевистских взрывных устройств(62). Боевики Красина также время от времени принимали участие вместе с эсерами в различных боевых действиях в столице(бЗ). Красин существенно помогал и максималистам. Огромные шестнадцатифунтовые бомбы, которые максималисты использовали при нападении на дом Столыпина на Аптекарском острове и при экспроприации в Фонарном переулке, были изготовлены в лаборатории Красина под его личным наблюдением(64). Несмотря на все попытки большевистских лидеров держать свои боевые операции в полной тайне, отдельные террористы продолжали поддерживать связи с максималистами. Многие большевистские боевики, вероятно, завидуя террористическим успехам максималистов, постоянно упрекали руководство своей партии за те ограничения, которые мешали им совершать такие же крупные теракты(65).
