Юрий Тавровский - ДВУХЭТАЖНАЯ ЯПОНИЯ: Две тысячи дней на Японских островах
В просторном вестибюле было довольно темно. Оторвавшись от термоса с горячим чаем, навстречу вышел приветливый директор. В промежутках между ежегодными «днями борьбы за возвращение северных территорий» и наездами высокопоставленных гостей посетители не слишком балуют Немуро вниманием. Поэтому, наверное, директор — сама услужливость. Излагая на ходу историю строительства «Дома тоски», он проводил меня на второй этаж с его смотровой площадкой. На подзорных трубах, какие встречаются в каждом облюбованном туристами уголке Японии, нет прорези для монет и стоит необычная надпись: «Бесплатно». В трубу виден небольшой островок с возвышающимся как будто прямо из-под воды серым столбом маяка. Из объяснений узнаю, что это остров Сигнальный, или Кайгара, как его по привычке называют японцы. Рядом видны другие мелкие островки, а если сильно сдвинуть трубу влево, то увидишь внушительные очертания Кунашира, чье айнское название японцы еще в старину передали иероглифами, которые буквально означают «остров за пределами нашего государства». Выходя из «Дома тоски», вижу въезжающий на стоянку знакомый темно-синий автобус с токийским номером и антисоветскими лозунгами на бортах. Из него высыпает дюжина упитанных недобрых молодцев, рысцой направляющихся… Нет, вовсе не к своему «храму». Рядом с ним стоит небольшой магазинчик, торгующий сушеной морской капустой. Этот деликатес на Хоккайдо не только высшего качества, но и значительно дешевле. Поспеваю в магазин уже тогда, когда профессионалы «борьбы за возвращение» выстроились у кассы с большими пакетами. Видно, даже для них сувенир с Хоккайдо — это не стопки проштемпелеванной в «Доме тоски» пропагандистской литературы, а незаменимые в японской кухне тугие темно-коричневые полосы сушеной морской капусты «комбу».
Еще в школе мы узнаем, что морская капуста богата йодом и служит ценным сырьем для медицинской промышленности. Но, только попав в Японию, понимаешь безграничность способов использования плоских длинных лент водорослей. Из растертой в порошок сушеной капусты готовят особый чай — «комбу-тя». Без «комбу» трудно представить не очень-то вкусный, солоноватый, на мой вкус, суп «мисо-сиру» из соевой пасты с разными добавками, который обязательно подают вместе с рисом к семейному завтраку, обеду, ужину. В листьях морской капусты варят или запекают рыбу, из нее делают конфеты, варят солено-сладкое варенье. Словом, из «комбу» можно приготовить десятки, сотни всевозможных яств. Ценители и знатоки морской капусты хорошо знают сорт «кайгара комбу». Она встречается в водах вокруг торчащей из океана скалы — советского острова Сигнальный. Добычей этой редкой капусты занимаются рыбаки кооператива «Хабомаи», чьи причалы и склады начинаются в километре от реваншистской кумирни.
По берегу расхаживали одетые в доходящие почти до плеч непромокаемые резиновые штаны подростки и женщины, собиравшие выброшенную приливом капусту. На волнах качались шлюпки, хозяева которых подсекали ленты морских водорослей длинными шестами с острыми лезвиями на концах. «Главные добытчики ушли сегодня в советские воды, — объяснил директор кооператива Минори Мукаи, накануне вернувшийся из поездки в Москву, где он участвовал в переговорах о промысле в районе острова Сигнальный. — Среди 610 семейств нашего кооператива примерно 500 живет сбором «комбу».
Это наименее зажиточная часть рыбаков, по ним в первую очередь ударило введение во всем мире 200-мильных экономических зон. Запасы морской капусты в японских водах быстро истощались, доходы стремительно падали. К счастью, было достигнуто соглашение, снова открывшее для наших судов уникальные по обилию и качеству «комбу» воды острова Сигнальный. Надо ли говорить, как все мы благодарны за это гуманное решение Москвы! Даже после выплаты советской стороне за право добычи остается неплохая выручка».
