Михал Огинский - Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1
На следующий же день он издал следующую прокламацию.
«В то время, когда все мое внимание и все мои усилия были обращены к главной цели – отражению неприятеля, я узнал, что у нас появился гораздо более страшный враг, который угрожает нам изнутри. События, происшедшие в Варшаве, наполнили мое сердце печалью и горечью. Желание людей видеть виновных наказанными само по себе не подлежит осуждению – но должны ли они быть наказаны без решения уполномоченного на то суда? Почему кто-то осмелился посягнуть на священный авторитет закона? Почему не выслушали и отнеслись без уважения к тем, кто говорил от имени закона? Наконец, почему правительственный чиновник, которого не в чем было упрекнуть, подвергся унизительной каре вместе с теми, кого считали виновными? Разве так должен вести себя народ, который взял в руки оружие для того, чтобы победить армию противника, завоевать себе свободу и независимость и достичь мира, спокойствия и благосостояния своей родины? Задумайтесь над этим, граждане, и вы поймете, что против вас под покровом тайны действуют низкие интриганы, чтобы ввести вас в заблуждение, помрачить ваши умы и толкнуть вас на бесчинство. Ваши враги только и мечтают, чтобы вы погрязли в анархии, яростно восстали против правительства, законов и общественного порядка, – тогда им легче будет распылить ваши силы и победить вас: ведь посреди хаоса, общего смятения и возможной опасности для каждого человека у вас не будет возможности подумать о благе государства.
Как только ход военных действий позволит мне отлучиться из армии, я прибуду к вам. Хочу верить, что присутствие среди вас военного человека, который каждый день подвергает свою жизнь опасности ради вас, – не будет вам неприятно. И я очень надеюсь, что не почувствую в вас отголосков этих печальных событий, которые разрушили бы во мне радость встречи с вами. Моя радость от этой встречи будет совершенна, если я увижу, что вы искренне разделяете ее со мной, и надеюсь, что мое присутствие напомнит вам, что сейчас нам важна только защита родины и свободы. Только достойное единство и строгое следование закону, то есть воздержание от актов насилия, может заслужить нам уважение в глазах всего мира. Граждане, я заклинаю вас во имя родины и всего, что вам дорого, изгнать навсегда из вашей памяти то заблуждение, в которое вы позволили себя втянуть, и восстановить в ней наше единство и горячее стремление действовать против общего неприятеля, а также уважение к закону и к тем, кто отдает вам приказы от имени закона. Знайте, что не заслуживает свободы тот, кто не умеет подчиняться законам своей страны.
Чтобы более не допустить подобных печальных событий, разрывающих мне сердце, я вынужден осудить небрежность в работе наших судебных трибуналов, которые задержались с рассмотрением дел поляков, арестованных и содержащихся в тюрьмах. Соответственно, я рекомендую Верховному совету ускорить деятельность подначальных ему магистратур и поручить уголовному трибуналу немедленно заняться рассмотрением дел заключенных, чтобы наказать виновных и освободить тех, кто будет признан невиновным.
Но, доверив компетентным органам исполнение правосудия, я строжайше запрещаю населению собираться толпами и приближаться к тюрьмам, и тем более – выбивать двери и издеваться над заключенными.
Если у вас есть просьбы к правительству, вы не должны выражать их, собираясь бесчинствующими толпами, с криками и угрозами и даже с оружием в руках: ваш долг позволяет использовать это оружие только против врагов родины. Вы должны обращаться с такими просьбами спокойно и достойно, через соответствующих чиновников или посредством лиц, выбранных среди вас и заслуживших ваше доверие. Только такое поведение достойно свободной нации. Вам известно, что правительство учреждено только для вас и работает только для вашего блага. Значит, тот, кто взывает к нему незаконными средствами, может быть только подстрекателем и возмутителем общественного спокойствия, который сам заслуживает сурового наказания.
Войска Речи Посполитой добровольно пошли за мной, чтобы защитить свободу, целостность и независимость нашей страны. Только ради этих бесценных благ и ради жаждущих их граждан мы согласны подвергать свои жизни опасности. Так что и вы, чья пламенная храбрость дошла до предела, можете использовать ее против внешнего врага и поторопиться в мой лагерь, если вы не заняты на другой службе государству или не удержаны настоятельной необходимостью заниматься семейными делами. Там, в лагере, вы будете встречены как братья; мы с удовольствием примем вас на службу родине. Доверьтесь совершенно заботам правительства, и вы увидите, что в стране установится спокойствие, а предатели будут наказаны. Это единственный способ вести достойную жизнь и избежать заслуженной кары.
