Натан Эйдельман - Тайные корреспонденты "Полярной звезды"
Полемику с молодыми, с Базаровыми, размышления о прошлом, настоящем и будущем нигилизма Герцен представил читателям в своих письмах «Еще раз Базаров». Эпилогом тома была III часть поэмы Огарева «Юмор» с подзаголовком «Через двадцать семь лет» (ПЗ, VIII, 161) и шесть последних стихотворений, как бы подводящих итог всему.
Последними строками последней «Полярной звезды» было огаревское «Предисловие к неизданному и неоконченному» (ПЗ, VIII, 178):.
…Не унывай и думай без испуга,
Что рвутся жизненные швы,
И не склоняй под тяжестью недуга
Полустолетней головы.
Спеши в строках последнего сказанья,
Где завершится жизнь сама,
Отметить всю работу пониманья,
Весь опыт явственный ума.
А там умри с спокойным чувством меры,
Вперив на мир последний взгляд,
Без помыслов отчаянья иль веры,
Без сожаленья и отрад...
Герцен нервничал оттого, что книга была мала, всего 10 печатных листов, и хотел сначала объявить о выходе второго выпуска VIII книги в 1869 г. (см. XXIX, 474). Однако он трезво оценивал обстановку и понимал, что, может статься, второй выпуск задержится. Возможно, поэтому в конце концов решено было считать VIII книгу законченной.
Но чтобы читатель не думал, что с этим томом заканчивается и «Полярная звезда», на последней странице обложки (розовой, как в отдельном издании «Былого и дум»!) было напечатано объявление:
«Следующая книжка „Полярной звезды“ выйдет в июне 1869 г.»
* * *Ни «Колокол», ни «Полярная звезда», ни «Былое и думы», строго говоря, при жизни Герцена не прекращались. Они приостанавливались, но всегда готовы были возобновиться. Подвязанный язык «Колокола» бил время от времени. Так, 15 февраля 1869 г. появилось последнее, шестое приложение к «Колоколу» на французском языке («Supplement du Kolokol») с документами из архива П. В. Долгорукова.
По содержанию эта публикация напоминала прежние «Исторические сборники Вольной русской типографии» и «Полярную звезду» (см. XX, 831 комм.).
IX «Полярная звезда» в июне 1869 г. не вышла, но Герцен о ней думал.
9–10 января 1869 г. он извещал Огарева, что «написал статейку вроде промемория Бакунину <первый вариант писем „К старому товарищу“>. Можно в „Полярной звезде“ напечатать» (XXX, 12). Однако 21 января того же года Герцен писал, что «„Полярную звезду“ можно начать печатать тотчас, как Георг <издатель> заплатит за всю прошлую. А если та не разойдется, мое мнение — вовсе не начинать. Статья моя in Bakouninem кончена, но она может и полежать» (XXX, 17).
«До „Полярной звезды“ далеко», — констатирует Герцен 4 февраля 1869 г. (XXX, 26), но чуть повеет «теплым ветром», он снова готов к действию и пишет Огареву 7–8 февраля 1869 г.: «Я готов с половины марта начать печатание „Полярной звезды“, если ты что-нибудь имеешь уже готового — напиши» (XXX, 31).
Так в мучительных раздумьях, колебаниях, среди новых тяжелейших личных переживаний (серьезная болезнь дочери, разлад с Н. А. Тучковой-Огаревой) проходили последние месяцы Герцена.
Его творческие планы, которые обнаруживаются в письмах и черновиках, его замечательные статьи и неопубликованные воспоминания, что появились частично в «Сборнике посмертных статей Александра Ивановича Герцена» (Женева, 1870 г.) — свидетельство громадных, лишь частично реализованных замыслов.
В последний раз «Колокол» и «Полярная звезда», вспомянуты Герценом как живые за 13 дней до смерти — в письме к Огареву от 7 января 1870 г. (из Парижа в Женеву). «Для возобновления „Колокола“ нужна программа <…>, читать нас никто не хочет. Сделаем опыт издать „Полярную звезду“ — что у тебя есть готового? Я, впрочем, предпочел бы участвовать в каком-нибудь петербургском издании» (XXX, 297).
В этих нескольких строчках вся история Вольных изданий за последние несколько лет.
Герцен сказал однажды о «Былом и думах», что «труд этот может на всем остановиться, как наша жизнь». Эти слова могли быть сказаны о «Полярной звезде» и «Колоколе».
