Криминальный гардероб. Особенности девиантного костюма - Коллектив авторов

Процесс деконструкции тренча во второй половине XX — начале XXI века и его последующей творческой реконструкции напоминает портрет Пикассо 1930-х годов, на котором черты лица и части тела хаотично перемешаны. Тренч превратился в иконический символ постмодерна, многозначную форму, способствующую индивидуализации личности. Функциональная модерность сменилась воображаемой. Подобно тому как униформа выступает репрезентацией стандартизации и конформизма, протест против которых предполагает нарушение социальных конвенций, тренч, когда-то являвшийся частью военной экипировки, а затем верхней одеждой и атрибутом детектива, стал маркером культурной дихотомии. Дж. Крейк писала, что женская униформа выявляет амбивалентную природу современной феминности. По ее словам, «в постмодернистском мире символический багаж униформы составляют скорее ее чрезмерные, пародийные, эротические и комедийные элементы, нежели те, что напоминают о порядке, дисциплине, власти и контроле» [497]. Разнообразие тренчей прекрасно отражает этот диапазон ассоциаций, превращая вымысел в моду, а моду — в вымысел, маркируя проницаемость между реальной жизнью и нарративом, в рамках которого мода позиционирует современную жизнь как неразгаданную тайну.

14

ДЖОАН ТЁРНИ

В этой главе речь пойдет о реапроприации спортивной одежды и, прежде всего, спортивного костюма современной повседневной (неспортивной) модой. После недавней медийной моральной паники, стимулированной беспокойством по поводу случаев гражданского неповиновения, девиантного поведения, недостатка социальной ответственности и кризиса маскулинности, тема сарториальных кодов приобрела беспрецедентную актуальность в политической повестке (например, «худи» — это не только предмет гардероба, но и личность, которая, по общему мнению, не вписывается в нормативные рамки, установленные культурой и социумом). Синтетическая спортивная одежда как базовый элемент мужского гардероба часто не имеет ничего общего со спортом. Ее носят и бунтующие юнцы, и диванные лежебоки. Эта глава скроена по образцу спортивного костюма-двойки: автор обращается к двум разным, но взаимосвязанным проблемам, важным для исследования неспортивной спортивной одежды, ее популярности и той гипотетической угрозы, которую она представляет для статус-кво. Речь пойдет, во-первых, о субверсии нормативных дресс-кодов и, во-вторых, об атрибутах перформативной маскулинности в контексте современных досуговых практик.

Сочетание слов «спортивный» (track) и «костюм» (suit) служит здесь отправной точкой для осмысления процесса конструирования идеалов маскулинности с помощью моды, а реализация доминирующих моделей маскулинного поведения (таких, как спорт и состязание) обсуждается в связи с проблемами неформальной и антиобщественной деятельности. Таким образом, спортивный костюм-двойка символизирует новые дихотомии, ассоциированные с репрезентациями перформативной маскулинности: «состязание»/«потребление», «участник»/«зритель», «активный»/«пассивный», «нарядный»/«повседневный» и так далее. Термин «возмущение», в свою очередь, используется для описания практик сопротивления, связанных с социальным протестом и отвержением, например, в работе И. Тайлер «Возмутительные субъекты» (Revolting Subjects) [498].

Анализируя распространенный и, казалось бы, безобидный наряд одновременно как объект и миф, я рассматриваю спортивный костюм как символ транзитивной маскулинности и, соответственно, как маркер социальной нестабильности и потенциальной угрозы для общества. Спортивный костюм знаменует гибель патриархата. Спортсмены надевают его перед выступлением. Костюм согревает тело, сохраняя гибкость мышц, и укрывает владельца от посторонних взглядов. Лишь сняв костюм, спортсмен превращается в участника состязания. Этот наряд ассоциируется с нервозностью, подготовкой, размышлением, концентрацией, а будучи расстегнутым, он в буквальном смысле выпускает на волю зверя. Похожие функции спортивный костюм выполняет и в повседневной жизни: он скрывает владельца и, соответственно, его намерения. Но что же и кто состязается в этом случае? Что обретет свободу, если из-под костюма (гипотетически) явится наружу тело? В качестве уличной одежды спортивный костюм будет рассматриваться как одежда участника состязаний, пребывающего в покое, временного аутсайдера, для которого нормативные поведенческие и перформативные коды составляют предмет стороннего скептического изучения.

Введение в историю спортивного костюма: спортивный стиль

Спортивный костюм приобрел популярность в 1960-х годах, когда его носили атлеты, и превратился в базовый элемент мужского и женского гардероба начиная с 1970-х годов. Как любая другая одежда, спортивный костюм был подвержен влиянию изменчивой моды: в 1970-х его шили из хлопчатобумажной полотенечной ткани, в 1980-х выпускали костюмы с нейлоновым покрытием в стиле техно и велюровые домашние костюмы; в 1990-х появился первый дизайнерский спортивный костюм от Juicy Couture [499]. Перемещение спортивного костюма из мира профессионального спорта в мир моды соответствовало духу времени и опосредствовалось культурой фитнес-шика, которая зародилась в 1970-х годах, а в 1990-х трансформировалась в развитую культуру тренажерного зала. Вместе с тем спортивный костюм — не только наряд поклонников фитнеса, питающих пристрастие к активному образу жизни, но и любимая одежда тех, кто пребывает на отдыхе, кто хочет чувствовать себя комфортно, неформально и уютно. Между этими двумя полюсами есть место для кое-кого более подозрительного и потенциально опасного: для подростка, «худи», шпаны или бездельника, от которого, весьма вероятно, не стоит ждать ничего хорошего.

В этой главе я постараюсь описать значения каждой из ипостасей спортивного костюма, а также исследовать его как одну из важных репрезентаций перемен в представлениях о маскулинности и в отношении к ней, начавшихся в 1970-х годах. Речь пойдет прежде всего о вестиментарной культуре Великобритании. Следует учитывать, однако, что описываемый период — это время глобализации, деиндустриализации и гомогенизации, или уплощения, культуры, вызванного широким распространением образов и манипуляцией ими. Это время господства межнациональных корпораций и коммуникационных технологий. Соответственно, сторонние референции неизбежно влияли на восприятие занимающего меня предмета гардероба и отчасти обусловливали специфику его апроприации.

Можно смело утверждать, что к концу 1970-х годов спортивный костюм превратился в маркер маргинализованной маскулинности. Начало этому положило распространение культовых фотографий, сделанных во время Олимпийских игр 1968 года в Мексике, на которых спортсмены-афроамериканцы, облаченные в спортивные костюмы, стоя на победном пьедестале, поднимали руки в салюте «Черной силы». Всемирно известный образ стал предвестником кардинальных социальных перемен. Он знаменовал кульминацию протестных настроений в Америке, которая в эпоху легализации гражданских прав была сотрясаема расовыми беспорядками и демонстрациями против войны во Вьетнаме, в том числе — в Мехико (городе, принимавшем Олимпийские игры), где власти расстреляли протестующих. Казалось, никто уже не может помешать грядущим переменам. Гэри Янг вспоминал:

Образ двух чернокожих спортсменов, открыто протестующих на международной арене, воспринимался как важное послание и для Америки, и для всего мира. На родине это дерзкое и откровенное презрение к символам американского патриотизма — флагу и гимну — мгновенно превратило протест из маргинального явления американской жизни в сюжет телепередач, выходящих в эфир в прайм-тайм. <…> В мире жест был воспринят как акт солидарности со всеми борцами за равенство, справедливость и права человека [500].