Писано в лагере, вблизи Голкова, 29 июня 1794 года.
Подписал Т. Костюшко».
Генералиссимус не ограничился этим воззванием: он распорядился отыскать самых активных лиц, чтобы обнаружить среди них главных зачинщиков, подстрекавших народ к бунту 27 и 28 июня. Семеро из них были повешены, один, который обратился тогда к народу с речью, был изгнан. Чтобы не допустить повторения подобной тяжелой сцены, Костюшко дал секретное распоряжение магистрату города выбрать среди населения лиц, наиболее виновных и наиболее склонных к смуте, чтобы направить их на работы в его лагерь, в места, наименее защищенные от неприятельского огня, а также поставить их в первые ряды сражающихся.
До того времени венский двор хранил молчание по поводу последних событий в Польше и никак не проявлял своих намерений. Однако после занятия Кракова прусскими войсками император не захотел лишить себя выгод, которые мог получить от нового раздела Польши. Он понимал, что после объединения прусских войск с российскими для совместных действий против Польши исход этой борьбы не вызывает сомнений, потому решил ввести свою армию в Малую Польшу и обнародовал через своего генерала, графа Арнонкура, следующую прокламацию:
«Его императорское величество, обладающее королевскими и папскими прерогативами, более не может равнодушно взирать на волнения, разразившиеся в Польше, так как они могут иметь самые зловещие последствия для безопасности и спокойствия народов, находящихся под властью Е[го] В[еличества]. Соответственно, Е[го] В[еличество] счел необходимым отдать мне приказ войти с армейским корпусом, которым я командую, на польскую территорию, чтобы этой мерой пресечь опасность, которой могут подвергнуться границы Галиции, а также чтобы обеспечить безопасность и спокойствие владений Е[го] В[еличества].
Настоящим я заявляю, что все те, кто будет вести себя спокойно, по-дружески, сдержанно и с должным уважением к австрийским военным, смогут пользоваться высоким покровительством Е[го] В[еличества] и обретут гарантию безопасности – для себя лично, для своих владений и своего имущества. Те же, наоборот, кто окажется виновным в неразумном сопротивлении, подвергнут себя суровости законов военного времени.
Писано в штаб-квартире, Воловец, 30 июня 1794 года.
Подписал Жозеф, граф д’Арнонкур».
Поскольку в этих землях почти не было польских войск, австрийцы вошли в них без всякого сопротивления, и покой жителей там не был нарушен. Правительство Польши не могло, конечно, остаться равнодушным к этому демаршу австрийцев, но, не имея сил воспротивиться, было вынуждено покориться, и Костюшко удовольствовался тем, что написал Арнонкуру: «Поляки свято чтили существовавшие договоренности с Е[го] В[еличеством] императором, и никто не сможет обвинить Речь Посполитую Польшу в могущих произойти тяжелых последствиях введения в нее австрийских войск».
Поверенный в делах венского двора, Де Каше, спустя несколько дней покинул Варшаву, впрочем, его отъезд и введение австрийских войск на территорию Польши нисколько не обеспокоили жителей Варшавы, которые не допускали возможности, что венский двор захочет принять непосредственное участие в этой войне.
Тем временем российские и прусские войска приблизились к Варшаве и угрожали столице осадой. Ее положение было тем более опасным, что она никогда не укреплялась и, таким образом, со всех сторон предоставляла свободный доступ неприятелю. Только с началом восстания было решено делать рвы и окопы, чтобы защитить город от пешей атаки. Когда же, после Щекоцинского дела, Костюшко отступил в сторону Варшавы, эти работы стали производиться гораздо активнее, и, сверх того, на некотором расстоянии от города были возведены укрепленные лагеря, где можно было укрыться от обстрелов.
Поскольку я обещал отдельно дать описание событий, имевших место в Литве, начиная с восстания в Вильне, я временно прерву здесь описание военных действий, происходивших во время осады Варшавы, и вернусь к ним на момент моего возвращения в столицу после занятия Вильны российскими войсками и отступления армии Литвы.