Эти издания еще и еще раз появились бы в 70-х годах и, возможно, наступил бы день, когда
…снова наш раздастся звон
И снова с родины далекой
Привет услышится широкой…6
Последняя фраза, написанная Герценом в его жизни, символична.
В телеграмме С. Тхоржевскому 20 января 1870 г. он сообщал о своей болезни: «Большая опасность миновала. Недоволен врачами, как и всюду. Завтра постараюсь написать» (XXX, 301).
«Завтра» Герцен написал бы. Написал и напечатал бы много.
Но завтра у него не было, потому что через несколько часов он скончался. 12 июня 1877 года не стало Огарева. Только тогда навсегда остановилась «Полярная звезда» и умолк «Колокол»..
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Важными особенностями печати, литературы каждого революционного этапа являются круг ее читателей, широта распространения, состав корреспондентов. По этим данным можно судить о размахе, массовости освободительного движения. Рассматривая задачи пролетарской «Искры», В. И. Ленин исключительное внимание уделял вопросу о корреспондентах, видя в самой сети агентов, рабочих корреспондентов, связанных с единым центром — редакцией революционной газеты, контуры, леса, «которые строятся вокруг возводимого здания»- будущей партии (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, стр. 11).
Характеристика революционной печати как коллективного пропагандиста, коллективного агитатора, коллективного организатора в широком смысле применима ко всему освободительному движению в России, хотя, разумеется, содержание, форма, размах «пропаганды, агитации, организации» существенно различались на каждом этапе.
Декабристы не имели бесцензурного печатного органа вроде герценовской «Полярной звезды» и «Колокола». В их революционной практике почти не использовались нелегальные типографии1.
Революционную литературу в то время представляли легальные, подцензурные издания, например «Полярная звезда» Рылеева и Александра Бестужева, списки запретных стихов Пушкина, Рылеева, Грибоедова…
Отсутствие широкой нелегальной печати в тот период объясняется, конечно, не столько техническими условиями, сколько уровнем общественных интересов. Для узкого слоя, среди которого обращалась оппозиционная и революционная литература 20–40-х годов XIX в., было вполне достаточно журналов и альманахов с тиражами, измеряемыми сотнями, редко — тысячами экземпляров, а также десятков, реже — сотен рукописных списков. Сколько-нибудь широкой сети корреспондентов декабристская печать не имела, потому что серьезная борьба за привлечение народа к движению фактически не велась. Однако стихи Пушкина, Рылеева, Бестужева, распространяясь по России, подготавливали более широкую почву для будущих врагов власти, и в этом смысле можно говорить об агитационном значении декабристской литературы.
Вольная печать Герцена была следующей, более высокой ступенью агитации. Она усвоила лучшие традиции декабристской печати, а также передовой русской литературы и критики первой половины XIX в.
В 1853–1857 годах, в период выхода «листков» Герцена, а затем и «Полярной звезды», его печать по масштабам еще близка к литературе декабристов. Однако уже один тот факт, что на службу революции был поставлен свободный печатный станок, определял иные масштабы, иной размах дела, нежели в период рукописных списков. Новым в деятельности Вольной типографии была борьба за максимально возможную в тех условиях широкую массовую основу. Пробуждение разночинцев — передовой части народа — было одной из главных заслуг Вольной печати.
Задачи пропаганды и агитации уже не среди сотен, а среди тысяч и десятков тысяч заставили Герцена и Огарева перейти от издания отдельных листков и «медленных альманахов» к периодической газете — «Колоколу». Тираж этой газеты достигал 2500–3000 экземпляров, а учитывая дополнительные тиражи — 4500–5000. Практически это означало десятки тысяч читателей и было сравнимо с максимальными тиражами легальных изданий в России («Современник» — 6000, наиболее крупные газеты — 10–12 тысяч экземпляров). Всего же за 10 лет издания «Колокола» было выпущено примерно 500 тысяч его экземпляров. Одним из критериев массовости, успеха, масштабов распространения Вольной печати было число ее корреспондентов. В сети корреспондентов и распространителей уже угадывались контуры будущей организации. Член харьковско-киевского подпольного общества 1856–1860 гг. Михаил Левченко писал о молодежи, читавшей и распространявшей герценовские издания: «Без определенных форм, без названия членов <…> является общество, организованное единством целей»2.