На вопрос об отношении рыбаков к происходящему в «Доме тоски» глава кооператива отвечал такими словами: «Большинство считает, что политические проблемы между странами должны решать их правительства. Мы, простые рыбаки, кровно заинтересованы в сохранении добрососедства с СССР, хотя были бы рады видеть соседние острова в составе Японии. Наши люди, среди которых немало уроженцев Курил, решили создать в поселке отделение общества «Япония — СССР». Я, кстати, избран его председателем. В правлении кооператива выделили «советский уголок», в котором собраны подарки советских рыбаков и пограничников. Мы ведь часто встречаемся с ними в море…»
По дороге обратно в Кусиро мы обсуждали с Сатоси Томисава увиденное и услышанное. Мне показалось очень странным, что одни и те же люди говорят о «возвращении северных территорий» и выступают за дружбу с СССР. На взгляд моего спутника, этот парадокс легко объясним. «Они ведь живут не в политическом вакууме, чуть ли не ежедневно слышат о «северных территориях», даже прогноз погоды в передаче теленовостей сопровождается показом карты с претензиями к России. Ну, а тяга к дружбе с соседями объясняется, наверное, естественной надеждой на лучшее и доброе в жизни, интересом к русской культуре, сильным сторонам социалистического строя. Немаловажны и экономические факторы, встречи с советскими рыбаками, моряками заходящих в порты кораблей под красным флагом. На нашем острове, пожалуй, меньше людей, верящих в «предопределенность» отчуждения между Японией и СССР. В других частях страны, где не ступает нога советского человека, вести подобную пропаганду гораздо проще. Деятельность обществ и домов дружбы, хотя и сталкивается с политическими и финансовыми трудностями, все же много значит для сохранения и роста симпатий к вашей стране».
Действительно, сохранять и множить чувства симпатий между народами подчас ничуть не легче, чем оберегать птиц и зверей, занесенных в «Красную книгу». Но жить без этих чувств так же холодно и сиротливо, как без прославленных хоккайдских журавлей-красношапочников, чистых озер, зеленых лугов и уходящих за облака гор. Хотелось бы, чтобы Хоккайдо стал примером остальной Японии. Но как много надо для этого потрудиться и «досанко» и нашим дальневосточникам, деловым людям и рыбакам, артистам и журналистам, ученым и мэрам городов…
С Тацуо Хамамори, мэром города Вакканай, мне посчастливилось познакомиться на встрече породнившихся городов западного побережья Японии и советского Дальнего Востока. Посчастливилось, потому, что он один из старейших и самых уважаемых глав городских администраций Японии. Потому, что из-под седых коротко стриженных усов часто вспыхивает располагающая улыбка очень доброго человека.
Поначалу Вакканай покажется приезжему заурядным рыбачьим городком, каких сотни вдоль берегов Японии. В центре пропахший дарами моря порт, причалы которого облеплены промысловыми судами всех размеров. Чуть дальше начинаются склады, разделочные цехи, рыбные рынки. Еще несколько шагов в глубь суши — и оказываешься на главной улице с ее стандартным набором магазинов, закусочных, гостиниц. Тут же мэрия с аккуратным японским садиком из камней, сосен, каменных фонарей, полицейский участок и вокзал, с которого отправляются поезда из двух вагонов. А потом две-три улицы жилых домов и крутые склоны сопок, преграждающие расползание города вширь, заставляющие его вытягиваться по узкой прибрежной полосе. Необычность же Вакканая становится очевидной только после прогулки по городу. В музее рыболовства рядом с маяком посетителям ставят памятный штемпель с координатами города: 45 градусов и 27 минут северной широты, 141 градус и 39 минут восточной долготы. Вакканай — самый северный город Японии. К тому же он очень близкий к Советскому Союзу город. Об этом узнаешь на смотровой площадке 80-метровой красно-белой башни, построенной в ознаменование столетия города в 1978 г. В ясную погоду на краю горизонта довольно отчетливо виднеются темная кромка суши, горы. До Сахалина чуть больше 40 км.
Близость к России повлияла на историю Вакканая. Сам город и его ближайшие окрестности богаты памятниками, рассказывающими не только о полной драматизма истории первых контактов двух стран, но также повествующими о японо-советских отношениях наших дней, дающими пищу для размышлений о будущем.
Мыс Соя. Крайняя точка японской земли. У напоминающего пирамиду топографического знака-памятника сильный ветер срывает шапки с туристов. Сделав полагающиеся залпы снимков на память, они поскорее прячутся в уютные автобусы. Мало кто подходит к стоящей поблизости бронзовой статуе самурая, глядящего в сторону Сахалина. Это Риндзо Мамия, один из первых японцев, посетивших здешние суровые места. Он дважды отплывал в начале прошлого века с мыса Соя на Сахалин, к которому издавна проявляли повышенный интерес лидеры самурайского клана Мацумаэ, к тому времени уже колонизировавшего южные районы Хоккайдо. Но и Риндзо Мамия, и его спутники видели в избитых ветрами, неприветливых берегах северного Хоккайдо не достойные освоения земли, а только удобную отправную точку для путешествий в манившие их «северные моря».
